Райнер Пацлаф - Застывший взгляд
Оказалось невозможным добиться на практике ни торжества правосудия, ни неоспоримых научных доказательств прямой взаимосвязи между показом насилия по телевидению и конкретным насильственным деянием. В результате проблема не снята, а только смягчена.
Между тем жизнь говорит свое. Начиная с 1996 г. цепь убийств, совершаемых школьниками, в американских школах так и не прерывалась, а масштабы боен становились все более устрашающими.
• 2 февраля 1996 г. в штате Вашингтон четырнадцатилетний подросток застрелил учителя и двух школьников.
• 19 февраля 1997 г. на Аляске семнадцатилетний школьник застрелил директора школы и одноклассника.
• 1 октября 1997 г. в штате Миссисипи шестнадцатилетний школьник зарезал свою мать, поехал в школу и застрелил там двух девочек, а семерых других детей тяжело ранил.
• 1 декабря 1997 г. в штате Кентукки четырнадцатилетний школьник на утреннем богослужении застрелил троих одноклассников и ранил пятерых. По его собственному признанию, он воспроизводил сцену из видеофильма.
24 марта 1998 г. в Джонсборо (Арканзас) произошла резня особого рода: двое подростков, одиннадцати и тринадцати лет, надели полевую армейскую форму, вооружились целым арсеналом стрелкового оружия, вбежали на перемене во двор своей школы и открыли беспорядочную стрельбу по школьникам и учителям. После они сами удивлялись тому, что натворили: пятеро погибли, десятеро ранены, некоторые тяжело. Губернатор штата Арканзас возложил вину за это «на культуру, где дети оставлены на произвол десятков тысяч убийств, демонстрируемых по телевидению и в кино» 79.
• 24 апреля 1998 г. в Пенсильвании четырнадцатилетний школьник на школьном бале застрелил учителя и ранил еще троих человек.
• 21 мая 1998 г. в Орегоне пятнадцатилетний подросток застрелил своих родителей, после чего отправился в буфет своей школы и застрелил школьника, а девятнадцать других ранил.
• Самой страшной за последние годы оказалась бойня, учиненная 20 апреля 1999 г. в школе города Литлтона (штат Колорадо) двумя школьниками, семнадцати и восемнадцати лет: они расстреляли двенадцать школьников и учителя, ранили двадцать восемь других ребят, заложили в здание школы больше тридцати бомб, после чего покончили с собой. Как выяснилось позже, это злодеяние они планировали очень долго.
• Неделей позже в Канаде четырнадцатилетний убийца-подражатель стрелял в двух школьников, один из которых умер.
Сообщения о подобных вспышках насилия приходили и из Японии (убийства в Кобе в мае 1997 г., поножовщина среди подростков в марте 1998 г.).
Разумеется, было бы неправильно просто обвинить в этом насилии телевидение и думать, что вот оно все и объяснилось. Есть и совершенно иные серьезные причины насилия в нашем обществе80. И тем не менее нельзя пройти мимо одного факта: упомянутые школьники, прежде чем совершить это в действительности, несчетное число раз пережили, глядя на телеэкран, хладнокровную стрельбу по людям как совершенно безобидное и не оставляющее никаких последствий театральное представление. Пусть даже причины их преступлений надо искать в совсем других местах — во всяком случае, для их совершения экран предоставил им все мыслимые импульсы, даже выбор для самоидентификации в виде «крутых» героев, которые так нравятся подросткам.
А те самые взрослые, что с таким ужасом взирают на настоящие убийства, считают нормальными ежедневные убийства на телеэкране и дают детям с младенческого возраста по каплям принимать весть: стрельба по людям — всего лишь шутка и больше ничего. Они полагаются на то, что дети прекрасно умеют отличать фикцию от реальности. А что, если дети не проводят это различие со всей четкостью? Спишем все на «несчастный случай на производстве» и будем продолжать как ни в чем не бывало?
Американский военный психолог Дэйв Гросмен в 1999 г. настоятельно предупреждал общественность, что «показы насилия в масс-медиа и еще более опасные, пропитанные наси лием интерактивные видеоигры» запускают у детей и подростков как раз те психические механизмы, с помощью которых профессиональных солдат учат убивать81. К этому он добавил: «Я почти 25 лет прослужил пехотным офицером и психологом, и задачей моей было — делать людей способными к убийству; в ее выполнении мы и преуспели. Однако способность убивать не возникает сама собой — в ней нет ничего естественного. Этому надо учить. Сегодня мне уже ясно: точно так же, как на военной службе мы кондиционировали[12] и тренировали людей, чтобы они смогли убивать, — мы совершенно бездумно, слепо допускаем, чтобы такое происходило и с нашими детьми» 82. В качестве главных условий такого кондиционирования он называет выработку жестокости и бесчувственности. То и другое показ насилия поощряет в детях с самого нежного возраста.
