Дмитрий Соколов - Исцеляющее безумие: между мистерией и психотерапией
Обзор книги Дмитрий Соколов - Исцеляющее безумие: между мистерией и психотерапией
Дмитрий Соколов
Исцеляющее безумие: между мистерией и психотерапией
Предисловие
Где же твоя забота о судьбе твоих народов? Да смотрел ли ты в души этих паразитов, в потемки душ этих паразитов? Диалектика сердца этих мудаков – известна ли тебе ? Здесь и далее Веничка Ерофеев "Москва-Петушки"
Я хочу обозначить тему моей книги: современные практики, которые автор имеет наглость называть громким словом «мистерии». Я не историк, и не в этом сила этой книги. Я также не психоаналитик, и проанализировать мифы и ритуалы многие могли бы (и делали) гораздо лучше. Пафос нижеследующих текстов состоит в том, что я – живая часть описанных здесь практик.
Возможны два основных подхода к «мифологии» – как мне кажется – и если один из них мы назовем «историческим» (хотя точнее было бы «историко-этнологическим»), то второй надо бы назвать «психологическим». «Историческая» мифология – это все мифы древней Греции, обычаи древних славян, религии Тибета, Шумера, аборигенов Австралии и т.д. и т.п. Наша сегодняшняя культура их очень любит и уважает. Очень красивые книги издаются на эти темы и очень красиво обставляются некоторые места на планете, куда водят очень красивых туристов с видеокамерами.
Общей чертой всех этих мифологий является то, что они чрезвычайно ДАЛЕКИ от нас сегодняшних – во времени, как древние славяне, или в пространстве, как племена Амазонки, или в сознании, как современные нам культы и секты. Это «ОНИ» «ТАМ» и «ТОГДА» в своей мифологии, а мы здесь и сейчас – мифологию разоблачили и/или утратили, но можем восхититься красотой легенд или поразмышлять над символическими останками и атавизмами.
Понятие «психологической» мифологии предполагает комплексы верований и ценностей, которые определяют жизнь современного нам общества и отдельных людей. Так же, как древние греки верили в своих богов и героев, мы верим в… нечто. И так же, как жизнь ортодоксальных евреев определяется требованиями и законами их религии, наша жизнь определяется требованиями и законами… тоже чего-то. Вот это что-то и является современной мифологией. «Живой» мифологией в отличие от той, про которую мы читаем в книгах типа «Мифы древней Греции» и которую в большинстве случаев можно мягко назвать «бывшей».
Такая точка зрения предполагает, что в природе человека ничего особенного не сменилось ни с каким прогрессом и новыми временами. Что так же как тысячу и десять тысяч лет назад, человек по-прежнему «верит» в какие-то представления о мире и человечестве и о собственном месте в нем. Что не здравый смысл стал на место разрушенных религий и мифологий (как это очевидно любому здравому человеку), но некие другие религии и мифологии, воспринимаемые современным человечеством так же некритично и «само собой разумеется», как верования любых прошедших культур для их носителей в свое время.
«Живая» мифология отличается от исторической, среди прочего, тем, что гораздо труднее поддается осознаванию. Для осознавания хорошо иметь точку зрения стороннего наблюдателя. Она прекрасно доступна этнографу-англичанину при изучении дьяков с острова Борнео, но немедленно утрачивается по возвращению в родную Англию, где он является частью культуры. Современная мифология так же загадочна и иррациональна, как любая известная нам классическая. Силы и эмоции, действующие в ней, по-прежнему намного мощнее сил и эмоций любого отдельного человека. Ее пути и цели по-прежнему неисповедимы. Именно сталкиваясь с иррациональностью и мощью происходящего, мы способны познавать – если такова наша цель – нынешнюю, «живую» мифологию.
Для крохотного примера я бы выбрал современную «Drug War», войну с наркотиками. Страшные законы, принятые сегодня чуть ли не всеми государствами мира, карают за курение «травки», которую еще сто лет назад, как и тысячелетия до этого, курили легко, просто и без трагедий множество народов. Странно? Очень и очень суровые законы наказывают людей за обладание веществами, изменяющими состояние сознания, в том числе такими, которые присутствуют в нашем собственном мозгу (например, ДМТ, диметилтриптамин). Правда, прелестно? И эти же законы включают в запрещенные вещества даже те, которые еще не известны, но могут напоминать известные химической структурой; то есть еще не рождены, но уже запретны. Абсурд в «свободном обществе»? А вот и нет. Это и есть мифология, когда мы соприкасаемся с «нуминозными» темами. Ну и тогда «в борьбе мифов гибнут люди», как заметил Ежи Лец. Но и живут люди – что не менее необходимо заметить – именно в мифах. И если только связь человека с мифологией ослабевает или теряется, жизнь его становится бессмысленной, беспросветной и крайне дешевой. Это, кстати, и есть сумасшествие – не утрата ума, рацио (достаточно сохранить привычки, и никакого ума для нормальной жизни не надо) – но утрата связи с мифологией окружающих людей (которая в норме и является вашей собственной). Это, кстати, происходит всё-таки редко. Гораздо обычнее в нашей культуре балансирование в «неврозе» – на остриях сталкиваемых противоречивых мифологий, когда одна из них или все сразу сознательно не принимаются, и наличие самого конфликта затемняется и вытесняется.
