Алекс Ликерман - Непобедимый разум. Наука о том, как противостоять трудностям и невзгодам
Возможно, нам предстоит еще долгий путь, прежде чем мы скажем, что смогли создать по-настоящему справедливое и мирное общество. А значит, части нашей личности, с которыми мы вынуждены расставаться, еще важнее. Не стоит думать, что, сосредоточившись на воспитании своих детей или общении с близкими, мы влияем только на них. Мы нечасто получаем от окружающих обратную связь о том, насколько осмысленно мы влияли на их жизнь, и еще реже – о том, как в результате они начали воздействовать на жизнь других. Но этот эффект реален и довольно значителен. Доброе слово, сказанное незнакомцу, может не просто распространиться, подобно кругам по воде, но и создать силу океанского прилива. Однако мы этого не знаем. Иногда сообщение о нашем поведении может дойти до какого-то человека в тот момент, когда он больше всего готов его воспринять. А благодаря тому, что влияние людей может распространяться на всех, с кем они взаимодействуют, мы все способны внести свой вклад в изменение будущего нашего мира. Как однажды сказал мне приятель-буддист: «Движение за мир во всем мире будет продолжаться с твоим участием или без него. Вопрос только в том, какой вклад хочешь внести ты».
Я подумал, что моя бывшая коллега хочет донести до выпускников одну важную мысль: влияя на других, мы делимся с ними частичкой своей личности. Когда она закончила выступление и сошла с подиума, ее муж, сидевший рядом со мной, наклонился ко мне и сказал с улыбкой: «А знаете, кто сказал ей о том, что на нее всегда кто-то смотрит? Вы».
Наше ощущение себя
Утверждение о том, что мы живем и после смерти благодаря влиянию наших действий на других, справедливо. Но это не помогло Рите избавиться от беспокойства. Она оправилась от удара, но из-за необходимости задуматься о своей смерти еще больше привязалась к ощущению себя как личности.
И я не могу ее винить. Когда я сам заболел, а мое беспокойство по поводу смерти достигло пика, я тоже не стремился жить более полной жизнью; это был своего рода паралич. И хотя я смог объяснить Рите ценность волнового эффекта, вера в его важность не могла успокоить даже меня самого. По сути, мой страх смерти (хотя и гораздо менее выраженный, чем у нее) так никуда и не исчез, несмотря на все старания. И именно он подтолкнул меня к нитирэн-буддизму.
Поначалу он привлекал меня, поскольку убеждал в реальности просветления. Там была истина, помогавшая объяснить природу действительности и моих связей с ней. Я мог бы построить новую жизнь, полную нерушимого счастья. Однако поначалу я решил заняться этой практикой, поскольку считал, что она поможет мне освободиться от страха смерти.
Как-то раз я почувствовал, как это может выглядеть на практике. Вернувшись домой после первого года в колледже, я сидел в спальне и смотрел в окно на деревья, качавшиеся от ветра. И вдруг я понял, внезапно и необъяснимо, что ощущаю тесную связь со всем, что меня окружает. Я захотел творить благо и дарить всем любовь. Мне казалось, что я – не просто физическая оболочка, а то, что я считал собой, было всего лишь личностью, заключенной внутри другой личности. Чем-то я напоминал себе героя повести Альфреда Элтона Ван Вогта[22] «Жизненная сила», который, к своему немалому изумлению, обнаруживает, что он – не человек с коэффициентом умственного развития (IQ) на уровне 110, а только оболочка для инопланетянина с IQ 1200, «актер, полностью слившийся с исполняемой ролью, но спектакль окончен: ты теперь один в своей артистической уборной смываешь грим с лица; твое настроение, навеянное игрою в этом спектакле, все дальше уходит, уходит, уходит…»{285}. В тот момент я воспринимал смерть как что-то естественное, как закат солнца. А затем, как описывали многие другие люди, испытавшие схожий опыт, это ощущение исчезло.
Память об этом не смогла полностью защитить меня от сильного страха, с которым я столкнулся через двадцать лет. Но недавние исследования показывают, что иногда это возможно. Исследователь Чарльз Гроуб с коллегами давал галлюциноген двенадцати пациентам с онкологическим заболеванием в серьезной стадии. Цель эксперимента состояла в пробуждении у них впечатлений, схожих с теми, что я испытал в юности. В результате их беспокойство снизилось почти на 30 % (по данным психометрического тестирования), и этот эффект длился почти полгода после принятия препарата{286}. И хотя нельзя исключать и влияния иных лекарств, в ходе еще одного исследования 94 % участников, получавших этот галлюциноген и испытавших (опять же по данным психометрического тестирования) «полноценный» мистический опыт, оценили его как самое важное событие в их жизни. Позже почти все они говорили об этом опыте как об основной причине их постоянно повышавшегося ощущения благополучия{287}.
Главный вывод исследования не в том, что лекарства такого рода могут обеспечить путь к просветлению, а в том, что жизнь с постоянным и непростым восприятием глубоких внутренних взаимосвязей может потребовать регулярной практики и способности взаимодействовать с миром без галлюциногенных искажений. Исследование показывает, что даже краткие мистические ощущения могут влиять на наш уровень страха в долгосрочной перспективе. Даже при краткосрочном отключении от привязанности к собственной личности взгляд на себя как часть целого оказывает сильное успокаивающее воздействие.
