Дж Оди - Одиночество животных и людей
Обзор книги Дж Оди - Одиночество животных и людей
Оди Дж Рэлф
Одиночество животных и людей
Дж. Рэлф Оди
Одиночество животных и людей
(ЧЕЛОВЕК - СУЩЕСТВО ОДИНОКОЕ:
БИОЛОГИЧЕСКИЕ КОРНИ ОДНОЧЕСТВА)
Перевод Елены Егоровой
Говорят, что неврастеники строят воздушные замки, психотоники живут в них, а психиатры взимают и с тех и с других арендную плату. Психиатр Герард повторил данную фразу более двух десятилетий назад, исследуя биологические корни психиатрии. Он пошел дальше этого высказывания, предположив, что биологи, по-видимому, пытаются вбить сваи, соединяющие воздушные замки с землей. Я подумал, что передо мной поставлена примерно такая же задача, когда в 1966 году получил приглашение принять участие в обсуждении проблемы биологических источников одиночества; до этого времени я никогда не задумывался над ней.
Я сразу понял, что не могу ограничиться исследованием животных, но должен уделить много внимания человеку. Я решил сначала ознакомиться с соответствующей литературой и поразмышлять над проблемой одиночества человека, и в особенности о своих собственных переживаниях одиночества, отдельные моменты которых были весьма яркими. Подобный подход, возможно, позволил бы мне выбрать элементы одиночества, не имеющие биологического начала и поэтому должные быть чисто человеческими, такие, например, которые предполагали бы символизм или человеческий тип общения. Потом я выяснил, что происходит, когда человека и животных оставляют одних на долгое время о потере чувствительности существует обширная литература. Далее я занялся вопросом, по-разному ли человеческие культуры справляются с одиночеством и есть ли значительные расхождения в его восприятии. Я также задумался над тем, существуют ли среди животных какие-нибудь аналоги такого разнообразия восприятия одиночества. Например, будет ли реакция сусликов-индивидуалистов сильно отличаться от реакции общительных кроликов? Является ли тигр одиночкой по сравнению со львом? И как животные на воле или в лабораторных условиях реагируют на изоляцию и остракизм или на ощущение, что они находятся на последнем месте в списке тотемов? Насколько важно удовлетворение потребностей в общении?
Я полагал, что, поразмыслив над этими вопросами, я смог бы решить, имеет ли то, что кажется глубоко человеческим переживанием одиночества, свои аналоги и корни среди животных. Теперь я считаю, что в большинстве случаев одиночество имеет такие корни, и я знаю, что биологические корни наиболее существенные. Тем не менее человек может быть более одинок, чем животное, так как у него есть разные способы испытать одиночество.
Первой неожиданностью для меня была поразительная нехватка данных об одиночестве в литературе, особенно в литературе по психиатрии. Следующая неожиданность заключалась в том, что, хотя я думал, что имею четкое представление об одиночестве, никакой ясности в мыслях относительно этого хорошо известного состояния у меня не было. Мне пришлось выявлять разницу между добровольным уединением и невольной изоляцией, пребыванием наедине с самим собой, одиночеством, остракизмом, ностальгией, тоской по дому, тоской по кому-то, горем из-за утраты дома или человека, скукой, замкнутостью, аномией, бесцельностью существования, своей непохожестью на других, страстью к перемене мест и формами депрессии, имеющими отдаленное отношение к одиночеству. Первое прозрение наступило, когда я заглянул в свою душу.
Психиатр Харри Стэк Салливан признавал шесть фаз в развитии человеческой личности: младенчество, заканчивающееся с появлением членораздельной речи, пусть даже бессмысленной; малолетний возраст, с его потребностью в настоящих товарищах по играм, похожих на самого себя; подростковый период, с потребностью в близких отношениях с приятелем или закадычным другом того же пола; юность, с потребностью в близком партнере противоположного пола; и зрелость, когда чувства к избраннику противоположного пола преобладают над чувствами к себе (из чего следует, что настоящая зрелость или взрослость встречается гораздо реже, чем нам кажется). Одиночество, по мнению Салливана, сопутствует недостатку, или утрате, или боязни утраты тех элементов человеческих взаимоотношений, которые формируются один за другим с развитием личности индивида. В состав этих элементов входят потребность в нежности и контакте у младенца, потом страх остракизма в малолетнем возрасте и, наконец, потеря или боязнь утраты партнера в зрелом возрасте. В своей наиболее завершенной и самой страшной форме одиночество может проявляться, начиная с подросткового периода. Салливан не дал полного изложения опасных тенденций к патологическому взрослому одиночеству, источники которых могут находиться в более раннем одиночестве младенца.
