Гарри Гантрип - ШИЗОИДНЫЕ ЯВЛЕНИЯ, ОБЪЕКТНЫЕ ОТНОШЕНИЯ И САМОСТЬ
«Параноидальный» и «шизоидный» представляют собой «опасность» и «бегство» соответственно. Кляйн полагает, что неудача проработки этой ситуации впоследствии делает ребенка неспособным решать проблемы депрессивной позиции, так что он может регрессировать к более ранней стадии в качестве защиты против боли депрессии. Кляйн считала «депрессивную позицию» центрально значимой для появления того, что Винникотт (1955Ь) называет «сострадание» или «забота» о других— морального чувства цивилизованного человека. Более ранние позиции, параноидальная и шизоидная, или «преследующая» и «уходящая», являются до-моральными и не допускают никакой заботы о других людях.
Защита от связанных с ними опасностей, однако, совершенно различна. Параноидальный индивид сталкивается лицом к лицу с физическим преследованием (как, например, в сновидениях он подвергается нападкам со стороны смертельно опасных фигур), а депрессивный индивид сталкивается лицом к лицу с моральным преследованием (как, например, в чувстве того, что он окружен обвиняющими глазами и указывающими пальцами), так что Кляйн считает обе позиции как устанавливающие первичную форму тревоги.
В действительности, большинство индивидов предпочитает либо смотреть в лицо депрессивной тревоге (вина), либо тревоге преследования (страх абсолютно плохого преследующего объекта), либо колебаться между депрессивной и параноидальной позициями, нежели смотреть в лицо экстремальной шизоидной утрате всего, как объектов, так и эго. Как тревога преследования, так и депрессивная тревога являются переживаниями объектных отношений, в то время как шизоидная позиция аннулирует объектные связи в попытке убежать от тревог всех типов.
Хотя шизоидный уход и регрессия являются, по сути, одним и тем же феноменом, они имеют различные смыслы для разных частей самости. С точки зрения центрального эго, т.е. сознательной самости, или эго повседневной жизни, уход означает тотальную утрату. С точки зрения той части самости, которая подверглась расщеплению и ушла внутрь, это не «утрата», а «регрессия» или отход назад внутрь малого безопасного пространства, как это представлено в своей крайности фантазией о возвращении в матку. Мы должны, поэтому, допускать три базисные позиции: шизоидную (или регрессивную), параноидальную (или преследующую) и депрессивную (или отягощенную виной); обе позиции, и параноидальная и депрессивная, могут использоваться в качестве защиты против шизоидной позиции. Когда индивид подвергается внутренней угрозе деперсонализации вследствие непроизвольного шизоидного бегства от реальности (когда глубокий страх пробуждается слишком интенсивно), он будет бороться за сохранение своего эго, находя убежище в фантазиях о плохих внутренних объектах преследующего или обвиняющего типа. Затем, непреднамеренно проецируя эти фантазии на внешнюю реальность, он начинает думать, что люди либо замышляют погубить его, либо критикуют и обвиняют за все, что он делает. Фэйрберн считает параноидальную реакцию способом манипуляции интернализованными объектами в качестве защиты против главных опасностей шизоидной апатии и депрессии, полагая в «шизоидной позиции» решающий фактор всего последующего развития. Мы можем согласиться, что «депрессивная позиция» имеет решающе важное значение для морального, социального и культурного развития младенца, но представленный мною клинический материал, как мне кажется, подтверждает точку зрения Фэйрберна, что шизоидные феномены и бегство от объектных отношений имеют большее значение для заболевания, чем депрессия, чаще встречаются в области психопатологии, и что шизоидная позиция имеет жизненно важное значение для развития.