Не всегда ясно, в чем причины такого спокойствия: в самом мистическом опыте или в вере в жизнь после смерти, возникающей из-за него. Многие люди, столкнувшиеся с этим (в частности после употребления наркотиков), решили, что жизнь бесконечна, поэтому больше не боятся смерти. Те, у которых нет подобной веры, часто говорят мне, что боятся смерти. Остался этот страх и у меня.
Реальность или состояние мыслей?
Но даже если у нас и есть вера, снижающая страх смерти, можно ли на нее полагаться? Разумеется, наш мозг может сформировать любое ощущение, в том числе просветление. Нет никаких объективных и однозначных оснований полагать, что новое восприятие адекватно отражает реальность. Оно может возникать из-за того, что наш мозг просто хотел оказаться в оптимальном для себя состоянии. Мы этого не знаем наверняка.
Однако все это не имело для Риты никакого значения. Она уже попробовала нитирэн-буддизм – безуспешно. Я не был готов предложить ей лечение с помощью галлюциногенов (или контролировать его ход) и понял, что вряд ли смогу помочь ей справиться с беспокойством. Тем не менее я решил сделать все возможное, чтобы решить ее проблему.
Однако при ее следующем визите я был приятно удивлен, обнаружив, что впервые за все время нашего знакомства беспокойство Риты немного снизилось. Ушли и обычные трагичные рассказы о том, что она может скоро умереть или что ее муж не хочет быть рядом с ней. Обсудив несколько незначительных жалоб, я заметил, что она менее обеспокоена, чем обычно, и спросил, в чем причина.
Она ответила, что ее сын потерял работу и вернулся к ней с мужем. Когда же я спросил, почему несчастье сына снизило ее волнение, она ответила, что рада не тому, что сын стал безработным, а тому, что он может проводить с ней больше времени. Я отнесся к ее объяснениям скептически, но не мог не отметить, как полезна радость для подавления страха. Я беспокоился, что такое освобождение от страданий не продлится долго, однако был рад тому, что оно все же наступило.
Через неделю произошло еще одно неоднозначное событие: Рита переходила дорогу рядом с домом, и ее сбил автомобиль. Врач отделения неотложной помощи, куда она поступила, сказал мне, что ее привезли без сознания, со сломанной ногой и поврежденным легким. Ее поместили в реанимацию и подключили к аппарату искусственной вентиляции легких.
Придя к Рите в больницу на следующий день, я увидел, что она уже в сознании, не пользуется аппаратом и активно общается с мужчиной, сидящим на стуле рядом с ее кроватью.
– Доктор Ликерман! – воскликнула она, когда я заглянул в палату. – Заходите! Это мой сын Джереми. Джереми, это доктор Ликерман.
Мы поздоровались, и Джереми сказал:
– Мы как раз говорили с мамой, как бы побыстрее забрать ее отсюда.
Я покачал головой.
– Придется спросить об этом ее лечащего врача. Я просто посетитель и хотел убедиться, что с Ритой все в порядке.
– Да, все хорошо, – сказала Рита и махнула рукой. – Не беспокойтесь. Я совсем скоро отсюда выйду.
Я ошеломленно взглянул на нее. Куда делась боязнь медицинских процедур, страдания от возможных фатальных осложнений и смерти в одиночестве на стерильной больничной койке? Я попытался найти следы беспокойства, прячущегося за безмятежностью, но так и не нашел их. Я ожидал, что Рита будет ждать от меня привычных утешений, но она вообще на меня не смотрела. Все ее внимание было приковано к сыну.
Согласно теории самосбывающихся пророчеств в области социального взаимодействия, ожидания определенного поведения от других изменяют и наше поведение, причем так, что оно заставляет этих людей соответствовать нашим ожиданиям. Это было наглядно продемонстрировано в исследовании Марка Снайдера и его коллег. Они выбрали случайным образом 51 студента мужского пола, а затем показали каждому одну из восьми фотографий девушек (ранее другие мужчины оценили четырех из них как привлекательных и еще четырех как непривлекательных). Исследователи попросили участников поделиться первыми впечатлениями. Подтвердив результаты предыдущих исследований, согласно которым мужчины ожидали, что привлекательные женщины будут приятнее в общении, чем непривлекательные, исследователи попросили мужчин поговорить по телефону (чтобы они не могли видеть, с кем говорят) с теми, фотографии кого они видели. Участникам эксперимента было неизвестно, что никого из тех, с кем они беседовали, не было на фотографиях. Когда наблюдатели в рамках слепого теста оценивали записи разговоров, то оказалось, что мужчины, говорившие с женщинами, которых считали привлекательными (и, соответственно, более приятными в общении), сами проявляли большую теплоту, чем те, кто общался с женщинами, которых они считали непривлекательными (и от которых не ждали теплоты). Это наглядно показало, что ожидания мужчин повлияли на их поведение. А главное, даже наблюдатели считали (в рамках слепого теста) более приятным стиль женщин, которых участники эксперимента назвали привлекательными. Иными словами, ожидания мужчин в отношении женщин определили их поведение в беседе с ними, а это, в свою очередь, определяло и отношение женщин{288}.