Поскольку любая форма одиночества является глубоко личной и ее лучше всего описывает сам человек (как это сделал Калгаун), я приведу несколько примеров разного рода так называемого одиночества, пережитого мною лично. Я помню, каким ужасно одиноким я чувствовал себя в детстве в Индии, если домашние уходили вечером в гости. У меня были замечательные и тактичные родители, но я не могу забыть, как долго тянулось время и ту пугающую, наполненную призраками пустоту бунгало, когда их не было дома. Мне было слышно, как разговаривают и готовят пищу слуги за забором через дорогу, что иногда меня утешало; но были случаи, когда это усугубляло чувство одиночества из-за широкого пространства ничейной полосы между нашими участками. Можно искать утешения в чем-то незнакомом, и я иногда находил его в звезде, приветливо мерцающей в окне. Тем не менее это ощущение глубокого одиночества в ожидании шагов возвращающихся родителей появлялось лишь от случая к случаю. Очевидно, временами у меня возникала какая-то необходимость, которую я не мог определить или превозмочь.
Но я помню, что совершенно не чувствовал себя одиноким, в отличие от описанного выше состояния, когда в детстве (прогуливая, между прочим, уроки) в одиночку отправлялся исследовать безлюдные места. Я искал уединения.
Слово "одиночество" происходит от слова "один". Но быть одиноким не обязательно означает быть одному. Можно быть одному и не быть при этом одиноким и можно быть одиноким в толпе. Теперь мы признаем, что здоровое развитие психики требует чередования периодов интенсивного получения ощущений и информации с периодами погруженности в уединение в целях их переработки, поскольку в глубинах нашего сознания происходит гораздо большая часть процесса мышления, чем на уровне линейного мышления, привязанного к внешнему миру.
Уже в зрелом возрасте у меня иногда возникало чувство бесцельного и смутного одиночества в моем собственном доме, когда моя семья находилась где-то далеко. Все пространство нашего жилища, кроме святая святых - моего кабинета, ассоциируется у меня с женой и дочерью, и когда в этом пространстве их нет рядом со ной, появляется ощущение пустоты. Такое чувство исчезает, как только я иду в свой кабинет или в университет, в места, предполагающие уединение, подобно часовне. Представление о том, что некоторые места могут не только предполагать определенный настрой, но и стать неотъемлемой частью личности человека, отражает процесс осознания "социального использования пространства", или того, что антрополог Эдвард Холл называет proxemics. Такое отношение к пространству и находящимся в нем предметам уходит своими корнями в поведение животных, но за недостатком времени я не могу подробно останавливаться на этом.
Единственные запомнившиеся мне другие случаи, когда я испытывал нечто похожее на одиночество, находясь совершенно один, произошли при двух особого рода обстоятельствах. Во-первых, я отчетливо помню, как несколько раз, натолкнувшись на захватывающую дух сцену, или поразительное существо, или растение, или даже на идею, я вдруг ощущал сильную потребность, чтобы кто-то оказался рядом и испытал те же чувства, поскольку впоследствии их невозможно будет вызвать простым описанием. Но это ощущение я испытал как обостренное чувство одиночества, смешанное с благоговейным трепетом. Вероятно, есть предел тому благоговейному страху, который человек может перенести в одиночку - если его слишком много, мы начинаем трепетать уже от ужаса. Во втором случае обстоятельства дважды складывались так, что я заблудился, один раз в пустыне, другой раз в горах Трус-Мади на Борнео. Тогда я злился на себя за то, что проявил глупость, отправившись бродить один, никак не помечая свою дорогу, и еще мне было немного страшно. Мне казалось, что я такой затерянный и одинокий на огромном пространстве пустыни или леса. Однако эти два описанных типа переживаний не являются, на мой взгляд, примерами настоящего одиночества, как я его себе представляю и которое надеюсь обсудить - они скорее примеры неожиданного осознания того факта, что ты один.
