Альманах - Триединство. Россия перед близким Востоком и недалеким Западом. Научно-литературный альманах. Выпуск 1
Славянская городская культура появилась раньше Рюрика. Поэтому его вряд ли безоговорочно следует считать родоначальником славянской государственности. В своей обширной работе «Древняя Российская история» М.В. Ломоносов достаточно убедительно показывал, что пришедшие на Русь варяги были выходцами не из Скандинавии, а как раз из племен, населявших южное побережье балтийского моря и имевших много общего с новгородцами в смысле языка и культуры. Представители этих племен были достаточно воинственными, ведь общим занятием всех вообще народностей как севера, так и юга Балтики был грабеж соседей. Странно было бы приглашать «княжить» кого-то со своими воинами, с которыми из-за языкового барьера даже и общаться было бы трудно! Так что у нас не меньше оснований относить себя к европейцам, чем у потомков франков и германцев.
Вся европейская культура своими корнями уходит в Древнюю Грецию и Рим. Но ведь и наша культура на том же базируется. Кириллица-то есть адаптированная к особенностям славянской речи греческая азбука. Старинные тесные контакты с Грецией вообще имели громадное значение для формирования главного отличительного признака нации – нашего языка. Об этом, как всегда, точно и убедительно сказал А. Пушкин: «Как материал словесности, язык славянорусский имеет неоспоримое превосходство перед всеми европейскими… В XI веке древний греческий язык вдруг открыл ему свой лексикон, даровал ему законы обдуманной своей грамматики… Сам по себе уже звучный и выразительный, отселе заем лет он гибкость и правильность».
Киевская Русь по своему культурному развитию отнюдь не стояла ниже франкогерманской Европы, которая в то время тоже совсем не считала Русь варварской! Династический брак связывал Русь и Норвегию, а дочь Ярослава Мудрого, ставшая королевой Франции, жаловалась отцу, сравнивая Киев и Париж, что он ее в какую-то дыру отправил!
Духовная и культурная близость европейцев и русских чётко прослеживается и в более поздний период. Обратим внимание на то, как легко произошло взаимопроникновение литературы и музыки. Это сейчас усиленно насаждаемый музыкальный строй с национальными корнями никак не связан. М. Глинка в свое время писал, что «музыку создает народ, а мы, композиторы, ее только аранжируем». Его же «Арагонская хота» в Испании сейчас воспринимается как народная. Этот аранжированный музыкальный строй стал естественной составляющей общеевропейской музыки.
Трагедия произошла в результате татарского нашествия. Русь спасла ценой своей крови всю Европу (не воздух же рассеял мечи русских воинов) и именно в этот период и позволила, по выражению А.И. Герцена, Европе обогнать себя.
Спасшаяся Европа развивалась и, как это было во все времена, стала смотреть с высоты достигнутого на Русь как на страну варваров. Ничего нового здесь не было. Так же смотрел Древний Рим на своих современников – франков и германцев.
Такое полуснисходительное-полупрезрительное отношение к русским четко прослеживается в сочинениях ряда европейских авторов, например, у Герберштейна. В то время, однако, не было возникшего гораздо позже чувства, которое можно было бы назвать страхом. Появилось это чувство тогда, когда «Россия вошла в Европу как спущенный корабль – при стуке топора и громе пушек».
Стук топора еще можно было бы выдержать. А вот гром пушек вызывал чувство опасения. После Нарвской конфузии еще можно было смеяться над Петром, но когда через год был разбит корпус Шлиппенбаха, а еще через два заложен Санкт-Петербург, то смех поутих.
Совсем уже тревожно стало, когда под Полтавой была разгромлена лучшая армия Европы во главе со всеми признаваемым выдающимися полководцем. Все это случилось за секунду по историческим меркам. Появление чего-то совершенно неожиданного, но способного существенно влиять на привычную жизнь выбивает, как и в обычной жизни, из колеи и приводит к необходимости постоянно оглядываться и учитывать такой новый фактор.
Российский канцлер времен Екатерины Великой А. Безбородко не слишком бахвалился, когда сказал, обращаясь к более молодым: «Не знаю, как будет при вас, а при нас ни одна пушка в Европе без нашего разрешения выстрелить не могла!»
К сожалению, стойкое чувство отторжения России испокон веков сохранялось в Европе. Не случайно современный глава дома Романовых князь Николай Романов, всю жизнь проживший в Европе и хорошо знающий ее изнутри, отметил: «Все-таки всегда в других странах было какое-то негативное отношение к России старых времен, прошлых времен и недавних времен. То есть всегда желали как-то повредить России».