Шизоидный поиск компромисса в человеческих взаимоотношениях
Маточные фантазии и/или пассивное желание умереть представляют собой крайнюю шизоидную реакцию, окончательную регрессию, однако чаще встречаются более мягкие шизоидные, т.е. отстраненные или отчужденные, состояния психики. Прежде чем мы начнем изучать эти более часто встречающиеся состояния, может быть полезно взглянуть на крайний случай. Одиннадцатилетняя девочка начала воспринимать жизнь как непереносимую для себя и искала поддержки в усилении зависимости от своей матери. Она была помещена в больницу, и ее лечили, дисциплинируя «истерические попытки контролировать семью». После нескольких недель лечения она сказала матери: «Я не могу продолжать. Как бы мне хотелось потерять сознание и очнуться внутри твоего живота». Ее забрали домой в истощенном состоянии, и она сразу же впала в глубокий сон, который лишь частично прерывался на непродолжительное время в течение ряда дней. Отметив эту глубинную регрессию, обратимся к ее более часто встречающимся формам. В первой главе я использовал термин «то внутрь, то наружу программа» для описания той дилеммы, в которую попадают шизоидные люди в связи с объектными отношениями. Они втянуты в конфликт между, в равной мере, сильными потребностями в тесных хороших личных контактах и страхом перед ними, и на деле часто то вступают во взаимоотношения вследствие своих потребностей, то вновь выходят из них по причине своих страхов. Шизоидная личность вследствие своих страхов не может искренне отдаться полностью или постоянно кому-либо или чему-либо. Наиболее прочные объектные отношения шизоида являются эмоционально нейтральными, часто просто рациональными. Это приводит к хаосу в жизни. Шизоид ненадежен и непостоянен. Он хочет получить то, чего у него нет, но теряет свой интерес и пытается уйти, когда наконец получает то, что хотел. Это в особенности мешает дружеским и любовным отношениям. Фраза о том, что «отсутствие делает сердце более любящим», справедлива для шизоидных людей, пока не пробуждается чрезмерный страх, а затем шизоид обращает любовь в ненависть. Шизоидный индивид может часто испытывать сильное стремление к другому человеку до тех пор, пока тот отсутствует, однако фактическое присутствие другого человека вызывает эмоциональный уход, который может варьировать от холодности, утраты интереса и неспособности к разговору до враждебности и отвращения: «присутствие делает сердце менее любящим». Часто пациент жалуется на то, что он ведет длительные беседы с терапевтом «у себя в голове», однако его голова становится пустой, когда он находится на сессии. Поэтому шизоид склонен быть постоянно «внутри себя» и «вне» любой ситуации.
Он обычно ведет активную фантазийную жизнь, однако в реальности страдает от необъяснимой утраты вкуса к жизни. Шизоид живет в воображаемом мире, а не в мире материальном, из которого бежит в себя. Он хочет реализовать свои мечты в реальной жизни, но как только его мечта начинает осуществляться, то необъяснимым образом не способен ни признавать это, ни радоваться этому, в особенности если это связано с личными отношениями. Одна незамужняя женщина в течение многих лет страстно желала выйти замуж и в возрасте сорока лет смогла завязать первую серьезную связь с мужчиной. Он был превосходным человеком, хотя и довольно необщительным холостяком, не очень подходившим на роль любовника. До тех пор пока она не была уверена в том, сколь много она для него значит, она нетерпеливо и часто сердито добивалась большего проявления чувств с его стороны. Она сама вызвала его на разговор, и, когда внезапно поняла, что он действительно серьезно настроен, сразу же почувствовала испуг, утратила интерес и стала критической и отвергающей. У нее развился кризис, который прорвался однажды, когда она пришла на очередную сессию. Она встала в дверях и сказала напряженным голосом: «Я не могу подойти к вам. Не подходите ко мне. Мне придется уехать за много миль отсюда и жить в полном одиночестве». Я спросил у нее, чего она боится, и она ответила: «Если вы сближаетесь с людьми, то вас проглатывают, вы оказываетесь внутри».
Здесь мы видим поразительное выражение клаустрофобической реакции на близкие отношения, которые заставляли эту женщину жить в одиночестве всю жизнь. Ранее она имела обыкновение рассуждать о том, за кого из двух знакомых мужчин она хотела бы выйти замуж, и говорила: «Кого бы из них я ни выбрала, у меня сразу же возникает мысль, что моим избранником должен бы стать другой». Шизоид страшится, что близкие взаимоотношения повлекут за собой утрату независимости. Это затрудняет любые отношения. Для того чтобы быть близким с одним человеком, может быть необходимо держать другого человека на расстоянии. Чтобы поддерживать отношения с супругом, может быть необходимым отдалиться от детей или родителей; или же близкие отношения с одним ребенком могут привести к отчуждению по отношению к другому ребенку. Иногда это приводит к перепадам настроения в связи с одним и тем же человеком — периоды теплого эмоционального контакта сменяют периоды холодности и отчуждения. Не возникает никаких стабильных свободных теплых привязанностей. Эта клаустрофобическая реакция на любые подлинные близкие взаимоотношения видна в сновидении женщины-пациентки: ее сестра выражала большую любовь и теплоту по отношению к ней, и она всем этим наслаждалась; затем внезапно она ощутила панику и подумала: «Мы становимся слишком близкими друг другу, это опасно, произойдет нечто ужасное», и отдалилась. Такое «то внутрь, то наружу» поведение, определяемое то потребностями, то страхами, оказывает серьезное влияние на сексуальные отношения в браке, так что, например, мужчина может быть способен завязать сексуальные отношения с женщиной, к которой не ощущает серьезной привязанности, в то время как бессознательно испытывает внутренний запрет вследствие глубоких страхов на близость с женщиной, которую он действительно любит. Он расщепляет себя на «ментальную самость» и «телесную самость», и если он ментально находится «во» взаимоотношениях, то телесно он должен быть «вне» этих отношений, и наоборот. Он не может отдать всего себя одному человеку.