Ну вот тут мы и подходим к современным мистериям, теме этой книги. Как уже понятно, речь пойдет не о реконструкции мистерий из прошлого или далекого туземного, но о «живых» действах нас с вами, живыми, нынешними, как мы есть, здесь и сейчас.
Предисловие еще – про «живые истории», коими книга изобилует
Давайте, как у Тургенева! Пусть каждый чего-нибудь да расскажет…
Фрейд был литератором, и он создал популярный жанр литературы, сродни детективному (это не моя мысль, я читал ее у Джеймса Хиллмана). В этом жанре два героя – пациент и терапевт (сродни жертве преступления и полицейскому детективу) и один невроз (хвать тебя за нос!) на них двоих, который одного из них мучит и душит, а от усилий второго (героических и проницательных) распадается на составляющие (симптоматику, анамнез и так далее) и подвергается анализу, который добирается до ядра, до момента возникновения, до вытесненного воспоминания – и тут невроз ломается, извивается в агонии и умирает, оставляя выздоровевшего больного и усталого, но счастливого доктора.
Литература, которая перепевала и растолковывала сей миф, чрезвычайно размножилась в двадцатом веке. Большая часть ее была написана на очень тяжеловесном языке (один из мастеров психологической литературы Р.Д.Лэйнг сказал как-то, что научная книга почему-то считается хорошей и полноценной как раз тогда, когда написана плохим языком (обычно сложным и демагогическим). Нормальные люди в таких книгах читали часто только набранные мелким шрифтом описания реальных случаев («Больная Н, 28 лет, страдала навязчивой необходимостью мыть руки…»). Что менее важно в литературном смысле, но все же довольно значимо, бОльшая часть этих книг в основном и очень часто врала, не то чтобы напрямую, но косвенно и ненавязчиво, зато постоянно: утаивая факты, меняя детали, оставляя «за бортом» житейские коллизии и особенно неудачи.
Замечательным исключением (для меня, во всяком случае) явился Ирвинг Ялом, описавший свои занятия психотерапией в виде литературных рассказов – во-первых, хорошим (то есть живым) языком, а во-вторых, достаточно честно (то есть, конечно, порождая у читателя такое ощущение). Он сумел выбраться из чащи литературы «психологической» и донести свои рассказы до «общей» публики, до которой, собственно, в свое время достучался и Фрейд, и куда многие психологи метят книгами и рекламой, а попадают опять в «своих» (как у Хармса, где Гоголь все время спотыкался – «Тьфу, черт, опять об Пушкина!»
Так вот, я люблю читать Ялома, и начинил эту книгу историями в его «стиле» из жизни своей и своих «пациентов». Такие вот как бы «психотерапевтические новеллы». Только стоит учесть, что Ялом, со своим постоянным кабинетом и предварительной, через секретаря, записью, высокими гонорарами (Америка!), научными степенями, солидным возрастом и прочими «степенностями» так же похож на меня, как Багдадский купец с десятью местами на главных рядах рынка похож на «офеню» – разносчика-коробейника, торговца бытовой мелочью по деревням и пригородам. Товар у них может быть один и тот же; но «обстановочка» разная.
Я представляю из себя, по-моему, такого «офеню-коробейника», каких немало сейчас на русской земле. Мы чаще ездим, чем сидим на месте. Мы «эклектичны», то есть на все руки мастера: немного анализа – немного телески – трошки гештальта и НЛП. Мы сталкиваемся со «своей публикой» на короткие сроки несколькодневных семинаров. Со многими из клиентов вступаем в гораздо более личные контакты (пьем водку – трахаемся – вовлекаем «в поток» и так далее), чем принято в литературе старого образца. Нам 30-40-50, что при прилично увеличившемся сроке жизни составляет средний возраст, а не преклонный. Степени у многих из нас крайне сомнительные, проданные примерно такой же публикой с более валидного Запада. (Я представил себе рынок в Интернете, где степенями можно было бы меняться; скажем, «доцент Восточно-Европейского Института Психоанализа» на «Мастер-практик Тибетской школы Возвышенных Сновидений и Ароматерапии).