После трагедии в Джонсборо множество европейских и канадских тележурналистов брали интервью у Гросмена. Но, по его собственным словам, «ни один американский телеканал заинтересованностине проявил. Американское телевидение молчит о моей истории. Оно знает, что виновато, и хочет избежать посягательств на свою верховную власть. Сегодня ничто не укроется от рыскающих глаз телекамер — кроме их собственного губительного влияния на детей» 83. Характерно уже одно то, как американская общественность отреагировала на бойни в Джонс-боро в 1998-м и Литлтоне в 1999 г.: президент США Билл Клинтон, правда, допустил, что «средний американский подросток вплоть до восемнадцатилетнего возраста успевает увидеть по телевидению и в кино больше сорока тысяч сцен убийства» 84, но оживленные дебаты, прошедшие в США, крутились по большей части вокруг вопроса, не стоит ли еще больше ограничить доступ к стрелковому оружию.
Тем самым фокус проблемы сместился на принципиальный спор о якобы священном и неотъемлемом праве свободного человека в свободном обществе носить оружие всегда и везде. Правда, для США это и впрямь насущный вопрос, потому что там доступ к оружию имеют даже дети дошкольного возраста. Но что касается упомянутых массовых убийств, речь идет в первую очередь не о том, как оружие оказалось у убийц, а о мотивах, заставивших их совершить эти преступления, и тут уж просто нельзя замалчивать ежедневное экранное насилие, как будто оно здесь совсем ни при чем. Тем не менее политики вплоть до президента поспешили наобещать ужесточение законов об оружии, а вот о преградах ежедневному показу насилия никто всерьез так и не сказал. Что еще для этого должно произойти? Неужто паралич воли зашел так далеко, что нас не вырвать из него даже катастрофам?
3. Как относиться к телевидению по-взрослому?
Логика постоянного управления извне такова, что управляемый делается зависимым от управления. Он привыкает приятно развлекаться, не делая при этом ровно ничего, — и если телевидение вдруг по какой-то причине становится недоступным, прямо-таки страдает от его нехватки. В США все большее число людей мало-помалу начинают понимать, что, подобно настоящим маньякам, оказались в зависимости от «наркотика в комнате», как однажды назвала телевизор Мэри Уинн85. Они пытаются что-то изменить, участвуя в регулярно проводимых «tv-turnoff-weeks»,[13] но потом нередко со стыдом признаются себе, что их зависимость куда выше, чем они думали. Ведь когда временный отказ от телевидения подходит к концу, идея отказаться от него насовсем кажется им немыслимой, даже ужасной. Конечно, можно попытаться сократить время просмотра, больше заниматься спортом и т. д., но в глубине души эти люди по опыту знают, что такие намерения продержатся недолго. Пока телевизор стоит в комнате, он есть и останется искушением — и не успеешь оглянуться, как все идет по-старому.
Что мы можем противопоставить такому искушению? Конечно, есть люди, принимающие радикальное решение и в одночасье изгоняющие телевизор из дому. Насколько мне известно, для тех, что энергично сделали такой шаг, это возымело только положительные последствия и, по их собственным признаниям, улучшило их жизнь. Но, думается, было бы большой ошибкой на основе такого опыта считать, будто отказ от телевидения сразу осчастливит человечество. Тот, кто этого требует, не понимает, что, вынужденно лишив себя телевизора, взрослые не решат проблемы, а только отодвинут ее. Ведь по прошествии в среднем 20 000 часов просмотрового времени у человека (еще не достигшего совершеннолетия) условный рефлекс инактивности укоренился уже так глубоко, что отказ от телевизора приведет к образованию огромной дыры, ужасающей внутренней пустоты, заполнить которую большинство людей не сможет. Следствием будет глубокая депрессия и страстное желание вновь очутиться в прежнем состоянии.
Стало быть, главная задача — не удерживать людей от общения с телеэкраном, а помочь им шаг за шагом обрести внутреннюю свободу, необходимую, чтобы избавиться от диктата извне, через экран. Каждый может сделать такой шаг, даже не отказываясь от телевизора, — если, конечно, захочет и будет применять описанную ниже тактику маленьких, но осознанных шагов, — тактику, призванную вбить колья в болото пассивности.
