Александр Данилин - Ключи к смыслу жизни
Но вот что интересно: Дарвин побаивался публиковать свою гипотезу, он не обнародовал ее в течение целых 20 лет, пока твердо не убедился в справедливости своих выводов, изучив огромный собранный в путешествии материал.
В 1858 году, ровно через 20 лет после возвращения Чарлза Дарвина из плавания на корабле «Бигль», к этому же выводу пришел и другой человек, которого звали Альфред Рассел Уоллес. Причем, как и Дарвин, он сделал свой вывод — что удивительно — после прочтения той самой книги Мальтуса.
Получается, что Мальтус забил два гола в одни ворота. Уоллес познакомился с идеями Мальтуса несколько раньше, но ему потребовалось время, чтобы переварить прочитанное. И Уоллес, по сравнению с Дарвином, вывел намного больше ассоциаций из рассуждений Мальтуса применительно к процессу естественного отбора. В обобщенном виде эти связи свелись к следующему: Мальтус писал о людях, а не о животных. Он подчеркивал, что рост численности первобытных людей заметно сдерживали болезни, несчастные случаи, войны и другие гибельные факторы. Уоллес понял, что те же представления справедливы и для животного мира. Животные размножаются намного быстрее людей, а это означает более высокий уровень смертности. Рассуждая подобным образом, Уоллес задавал себе вопрос: почему одни умирают, а другие выживают? И ответ оказался на поверхности: в целом выживают наиболее приспособленные, болезней избегают самые здоровые особи, в борьбе с врагами гибнут наиболее слабые. От голодной смерти застрахованы умелые охотники или те, у кого лучше работает система пищеварения. «И тут, — писал Уоллес, — меня вдруг осенило: именно этот самопроизвольный процесс и вызывает улучшение рас и пород, поскольку в каждом поколении слабейшие неизбежно погибают и остаются самые сильные, то есть выживают наиболее приспособленные».
Так внезапный сигнал дал толчок к жесткой, определившей нашу жизнь теории, которая называется теорией эволюции. Все больше и больше людей, особенно в наше время, пытаются действовать иначе: применить теорию эволюции в человеческой жизни.
В результате подобной инверсии логики проблема гения становится непонятной. Гениальные люди — это люди, которые наиболее приспособлены к жизни, поскольку в конечном итоге определяют ее ход, или они являются серьезными «ошибками эволюции»?
Кроме всего прочего, мы знаем, что во все времена женщин всегда тянуло к гениальным людям, им хотелось оставить от них потомство. Именно женщины всегда инстинктивно чувствовали, кто является сильнейшим в борьбе за существование, чей род заслуживает продолжения. А с другой стороны, жизнь гениев, о которых мы знаем, очень часто была коротка, обрывалась бессмысленно рано, а на их потомстве «природа отдыхала» с завидной регулярностью, и ни к каким меняющим жизнь откровениям большинство детей гениев так и не пришли.
Если гении являются обреченным на вымирание меньшинством рода человеческого, то это значит, что все, что создано ими, а не «здоровым большинством», вредит этому самому здоровому большинству и мешает ему спокойно потреблять созданные цивилизацией запасы продовольствия и спокойно убивать друг друга, пользуясь истиной про выживание сильнейших?
Впрочем, даже эту соблазнительную истину ее потребители не решались сформулировать словами многие тысячелетия. Ее ввел в оборот то ли гениальный, то ли душевно больной Дарвин...
В 1945 году в США умер Эдгар Кейс — человек, которого современники считали одним из величайших гениев XX века и которого сегодня почти никто не знает. В обычной жизни он был владельцем маленького фотоателье.
Кейс обладал загадочной способностью входить в состояние гипноза и разговаривать сам с собой во сне. В этих диалогах он ставил точные (и подтвержденные потом врачами) медицинские диагнозы себе и другим людям, диктовал сложные рецепты для лечения. Самым ярким примером были рекомендации четверым больным, которые только потом, через неделю, пришли к нему на консультацию. Кроме того, он дал этим пациентам еще один совет — воспользоваться лекарством (официальным, разумеется), на тот момент еще не вышедшим из лаборатории разработчиков (речь шла о пенициллине) и о котором никто из посторонних еще не знал, так как и в то время состав лекарств был величайшим секретом производителя.
