Теренс Маккенна - Истые Галлюцинации
Строки из моего дневника говорят сами за себя. Я как бы между прочим написал о "доступе в мир эльфов-алхимиков". Я назвал гриб дверью в иные измерения и связал его с преображением жизни на планете. В этом обнаруживается более юная, более наивная, более поэтическая душа - душа более интуитивная, запросто объявляющая дикую несусветицу Гностической Истиной, почерпнутой из галлюциногенных переживаний.
И тем не менее за двадцать лет эти мои идеи мало изменились. Тогда же я жаждал подтверждения и получил его. Я изменился - и скорее всего жаждал измениться. Для меня это было правдой тогда и остается правдой до сих пор: с появления гриба все превратилось в постоянное преображение. Теперь, по прошествии времени, после двух десятилетий размышлений на эту тему, я по-прежнему могу увидеть в тех самых ранних переживаниях многие мотивы, которые устояли перед натиском лет и так и остались тайной. В тот вечер мы с Деннисом в какой-то момент оба сумели увидеть и описать одинаковые внутренние видения. В последующие годы при использовании псилоцибина это повторялось неоднократно. И чувство изумления остается таким же свежим.
Те ранние эксперименты с грибами в Ла Чоррере окутывал ореол одушевленности и загадочности; не раз возникала мысль, что гриб - нечто большее, чем растительный галлюциноген или даже классический спутник шамана. Меня осенила догадка: а что, если на самом деле гриб этот разумное существо, причем не земное, а посланец иной цивилизации? Во время транса оно способно обнаруживать себя, проявляясь в обращенном внутрь сознании того, кто его воспринимает.
В дни, последовавшие за нашими первыми опытами с грибами" моя жизнь и жизнь моего брата претерпели колоссальное и странное преображение. До тех пор, пока Жак Валле не опубликовал в 1975 году свой ^Невидимый колледж", где отметил, что элемент абсурдности всегда является частью ситуации, в которой происходит контакт с неведомым, мне не хватало смелости вернуться к тому, что случилось с нами в Ла Чоррере, и попытаться подвести его под какую-то известную модель. Я годами рассказывал отрывки из нашей истории, никогда не раскрывая перед слушателями всю невероятную цепь событий, поскольку прекрасно сознавал, что могут предположить о нашем психическом состоянии в то время.
Любой рассказ о контакте с неведомым сам по себе достаточно невероятен, к тому же главным действующим лицом нашей истории являются галлюциногенные грибы, с которыми мы экспериментировали. Одно то, что мы занимались такими растениями, поставило бы под сомнение любые упоминания о контакте с иными мирами у всех, кто не относится с пониманием к употреблению галлюциногенов. Каждый объявил бы наш "случай с НЛО" наркотическим бредом. Но это не единственная сложность, когда начинаешь рассказывать нашу историю. События в Ла Чоррере вызвали острые противоречия среди их участников и последовавшие за ними горькие переживания. Было высказано несколько мнений о том, что произошло, каждое из которых базировалось на фактах, которые оппоненты не знали или объявляли несостоятельными.
То, что некоторые из нас восприняли как прорыв в запредельное, другие объявляли игрой буйной фантазии.
Мы были плохо подготовлены к событиям, которые на нас обрушились. Ведь начали мы как наивные наблюдатели чего-то, а чего -мы толком и сами не знали; поскольку же наша связь с этим феноменом продолжалась много дней, мы смогли обнаружить некоторые его аспекты. Я рад, что описанный здесь метод может оказаться эффективным для возбуждения того, что я здесь называю переживанием контакта с иными мирами (но он может быть и опасен, так что, друзья, не пытайтесь следовать нашему примеру).
Первый галлюциногенный "полет" со строфарией в Ла Чоррере произошел двадцать второго февраля 1971 года, немногим больше, чем через двадцать четыре часа после нашего прибытия туда и предшествовавшего этому четырехдневного перехода через джунгли из Сан-Хозе-дель-Энканто, что на Рио-Кара-Паране. Запись в моем дневнике на следующий день недвусмысленно свидетельствует о том, что я был просто заворожен. Это было последнее, что я сумел заставить себя записать. Дальше идут несколько недель молчания. Весь день я купался в блаженстве. Я знал одно: гриб оказался лучшим галлюциногеном из тех, что мне доводилось пробовать; он создавал неведомое дотоле ощущение радости жизни. Казалось, он открывает двери в те края, которые я из-за своей склонности к анализу и реализму считал для себя навеки недоступными.
До этого я никогда не пробовал псилоцибин и был поражен его контрастом с ЛСД, которая по сравнению с ним казалась жестко психоаналитической и личностной. В отличие от ЛСД, грибы так и излучали веселую эльфовскую энергию; тем более заманчивым казалось погружение в их полный видений транс. Я ни сном ни духом не ощущал величия сил, собиравшихся вокруг нашей маленькой экспедиции. На уме у меня было одно: до чего же здорово, что эти грибы оказались здесь! Даже если мы не найдем ни у-ку-хе, ни аяхуаску, грибы всегда у нас под рукой, к тому же они удивительно интересны.
