Зигмунд Фрейд - Большая книга психоанализа. Введение в психоанализ. Лекции. Три очерка по теории сексуальности. Я и Оно (сборник)
В отдельных случаях неврозов дело может обстоять по-разному; один раз определяющим является врожденная величина извращенной наклонности, в другой раз – ее коллатеральное усиление вследствие оттеснения либидо от нормальной сексуальной цели и сексуального объекта. Было бы неправильно конструировать противоположность там, где имеются отношения кооперации. Наиболее яркие проявления невроза имеют место тогда, когда конституция и переживание действуют сообща в одном направлении. Резко выраженная конституция сможет, пожалуй, обойтись без поддержки со стороны жизненных впечатлений, сильное потрясение в жизни вызовет, пожалуй, невроз и при средней конституции. Впрочем, эти положения в той же мере касаются этиологического значения врожденного и случайно пережитого также и в других областях.
Если предпочесть гипотезу, что особенно выраженная склонность к перверсиям все же относится к особенностям психоневротической конституции, то появляется перспектива выделить – в зависимости от врожденного преобладания той или иной эрогенной зоны, того или иного парциального влечения – многообразие таких конституций. Соответствует ли врожденному предрасположению к перверсиям особое отношение к выбору определенной формы заболевания, – это, как и многое другое в этой области, пока еще не исследовано.
Ссылка на инфантилизм сексуальности
Доказательством того, что извращенные побуждения являются факторами, ведущими к образованию симптомов при психоневрозах, мы чрезвычайным образом увеличили число людей, которых можно было бы причислить к извращенным. Дело не только в том, что сами невротики представляют собой очень многочисленный класс людей, – необходимо также учесть, что неврозы во всех своих формах сплошными рядами постепенно переходят в здоровье; ведь мог же Мёбиус с полным основанием утверждать, что все мы немного истеричны. Тем самым вследствие невероятного распространения перверсий мы вынуждены допустить, что и предрасположение к перверсиям не является редкой особенностью, а должно быть частью конституции, считающейся нормальной.
Мы слышали, что вопрос о том, сводятся ли перверсии к врожденным условиям или возникают благодаря случайным переживаниям, как это предполагал Бине в отношении фетишизма, является спорным. Теперь мы можем предложить его решение: разумеется, в основе перверсий лежит нечто врожденное, но нечто такое, что является врожденным у всех людей, что в качестве наследственных задатков колеблется в своей интенсивности и ждет усиления благодаря влияниям жизни. Речь идет о врожденных, закрепленных в конституции корнях сексуального влечения, развившихся в одном ряде случаев до настоящих носителей сексуальной деятельности (перверсии), в других случаях подвергающихся недостаточному подавлению (вытеснению), в результате чего они могут обходным путем – в виде симптомов болезни – привлечь к себе значительную часть сексуальной энергии, тогда как в наиболее благоприятных случаях благодаря действенному ограничению и иной переработке, минуя обе крайности, развивается так называемая нормальная сексуальная жизнь.
Но далее мы скажем, что предполагаемую конституцию, обнаруживающую зачатки всех перверсий, можно выявить лишь у ребенка, хотя все влечения у него могут проявляться только с умеренной интенсивностью. Если же нам напрашивается формулировка, что невротики сохранили у себя инфантильное состояние сексуальности или к нему вернулись, то нам следует обратить свой интерес к сексуальной жизни ребенка и проследить за игрой влияний, определяющих процесс развития детской сексуальности вплоть до его исхода в перверсии, неврозе или нормальной половой жизни.
II
Инфантильная сексуальность
Пренебрежение инфантильным
Популярное мнение о половом влечении состоит в том, что в детстве оно отсутствует и пробуждается только в период жизни, называемый пубертатом. Но это не простое, а чреватое последствиями заблуждение, поскольку именно оно прежде всего повинно в нашем нынешнем незнании основных условий сексуальной жизни. Обстоятельное исследование сексуальных проявлений в детстве, вероятно, открыло бы нам существенные черты полового влечения, показало бы его развитие и образование из различных источников.
