Алексей Капранов - За что мне такому хорошему такая хреновая жизнь? Креативный антивирус для мозга
Но чем больше подросток сопротивляется, тем родитель дальше усиливает контроль. В ответ у ребенка начинается не просто негатив, а протест. И он начинает делать назло. «Ах, курить нельзя, сейчас назло пойду и накурюсь», или «Сексом заниматься нельзя, значит, сейчас пойду первому встречному отдамся».
Но есть одно большое но! Реальная мама не знает, какие протесты выкидывает ее чадо, а вот внутренняя знает все. Поэтому что наступает после преступления? Правильно, чувство вины.
Вывод: мы воспитаны на внутреннем контролере. Чуть что, и он сразу вопит: «Это нельзя, и это нельзя, а это тем более нельзя. Кто тебе сказал, что можно?» А запретный плод сладок. Сначала набедокурим, а потом спасаемся, как умеем. Некоторые поэтому даже не помнят, что натворили.
Реальная роль родителя – подготовить свое чадо к выживанию в этом мире. Чем мягче вы это сделаете, тем лучше.
Как-то мне сын сказал:
– Я больше не буду играть на пианино!
Я ему в ответ:
– Замечательно! Пошли со мной!
– Куда?
– Бери тряпку, ведро воды и пойдем мыть подъезд!
Он на меня смотрит удивленно. Я ему:
– Понимаю, ты пока выжимать не можешь, у тебя силы не хватает. Давай, ты мочишь тряпку, я выжимаю.
Так мы вымыли весь этаж. Это надо было прочувствовать. Затем сын меня спрашивает:
– Папа, а зачем мы подъезд моем?
Я ему говорю:
– Сына, мне тебя надо быстро приготовить. Я старый, больной и могу умереть в любой момент. А как ты кормиться будешь? Подъезд вымоешь, тебе кто супчика нальет, кто еще что-то.
– Папа, а если я играть на пианино буду?
Потом мы пришли в ресторан. Я сыну показываю:
– Здесь сидит дяденька, он на синтезаторе играет, ему денежки кладут.
– И сколько?
– Двести рублей за песню.
– О, я пять песен знаю.
– Сына, платят не за те песни, которые ты знаешь.
– А за что?
– Платят за те песни, которые другой хочет. Если ты их знаешь, тебе заплатят.
– А-а-а-а… Не, папа, я, наверное, буду музыкой заниматься.
Теперь, когда он двойку получает, я его не ругаю, а говорю:
– Сына, молодец! Не вырастешь умным, вырастешь сильным. Компьютер выключается, и пока ты двести раз не отожмешься, он не включится.
Он счастливый.
Главное, не чувствовать перед ребенком себя виноватым. Если чувствуете, подойдите и извинитесь.
Извинение – не унижение!Извиняться – вовсе не значит унижаться. Только горделивая душа чувствует унижение, и гордыня лечится унижением. Человека практически унизить нельзя.
У меня был один знакомый. Как-то в годы перестройки приходит к нему на консультацию новый русский. Он объясняет ему, что у него гордыни выше крыши. Новый русский ему говорит:
– Слышь, что ты мне мозги скипидаришь. Ты мне дай пощупать, что такое гордыня. Дашь пощупать, тогда заплачу.
Мой знакомый встает перед ним на колени, достает носовой платок и протирает его обувь, а потом отдает ему платок и говорит:
– На, повтори! То, что тебе мешает, это и есть гордыня.
Степень гордыни показывает степень унижения. Человека можно поставить на колени, можно избить, но унизить нет. Если мы чувствуем унижение, значит, у нас гордыни больше, чем положено. В животном мире собака никогда не задерет щенка. Потому что он на землю падает, пузо открывает, он беззащитен и сдался. Поэтому, если можно унизиться, но при этом не чувствовать себя униженным, – это замечательное оружие.
Как-то я с сыном поехал кататься на горку. Сын раз прокатился, еще раз. А рядом такая компания лыжников веселая. И один из нее очень выпендривается. Мне сразу нехорошо стало. Как только дело касается моего сына, у меня сразу вскипает. Я спрашиваю у своего знакомого:
– А есть где-нибудь горка для санок?
Он говорит:
– Нет, только эта.
– А для лыжников?
– Весь лес!
– А чего они здесь?
– Ну, они здесь выпендриваются.
Я чувствую, что мне уже сильно нехорошо. И вдруг у меня мысль: «Сейчас бы этому лыжнику наждачку под одну лыжину подсунуть». У Бога великое чувство юмора. Только подумал, только захотел, вижу – какие-то пацаны, лет десяти, тащат санки. И этот лыжник цепляется лыжиной за санки. А дальше все, как я представлял. Он кубарем полетел. Пацаны извиняются. А он:
– Я сейчас палкой вам глаз выткну!
