Мелани Кляйн - Детский психоанализ
Одновременно я адресовала бы свои критические замечания и некоторым другим примерам, представленным Анной Фрейд. Она неоднократно упоминает о признаниях в онанизме, доверенных ей маленькими пациентами. Рассказ о двух своих снах девятилетней девочки, которая сделала подобное признание (стр. 31 - 32), полагаю, говорит гораздо больше, чем только об этом, и определенные вещи в нем несут чрезвычайно важную информацию. Ее страх огня и сон о взрыве колонки, вызванном ошибкой с ее стороны и означающем наказание, как мне представляется, отсылают по всей вероятности к наблюдению за родительским совокуплением. То же самое можно сказать и о втором сне. Речь шла о «двух кирпичах (брусках) различных цветов и домике, в который они метали огонь». Как показывает мой опыт анализа детей, можно говорить, что в самых общих чертах эти образы, как правило, означают примитивные сцены. В том числе и таким значением обладает для меня содержание ее снов об огне, а ее рисунки только подтвердили мои догадки: они изображали монстров (описанных Анной Фрейд на стр. 37 - 38),
которых она называла «мордёры»,[20] и колдунью, которая тянет за волосы великана. Безусловно, Анна Фрейд права, когда интерпретирует эти рисунки, как отражающие кастрационную и мастурбационную тревогу. Но я уверена, что «мордёры» и колдунья, отрезающая волосы великану символизируют половой акт родителей, воспринятый ребенком, как садистический акт кастрации. Кроме того, они доказывают, что, получив такое впечатление, девочка почувствовала в себе самой садистические желания по отношению к родителям (взрыв колонки, который она спровоцировала во сне), а также, что ее мастурбация была связана с этими желаниями. Вместе с тем, их связь с Эдиповым комплексом породила глубокое чувство вины, которое, в свою очередь, вызывало компульсивные повторения и фиксацию в значительной степени.
Что же такого было скрыто, что опустила в своей интерпретации Анна Фрейд? Все то, что привело бы к сколько-нибудь глубокому проникновению в эдипальную ситуацию. Это весьма показательно еще и потому, что она воздержалась от объяснения глубинных причин чувства вины и фиксации.
Таким отказом она дала ребенку понять, что уменьшить их невозможно. Я вынуждена выдвинуть здесь точно такое же предположение, как по поводу случая девочки, страдавшей от обсессивного невроза. Если бы Анна Фрейд подвергла импульсивные стремления более глубокому анализу, у нее отпала бы необходимость обучать пациентку контролировать их, вместе с тем победа над ними стала бы сравнительно более бесспорной. Как нам известно, Эдипов комплекс - это ядро невроза, следовательно, если в процессе анализа было решено отказаться от зондирования этого комплекса, невроз не мог быть всесторонне проработан и до конца вылечен.
Какими же соображениями руководствуется Анна Фрейд, когда решает воздержаться от полного анализа, подразумевающего исследование без купюр и сокращений отношения ребенка к родителям и Эдипова комплекса? Большинство пассажей в книге предоставляют по этому поводу целый ряд чрезвычайно любопытных сведений. Теперь необходимо подвести им итог и рассмотреть, что же они означают.
Анна Фрейд полагает, что она не вправе вклиниваться между ребенком и родителями, а семейная дисциплина не должна быть подвергнута опасности пробудить у ребенка определенные конфликты, если его сопротивление родителям было доведено до сознательного уровня.
Думаю, именно в этом и заключается принципиальное различие между идеями Анны Фрейд и моими, что объясняет, в свою очередь, контраст между используемыми методиками работы. Она сама признает (на стр. 14), что у нее возникает ощущение «нечистой совести» перед родителями, которые стали ее клиентами, если, по ее выражению «это оборачивается против них». В том случае, когда гувернантка была враждебно настроена к ней (стр. 20 - 21), она сделала все что в ее силах, чтобы настроить ребенка против этой женщины, отделить от нее его позитивные чувства и развернуть их к себе самой. Когда в игру вступают родители, она избегает действовать подобным образом, и я считаю, что в этом она абсолютно права. Разница между нами заключена в следующем: я никогда и никаким способом не пыталась настроить ребенка против кого бы ни было из его окружения. Но если родители доверили мне его анализ и если это будет необходимо для преодоления невроза или по иным причинам, полагаю, что я обязана и дальше следовать пути, который представляется мне наилучшим и единственно возможным с точки зрения интересов ребенка. Я хочу сказать, что настаиваю на анализе «без аннексий и контрибуций» по отношению к тем, кто окружает моих пациентов, и в особенности, по отношению к их родителям, братьям и сестрам.