Повель и Бержье рассказывают об индусе Рамануджане, который жил в 1887 — 1919 годах. Короткая у него была жизнь! Юноша из бедной семьи достиг невероятных успехов в математике. В своей крошечной деревеньке в Индии на основе обрывков (в прямом смысле слова) английского учебника для средней школы он воссоздал всю высшую математику, существовавшую к началу XX века. Пять лет индиец поражал Англию, стал членом Королевского научного общества, не сформулировал ни одной новой революционной идеи и внезапно умер.
Гениальный Леонард Эйлер мог, перелистав сложнейшую математическую книгу, запомнить ее наизусть. Он мог прочесть за считанные минуты любую книгу и был способен пересказать содержание всех прочитанных им книг близко к тексту. Эйлер был признанным авторитетом в целом ряде естественных наук, вплоть до геологии и зоологии, состоял в дружеской переписке с русским самородком-гением академиком Михаилом Ломоносовым и даже обменивался с ним идеями. Ломоносов, как известно, пригласил его жить и работать в Россию. Ослепнув, Эйлер мог производить расчеты на слух с точностью до семнадцатого числа после запятой в десятичной дроби. Он видел соотношения и связи, ускользавшие от других людей.
Сам Эйлер считал, что главные свои математические идеи он почерпнул в поэзии Вергилия, как, видимо, Дарвин с Уоллесом что-то почерпнули в не имеющей никакого отношения к идее эволюции книге Мальтуса.
Эйлер состоял в переписке еще с одним гением, хорватом по фамилии Боскович. Когда в пятидесятых годах прошлого века опубликовали его теорию натурфилософии, то физики назвали его ученым XX века, который был вынужден работать в XVIII столетии и поэтому оказался никем не понятым. Но зачем же нужна такая гениальность, если ни одна из идей Босковича так и не дошла до человечества, а когда его книга была опубликована, она уже не была откровением?
Проблема гения за последние две с половиной тысячи лет так и не была решена.
Священная война за понимание того, какую роль гений играет в человеческом обществе — является ли он лидером и высшим проявлением человеческого разума или он попросту болен, — велась, возможно, еще и потому, что очень многие всегда стремились и стремятся идеализировать, обоготворять подобных людей.
Человек всегда стремился к созданию кумиров, несмотря на все заповеди и предупреждения. Гениальные люди всегда играли роль фетиша рода — божества, с помощью идей или образа которого сообщество пыталось объяснить мир и роль своей группы (например, нации) в нем.
За примерами далеко ходить не надо: Наполеон, Ленин, Гитлер стали национальными идолами, родовыми фетишами. Попробуйте оскорбить в присутствии приверженцев Наполеона во Франции, Ленина в России, Гитлера в Германии... и вы сразу почувствуете, что такое религиозная вражда. Фетиш, как и в древности, символ нации — местное божество.
Существование подобных фетишей или тотемов в сознании создает сложную раздвоенность в душе современного человека.
Зато с помощью понятий «кумир», «фетиш» или «тотем» легко объяснить происхождение слова «гений». Древнее объяснение корня «ген» основано на представлениях о том, что в данном человеке живет какое-то другое живое существо, с другими свойствами и характеристиками сознания. Североамериканский индеец из рода Волка всегда ощущает присутствие где-то на краю поля своего сознания живого волка — независимого гения своей души. Советский человек всегда ощущает присутствие «вечно живого» Ильича: «Я себя под Лениным чищу» (Маяковский), — это буквальное описание чувства, а не поэтическая гипербола.
Гениальный человек, даже если он не политик, а ученый, всегда остается в архаическом представлении сверхъестественным существом, чем-то вроде полубога: хотя и с ограниченными функциями, однако все равно обладающим сверхчеловеческими возможностями.
Современное понятие «гений» возникло в пятидесятых годах XVII столетия, хотя восходит ко временам Античности. Можно попробовать установить несколько первоисточников этого понятия.
Во-первых, это размышления Платона об энтузиазме. По представлению Платона, божество вселяется внутрь поэта, который сам по себе может быть и вовсе не одаренным человеком, и изрекает с его помощью все, что хочет сказать людям. Кстати, если задуматься, то можно понять, что именно этот смысл мы и до сих пор вкладываем в слова «энтузиазм» и «энтузиаст». Энтузиазм можно проявлять только по отношению к чему-то или кому-то — к какому-то демону, овладевшему душой «энтузиаста».