У меня в душе столько всего сразу поднялось. Хотелось втоптать его обратно в снег. Я себя успокоил. Пошел дальше.
И вот мой сын скатился с горки, смотрю, к нему какая-то тетка подходит. Жена говорит:
– Иди, разберись, видишь, на него кто-то ругается.
Я говорю:
– Ой, с женщинами лучше не связываться!
Она мне отвечает:
– Это не женщина.
Чувствую, я уже бегу. Все на меня смотрят. Стоит этот лыжник в серебристом костюмчике и нравоучения моему сыну читает. Я понимаю, что сейчас я его сломаю пополам. Но вдруг я вспоминаю того самого щенка и, не добегая до него, падаю на колени и на весь лес ору:
– О, великий, скажи, куда нам убрать наших детей, чтобы они не мешали тебе кататься!
Если бы этот лыжник умел бегать задом…
Вся его команда сразу собралась и уехала.
Поэтому умение унизиться и показать, что тебя это не унижает, очень хорошо действует. Я это называю «щенячкой». Это даже лучше, чем самоутверждение.
Стратегии успешности, или Где проходят границы моего Я
Итак, мы играем огромное количество ролей. А как можно освободиться от роли, как быть собой? Ведь наша истинная успешность зависит от того, насколько мы не боимся быть плохими. Сомневаетесь? Сейчас докажу.
Стратегии «Как все» и «Как я»
Вся наша жизнь похожа на школу. Мы все проходим через несколько классов.
Первый класс школы – это мое Я. Здесь задача понять, где кончается Я и начинается не Я. На постижение этого класса может уйти не одна жизнь.
Второй класс – это когда есть понимание Мы. Здесь возникает проблема причастности (значит, хороший) и отверженности (плохой). Мы проверяем взаимодействие с другими и накапливаем массу ролей. Наши роли – это личины, в которых мы учимся быть успешными.
Третий класс – альтруизм. Это помощь слабым из нашей сопричастности. Вы помогаете тем, кто входит в разряд «мы». Но здесь наступает кризис, потому что чем шире «мы», тем меньше возможностей. Альтруизм обнуляется, так как мы понимаем, что есть люди лучше нас, что невозможно спасти всех и вся, и мы начинаем ощущать собственное бессилие. Каждая роль заставляет прятать часть своего Я. Потому что какие-то наши качества другим нравятся, и мы их выпячиваем, а то, что не нравится, прячем. Получается, того, что мы в себе оголяем, гораздо меньше, чем спрятано. И у нас в кладовке лежит больше, чем во всей квартире. Но чем больше мы прячем, тем неуспешнее становимся.
Период неуспешности помогает повернуться в сторону нравственности. Ведь сначала мы как личность прячем, что у нас не получается, в кладовочку и выпячиваем только успешное. А когда наша кладовочка наполняется и превращается в целый зал, у нас появляются две стратегии по выживанию: «как все» и «как я». Когда стратегия «как все» перестает работать, приходится использовать стратегию «как я». В этот момент мы выходим на край социума.
Когда мы разрешаем себе быть белой вороной, не как все, возникает наше Я как индивидуальность. Это называется – в рамках обязательной программы «как все» вытворить свою произвольную «как я». И так мы начинаем не прятать, а гордиться своим Я.
Только после этого мы переходим в четвертый класс – это учитель, тот, к кому идут за советом. Он никому не мешает и живет по-своему.
Наша успешность заключается в том, когда «Я знаю, как все, но умею еще по-своему».
Есть такое высказывание: «Если ты родился, у тебя есть свой путь в жизни, его никто не может занять, и бороться за него не надо. Его главное найти».
Зачем нужна харизма?
Одной из стратегий нашей успешности является харизма. А что значит быть харизматичным? Можно ли наработать харизму? Харизматичными бывают не только лидеры. Вы все когда-то были такими, потому что самые харизматичные – это дети.
Харизма – это главный закон общения. Это значит разговаривать на всех языках одинаково хорошо. Нет, я не собираюсь сейчас учить вас технике овладения иностранными языками. Это как-нибудь в другой раз. Я поведаю вам о законах общения.
Десять лет я проработал в службе занятости и проводил тренинги по устройству на работу. Я учил женщин, как нужно выпятить свои достоинства и скрыть недостатки.
Как то – то мы разыгрывали ситуацию. Я исполняю роль работодателя, женщина – соискательницы. Она заходит. Неуверенно спрашивает:
– Можно?
Я говорю:
– Да, проходите, садитесь. Расскажите о себе.
И дальше она говорит так, словно инвалид третьей группы, и думает, что ее просто так возьмут на работу. А потом она спрашивает, а что она сказала не так. Но даже если я скажу ей идеальный текст для устройства на работу, она все равно наврет.