Существует множество опасностей, которые пугают Анну Фрейд, на которые она боится натолкнуться в анализе отношения пациентов к родителям и которые могли бы сказаться, как ей кажется, на этой пресловутой слабости, приписываемой Супер-Эго ребенка. В некоторых опасениях я бы поддержала ее. Однажды успешно разрешенный трансфер освобождает ребенка от необходимости изыскивать в дальнейшим путь для подлинных объектов любви и может усилиться или подтолкнуть его «повторно впасть в невроз, или же, если такой выход был для него перекрыт психоаналитическим лечением, избрать оппозиционное направление: а именно - открытое сопротивление» (на стр. 61 - 62). Или же, когда родительское влияние направлено против аналитика, и отсюда следует, что «ребенок оказался бы аффективно привязан к двум различным частям и ситуация походила бы на ту, что складывается в несчастливых браках, когда ребенок становится яблоком раздора между отцом и матерью» (на стр. 77).
И еще: «В тех случаях, когда анализ не может органично вписаться в жизнь ребенка и в полной мере стать ее частью, но врезается как инородное тело в другие его отношения и нарушает их, очевидно, единственное, к чему он приведет - только к созданию многочисленных дополнительных конфликтов, которые невозможно разрешить при помощи психоаналитического лечения» (на стр. 84). Автор боится, что однажды освобожденный от невроза ребенок не сможет больше адаптироваться к необходимым воспитательным требованиям и к своему окружению: подобный страх происходит от ее уверенности в том, что инфантильное Супер-Эго долгое время остается недостаточно сильным. Я бы возразила так: мой опыт учит меня, что если мы анализируем ребенка без каких-либо предубежденных идей, мы открываем совершенно иную картину как раз благодаря тому, что можем проникнуть как можно глубже в этот критический период, который предшествует возрасту двух лет. Затем мы обнаружим, что жестокость инфантильного Супер-Эго, чей характер Анна Фрейд сама имела возможность констатировать, проявляется намного отчетливее. Мы увидим, что все, что необходимо сделать, - это отнюдь не усилить Супер-Эго, а напротив, смягчить его воздействие. Не стоит забывать, что воспитательное влияние и культурные требования не прекращают своего воздействия во время анализа, даже если аналитик действует как совершенно нейтральная третья сторона и не берет за это на себя никакой специфической ответственности. Если Супер-Эго уже обладает достаточной мощью для того, что спровоцировать возникновение конфликта и невроза, ее, безусловно, достанет и впредь, даже если мы станем мало-помалу изменять эту инстанцию в ходе психоанализа.
Ни одного анализа не завершила я с ощущением, что эта способность стала сверх меры ослабленной. Напротив, в большинстве случаев, какие мне вообще известны, в конце анализа мне бы хотелось, чтобы чересчур мощная власть Супер-Эго могла быть еще уменьшена.
Анна Фрейд совершенно справедливо подчеркивает, что если мы обеспечиваем позитивный трансфер, дети помогают нам, сотрудничают с нами и готовы пойти на любое самопожертвование. Для меня это служит доказательством, что по сравнению с суровостью Супер-Эго, потребность ребенка в любви - это движущая сила, настолько же, если не более мощная, как его стремление соответствовать культурным требованиям, несмотря на то, что благодаря психоанализу его способность любить полностью освобождается.
Мы не вправе забывать, что требования, предъявляемые реальностью к Эго взрослого человека гораздо более тягостные, нежели те, менее давящие, которым должен противостоять ребенок.
Конечно же, если ребенок вынужден сосуществовать с неспособными к пониманию, невротическими личностями, или с кем-то, кто может повредить ему тем или иным способом, остается доля вероятности, что мы не сможем избавить его от невроза полностью или что под влиянием окружающих невроз будет пробужден заново. Мой опыт, тем не менее, показывает, что даже в таких случаях наше вмешательство способно смягчить конфликты и улучшить развитие ребенка. Более того, даже проявившись вновь, невроз, как правило, бывает менее тяжелым и гораздо легче поддается излечению. Анна Фрейд опасается, что если проанализированный ребенок останется во враждебном анализу окружении, он начнет противостоять объектам любви, от которых он отделился, и, как следствие, станет легкой добычей конфликтов. Но как раз именно в этом ключе, как мне кажется, теоретические предположения опровергаются практикой. Я обнаружила, что даже в похожих случаях анализ делает ребенка способным лучше адаптироваться и, соответственно, лучше справляться с влиянием неблагоприятного окружения и меньше страдать, чем до прохождения анализа.