Мы планировали провести здесь месяца три, постепенно изучая растительную и социальную среду витото, которые, как это было заведено, жили в деревне на расстоянии километров четырнадцати по дороге, ведущей от миссии Ла Чоррера на Рио-Игара-Паране. Мы знали: у-ку-хе - это табу, и потому не спешили. Первый день после эксперимента с грибами мы посвятили проверке снаряжения, перенесшего тяготы перехода по тропе, и отдыху в касите, куда нас любезно проводил дежурный капуцин отец Хозе Мария. Днем мы собрали следующую партию грибов и высушили у очага.
Вечером мы решили снова отведать грибов. Я растер их в порошок, который все мы вдохнули. Запах был восхитительный, похожий на шоколад, и мы решили, что это удачная мысль. Я был наверху блаженства, мне все нравилось, особенно изумительным было место, где мы оказались.
Но сегодня все сложилось по-другому. Мы еще не отошли от вчерашнего кайфа, и, пока все сидели, ожидая, когда нас заберет, Ванесса с Деннисом постоянно пререкались. Очевидно, она его достала, и он сказал: "Знаешь, ты просто ведьма, и я сейчас скажу тебе почему". И он разразился длинным монологом, в котором излил все, что накопилось у него на душе.
Следующий день мы отдыхали, ловили насекомых, собирали растения, занимались стиркой и болтали со священником и жившим в миссии монахом оба они принадлежали к аскетическому ордену францисканцев, который вел здесь миссионерскую деятельность. Через них мы пустили слух, что нас интересуют люди, знающие толк в лекарственных растениях.
В тот же день в каситу зашел молодой витото по имени Базилио и, услышав от священника о наших интересах, предложил сводить нас к своему отцу, шаману, пользующемуся авторитетом в округе. Базилио сделал вывод, что нас интересует аяхуаска, самый известный в этих краях галлюциноген, расспрашивать о котором никому не возбранялось.
У-ку-хе был гораздо более засекреченной темой. За месяц или два до нашего появления в Ла Чоррере произошло убийство - даже несколько убийств, -и Гузман утверждал, что все они имели отношение к у-ку-хе. Предполагали, что какой-то шаман убил одного из двух братьев-шаманов, разрисовав верхнюю перекладину лестницы ДМТ-содержащей смолой" Когда жертва ухватилась за перекладину, смола впиталась в пальцы, у несчастного закружилась голова, он упал и сломал себе шею. Шаман, у которого убили брата, нанес ответный удар, подстроив несчастный случай. Жена, дочь и внук предполагаемого убийцы плыли на каноэ по реке повыше чорро. По непонятной причине они не смогли пристать берегу, и их перебросило через порог. Все сочли, что они стали жертвой колдовства. Спастись удалось только жене. Так что сейчас было явно не время соваться с расспросами об у-ку-хе.
Базилио утверждал, что аяхуаска находится в маллоке, то есть в доме его отца, на расстоянии дневного перехода вверх по реке. Каноэ у него было маленькое, так что поехать с ним могли только двое из нас. Посоветовавшись, мы решили, что ехать нужно нам с Ив. Мы сразу же отправились к реке, я захватил с собой коробочку из-под пленки, в которой был грибной порошок.
День выдался тихий, небо было безоблачное. Казалось, все вокруг напоено безмятежностью и бездонным покоем, будто вся земля дышит тихой радостью. Сохранись это ощущение на том же уровне, оно так и осталось бы лишь приятным воспоминанием. Теперь же, в свете более поздних событий, я оглядываюсь на тот день все углубляющегося удовлетворения и почти идиллического покоя, как на первое дуновение ветра, который вскоре унес меня в мир невообразимо мощных переживаний.
К вечеру мы добрались до деревушки, где жил Базилио. Наш новый знакомый, витото, в отличие от обитателей Сан-Хозе-дель-Энканто, оказался очень дружелюбным. Нам показали спутанные заросли посадок аяхуаски и подарили черенки и пучок побегов, чтобы мы сами смогли приготовить отвар. Базилио рассказал нам о своем единственном опыте с аяхуаской: несколько лет назад, промучившись несколько дней от непонятной лихорадки, он принимал ее вместе с отцом. Он сказал, что аяхуаску настаивают в холодной воде - редкий способ для этой местности, где обычно применяются отвары. После того как измельченную аяхуаску вымачивают в течение суток, сырая вода приобретает галлюциногенные свойства. В своих видениях Базилио пришлось преодолеть множество "изгородей". Он испытал чувство полета. Его отец видел, что "плохой воздух", вызвавший болезнь сына, исходил из миссии, в которой, по его мнению, была сосредоточена дурная сила. После этого случая Базилио поправился и стал реже бывать в миссии - так он сам сказал. Все это было весьма интересно - наш первый выход в "полевые условия" удался на славу, к тому же услышанное вполне совпадало с нашими сведениями об аяхуаске и распространенными в этих краях поверьями.
