Империя депрессии. Глобальная история разрушительной болезни - Садовски Джонатан
Меланхолия ассоциировалась с мужчинами, современная депрессия – с женщинами (см. Рисунок 2)[109]. Вовсе не факт, что мужчины страдали от меланхолии больше женщин. Что-то отдаленно напоминающее реальные статистические данные для какой-либо из стран появилось лишь к XX столетию; но даже в тех редких примерах, когда данные о количестве меланхоликов все же сохранились, по половому признаку они разделяются примерно поровну[110]. Статистика больных депрессией в последние десятилетия показывает, что женщин среди них больше, – хотя трактоваться эти цифры могут по-разному. Расхожий образ страдающего меланхолией в культуре, однако же, мужской, а «депрессивными» людьми являются преимущественно женщины. Человек, страдающий меланхолией, представляет собой фигуру героя, романтика, гения. Менее возвышенный термин «депрессия» вошел в обиход тогда, когда образ страдающего ею человека в культуре стал женским[111].
Сказать, что меланхолия – это депрессия, мы не можем. Однако в наших силах рассмотреть «семейное сходство». Какие-то описания меланхолии резко контрастируют с современной депрессией. Другие выглядят схоже. Сравнения вовсе не требуют быть одним и тем же. Между меланхолией и депрессией определенно существуют последовательные связи, пусть даже полностью они и не дублируют друг друга. Видеть разницу между историческими эпохами – значит начать постигать историю. И это не единственная сторона вопроса.
Мы знаем, что два термина имеют историческое родство, потому что врачи нарочно стали использовать термин «депрессия», чтобы заместить им термин «меланхолия». В 1904 году психиатр Адольф Майер рекомендовал эту замену потому, что «меланхолией» слишком часто называли болезнь без видимой причины. В последовавшие десятилетия его призыву постепенно внимало все больше врачей. Также продолжались дебаты насчет причин, значения и лечения меланхолии, что очень схоже с современными спорами относительно депрессии. Многие из них относятся к характерному для Запада дуализму «тела и души»: идее о том, что душевное – это не физическое, что душа отдельно, а тело отдельно[112]. Согласно концепции, тело и душа могут взаимодействовать, однако как именно – совершенно неясно. Социальные и гуманитарные исследования о человеческом теле, болезнях и исцелениях показывают, насколько этот дуализм является просто культурным явлением, абсолютно далеким от того, что свойственно человеку на самом деле[113]. В любом контексте ментальная активность имеет телесное воплощение, и лично я вижу это так: дух – это нечто, присущее телу, а не нечто, от него отдельное.
Но это разделение глубоко укоренилось и до сих пор проявляется как в научных исследованиях, так и в медицинских учреждениях, а также является популярным стереотипом.
На протяжении большей части европейской истории греческий термин melankholia (то есть избыток черной желчи) и понятие «меланхолия» попеременно использовались врачами при постановке диагноза[114]. Термин «депрессия» появился в XVII столетии и сперва означал лишь изменения в настроении. Но на рубеже XX века термины «меланхолия» и «депрессия» начали меняться местами. Депрессией могли описывать настроение, но все чаще ею называли состояние болезни. Термин «меланхолия» иногда применялся специалистами для обозначения депрессии определенного типа: тяжелой, часто психотического типа и с очевидными биологическими причинами. В этой главе я использую понятие «меланхолия» для обозначения болезни, если только не поясняю контекст, при котором еще использовался данный термин[115].
Рисунок 2. Эта картина считается самым наглядным живописным воплощением меланхолии. Заметим, что, хотя символическая сущность болезни – женского гендера, на протяжении почти всей истории западной цивилизации страдающего ею изображают мужчиной. Источник: Альбрехт Дюрер, «Меланхолия», 1514 (Wikimedia Commons)
Чересчур смрадная даже для мух: черная желчь в античности
Если вы уже жили в 1980-е годы, то могли слышать, что депрессия вызывается «химическим дисбалансом»[116]. И нет, это не было каким-то завуалированным отчетом о результатах научных изысканий: фраза вовсю появлялась в прессе и телерекламе лекарств. Тогда начали использовать названия химических веществ, по сути, просто заменив наименования жидкостей в организме, – именно такую идею и продвигала гуморальная теория тела в свое время: болезнь – результат дисбаланса жидкостей в организме. В случае меланхолии – избытка черной желчи, жидкости, ассоциируемой с холодом и сухостью. Искусственно вызванный приступ рвоты в попытке избавиться от излишков желчи считался обычным лечением. Не все исследователи меланхолии до настоящего времени были сторонниками гуморальной теории, но все же именно эта парадигма была самой влиятельной со времен Галена во II веке и вплоть до XX века[117].
У каждой жидкости была естественная функция в организме. Когда пропорции какой-либо из жидкостей нарушались, человек заболевал[118]. Каждая из четырех жидкостей соответствовала темпераменту: желтая желчь – холерическому, кровь – сангвиническому, слизь – флегматическому, а черная желчь – меланхолическому[119]. Также четыре жидкости соотносились с четырьмя сезонами, стихиями и периодами жизненного цикла. В каждом человеке из-за врожденных особенностей, или же в силу привычек, или под воздействием окружающей среды мог нарушаться баланс. И главной задачей врача было восстановление баланса жидкостей пациента.
Гален посвятил доказательству существования черной желчи целую книгу. Он считал, что она поступает в почки и внутренние органы из печени. Появляется в рвоте и фекалиях, вызывает рак и сибирскую язву[120] и столь смрадна, что «ни мухи, ни другие твари не пожелали бы ее коснуться…»[121].
На протяжении большей части античной истории под безумием подразумевали три состояния[122]. Френит – лихорадочный бред, вызываемый воспалением мозга. Мания – бред без горячки. Меланхолия была третьей. Термин отличался той же многозначностью, какая теперь характерна для депрессии: в широком спектре случаев, относящихся к нормальной жизни, так называлось настроение, или темперамент, но при некоторых обстоятельствах, – если она бывала сильной или не имела явной причины, – название относилось к болезни[123].
В ранней древнегреческой литературе меланхолия – часто болезнь гнева. В более поздней литературе акцент смещается на уныние[124]. Гиппократ развивал гуморальную теорию около 400 года до н. э. Избыток черной желчи вызывал симптомы, сейчас ассоциируемые с депрессией: упадок настроения, снижение аппетита, бессонницу и чувство усталости от жизни[125]. Стать причиной дисбаланса могло все, что высушивает или охлаждает тело. Поддержание баланса – дело нелегкое. Даже процесс старения оказался способным охладить тело и вызвать меланхолию. Также меланхолию могло спровоцировать наступление осени или прием определенных продуктов[126]. Гиппократ и многие авторы после него делали акцент на критерии пропорциональности: эмоции должны быть неоправданно сильны для внешних обстоятельств[127].
«Проблемы», написанные Аристотелем или же одним из его учеников, описывают черную желчь как смесь холодного и горячего – горячее проявлялось в маниакальной фазе болезни[128]. Перечисляемые в «Проблемах» симптомы обширны и включают отчаяние, медлительность, социальную замкнутость, мании и суицидальные наклонности, а также эпилепсию, кожные язвы, пораженные варикозом вены, необъяснимую веселость и чрезмерную уверенность в себе. Именно «Проблемы» породили распространенный миф о связи меланхолии и гениальности. Если верить этому труду, абсолютно все великие мужи были подвержены недугу.