Кстати, в прошлом Россия ничего плохого Европе не делала: не отторгала от нее целые куски, не угоняла людей в рабство, не сожгла Париж в отместку за пожар Москвы.
Постоянно ставится в укор судьба Польши. Почему-то не так часто вспоминается, что Пруссия тоже от Польши изрядный кусок отхватила!
Настоящая опасность возникла при коммунистическом правлении, при котором и появилось навязывание Восточной Европе своих порядков, депортации населения и т.д. Почти вековое идеологическое противостояние двух систем не могло не отразиться и на взаимоотношениях. Тем более что с самого начала большевиками делалось все возможное, чтобы реализовать утопию мировой революции. Здесь лежащую на поверхности причину усмотреть не трудно.
Однако, как уже и отмечалось, и более раннее время сбрасывать со счетов не следует.
Кое-что можно объяснить, опираясь на такое модное понятие, как менталитет.
Занявший Москву Наполеон был изумлен фактом выезда из нее населения, причем прежде всего верхушки. Это было совершенно неожиданно и никак не отвечало опыту Европы, подносившей ему одни за другими ключи от своих столиц. Это не мешало иностранцам по-прежнему смотреть на нас свысока. Л.Н. Толстой точно отобразил роль иностранных советчиков того времени: «Они всю Европу отдали ему (Наполеону. – Ред.) и приехали нас учить!»
Осаждавшие Севастополь в середине XIX века англичане и французы вряд ли могли представить себе сцену, о которой написал Е.В. Тарле. Приведем цитату: «Вот факт: подходит Нахимов к группе матросов на бастионе, спрашивает:
– Сколько вас тут осталось? Скоро смена придет?
– Да нет, не надо смены, нас еще двести человек, на два дня хватит!»
При этом не только матросы себя не считали героями, но и на любимого ими П.С. Нахимова как на героя не смотрели. Просто они находили вполне естественным, что ни они, ни Нахимов с бастионов не уйдут и, поэтому, вполне друг друга понимали и полагали, что только так и может быть.
Средневековая Европа оставила нам множество рыцарских замков и множество романов. У нас нет ничего подобного. После Киевской Руси не было и культа героев. Всегда приходилось всем стоять насмерть. Неожиданную мысль высказал А.С. Пушкин: «…у нас не было феодализма». Чушь какая-то, скажет читатель. Но прочитаем самого А. Пушкина: «Одна фамилия, варяжская, властвовала независимо, добиваясь великого княжества. Феодальное семейство одно. Бояре жили в городах при дворе княжеском, не укрепляя своих поместий, не сосредоточиваясь в малом семействе, ни враждуя противу королей, не продавая своей помощи городам. Но они были вместе, придворные товарищи об их правах заботились, составили союз, считались старшинством, крамольничали. Великие князья не имели нужды соединяться с народом, дабы их усмирить. …История России требует другой мысли, другой формулы…»
Пушкин считал, что это плохо, так как в результате в обществе не создался слой достаточно независимый и с известным чувством собственного достоинства аристократии. Даже в дотатарский период у нас не могла бы появиться Великая хартия вольностей, в которой декларировались права не только баронов, но и просто англичан. Правда, у нас не было и права первой ночи, хотя и можно было завести крепостной гарем!
Принято издеваться над типично русским «авось» да «небось». Ну а как без этого можно было обойтись?
Представим себе крестьянина, которому нужно зимой через лес проехать десятки верст до другой деревни. Мог бы он быть уверенным, что до конца доедет? Понятие «авось» и отражало необходимость приспосабливаться к условиям неопределенности, или, выражаясь математическим языком, жить по правилам нечетной логики. Н. Лесков это хорошо выразил, когда писал, что «авоска» с «небоской» «добрые теплые ребята, способные кинуться, когда надобно, и в огонь и в воду… ». Вполне реально, что это и образует пропасть между рациональным Западом и иррациональной Россией. Может быть, это и плохо, но без такой иррациональности Россия вряд ли бы выжила!
Один «иррациональный» народ невольно симпатизирует другому с теми же чертами. Соседняя Германия, населенная немцами, которые «без инструмента с кровати не свалятся», никогда не была близка сердцу русскому. Известная французская безалаберность была более созвучной!