Примечательно, что авторы, занимающиеся объяснением свойств и реакций взрослого индивида, уделяли гораздо больше внимания доисторическому времени, жизни предков, то есть приписывали гораздо больше влияния наследственности, чем другому доисторическому времени, которое приходится уже на индивидуальное существование человека, а именно детство. Однако следовало бы подумать, что влияние этого периода жизни легче понять и что оно с большим основанием должно привлекать к себе внимание, чем влияние наследственности.[101] Хотя в литературе встречаются случайные замечания о преждевременных проявлениях сексуальности у маленьких детей, об эрекции, мастурбации и даже о напоминающих коитус попытках, но только как об исключительных процессах, как о курьезах или как об отталкивающих примерах ранней испорченности. Насколько я знаю, ни один автор не имел четкого представления о закономерностях сексуального влечения в детстве, и в многочисленных сочинениях о развитии ребенка глава «Сексуальное развитие» чаще всего отсутствует.[102]
Инфантильная амнезия
Причину этого удивительного пренебрежения я усматриваю, с одной стороны, в конвенциональных соображениях, с которыми авторы считаются вследствие своего собственного воспитания, с другой стороны – в психическом феномене, который до сих пор не поддавался объяснению. Я имею в виду своеобразную амнезию, которая у большинства людей (но не у всех!) покрывает их раннее детство до шестого или восьмого года жизни. До сих пор нам не приходило в голову удивляться факту такой амнезии, хотя у нас имеются веские причины для этого. Ибо нам рассказывают, что в эти годы, о которых мы позднее ничего не сохранили в памяти, кроме нескольких непонятных отрывков воспоминаний, мы живо реагировали на впечатления, что умели по-человечески выражать горе и радость, проявляли любовь, ревность и другие страсти, которые нас сильно тогда волновали, что мы даже делали высказывания, которые отмечались взрослыми как доказательства нашего понимания и пробуждающейся способности суждения. И обо всем этом, став взрослыми, сами мы ничего не знаем. Почему наша память так отстает от других наших душевных функций? Ведь у нас есть основание полагать, что ни в какой другой период жизни она не была более восприимчива и способна к воспроизведению, чем именно в годы детства.
С другой стороны, мы должны предположить или можем убедиться благодаря психологическому исследованию, проведенному над другими, что те же самые впечатления, которые мы позабыли, тем не менее оставили после себя глубочайшие следы в нашей душевной жизни и оказали решающее влияние на наше дальнейшее развитие. Речь, следовательно, идет вовсе не о действительном разрушении детских впечатлений, а об амнезии, подобной той, которую мы наблюдаем у невротиков в отношении более поздних переживаний и сущность которой состоит просто в недопущении в сознание (вытеснении). Но какие силы осуществляют это вытеснение детских впечатлений? Кто разрешил бы эту загадку, тот объяснил бы, пожалуй, и истерическую амнезию.
И все же не упустим случая подчеркнуть, что существование инфантильной амнезии создает новую точку соприкосновения между душевным состоянием ребенка и психоневротика. Прежде мы уже встречались с другой точкой соприкосновения, когда нам напрашивалась формулировка, гласящая, что сексуальность психоневротиков сохранилась на детской позиции или вернулась к ней. Не следует ли в конце концов и саму инфантильную амнезию опять-таки связать с сексуальными побуждениями детства!
Впрочем, идея связать инфантильную амнезию с истерической – нечто большее, чем просто остроумная игра мысли. Истерическая амнезия, служащая вытеснению, объясняется только тем обстоятельством, что индивид уже обладает богатством воспоминаний, которыми он не может сознательно распоряжаться и которые теперь по ассоциативной связи притягивают к себе то, на что действуют со стороны сознания отталкивающие силы вытеснения.[103] Без инфантильной амнезии, можно сказать, не было бы истерической амнезии.
Я полагаю, что инфантильная амнезия, превращающая у каждого человека его детство, так сказать, в доисторическое время и скрывающая от него начало его собственной половой жизни, повинна в том, что детскому возрасту в целом не придают значения в развитии сексуальной жизни. Единичный наблюдатель не может восполнить возникший таким образом пробел в нашем знании. В 1896 году я уже подчеркивал значение детских лет для возникновения некоторых важных феноменов, зависящих от половой жизни, и с тех пор не переставал выдвигать на передний план инфантильный момент в сексуальности.
