Ирина Хакамада - Успех. Спрашиваете – отвечаю
Обедать. А это – отдельная история на острове.
3
Я люблю уединение, и еще я люблю готовить. Если у вас нет телевизора, радио, а вместо всяких аудио– и видеосредств только шум моря; нет центрального отопления, кроме печки-буржуйки, долго растапливаемой морским топняком, а свет в гостиной заменяет свеча, то для полного счастья остается только иметь газовую плиту, соевый соус, рис и человека, кричащего на весь остров: «Песка фреска-а…» («свежая рыба»).
Все это у меня было.
Поэтому, как только мы приехали, сразу купили кальмара у человека – Пески-фрески тотони и сардинки. Тотони – особый вид кальмара в этих водах. У него огромные глаза, похожие на человеческие, он очень умный. Поэтому лучше его не ловить: жалко. Купить легче. Потом наш знакомый Паоло принес пять маленьких тунцов. Их тут ловят, откармливают на Большой земле и отправляют в Японию. Бросив нам пакет с рыбой, Паоло предложил сделать сашими и заодно пересказал свой диалог с рыбаком.
Рыбак:
– Нет, рыбу не продам, не хочу… А вообще, бери… Нет, не отдам… Ладно, бери, денег не надо, завтра отдашь… Нет, давай деньги, но у меня нет сдачи. Потом отдам.
– Пока!
– Стой! Я же ее не почистил!
В итоге я имела: первое – тотони, второе – сардины (купили сами у Пески фрески); третье – тунца (подарок Паоло) и четвертое – котлетки из мясной лавки. Недурно для первых дней! Я приобрела также соевый соус и рис, мы нарвали лимонов, взяли у Паоло рисовый уксус и оливковое масло. И наступило счастье.
4
Вначале мы съели кальмара, жаренного в соевом соусе, с отварным рисом – первый день. Вечером мы замариновали сардины. На следующий день сделали сашими из сырого тунца. Получилась целая кастрюля сашими. И съели его с рисом и соевым соусом. А вечером того же дня мы съели мясные котлетки и сосиски. Захотелось мяса. Понимали, что не круто, но очень захотелось. Сардинки уже не пошли, оставили на завтра. Да… Хорошо, когда можно есть сашими кастрюлями из «моря-у-тебя-под-окном» с рисом и соевым соусом.
5
Жизнь на острове в отсутствие других питейных заведений концентрируется вокруг маленького кубика около порта с названием громким и нездешним – beech-bar (в переводе – «пляжный бар»). Если присесть на стульчик под январским, особенно редким и поэтому дорогим сердцу солнышком и терпеливо наблюдать, затихнув с чашечкой «кафе доппио», что значит – двойной кофе, или двойной эспрессо (для справки: на Сицилии не понимают, что значит какой-либо другой кофе, кроме эспрессо. Например, на просьбу налить американский кофе они вежливо наливают большую чашку крепчайшего эспрессо и спрашивают при этом: «Американо – это много эспрессо, не так ли?»), – так вот, замерев с чашечкой кофе, можно чуть-чуть вникнуть в темы и «интонацию» жизни островитян. А если при этом стационарно установить видеокамеру, не меняя угол зрения, то, сильно не напрягаясь, получится концептуальное кино, почти Вендерс: больно богатая натура. За неимением видеокамеры я просто зафиксировала фотокамеру в одной точке (дорога к пристани, слева – лодки и море, справа – кубики, впереди – пристань, на переднем плане – столик и стулья) и честно нажимала на кнопку при появлении живых объектов.
Итак, 14 часов 30 минут, день, штиль, светит солнце, на берегу копаются в сетях бородатые ильи муромцы – местные рыбаки-коротышки, за соседним столом чинно читает газету хозяин мясной лавки с лицом дона Карлеоне, напоминающий одновременно героя итальянского боевика (вид сидя) и гнома из известного диснеевского фильма (вид стоя). У местных не принято болтать с чужаками, широко улыбаться, первыми здороваться. Они – Раста, гордые в своем маленьком королевстве. Поэтому проще их не напрягать, сесть тихо, повернуться спиной, взять кофе и ждать…
Приехал на гольф-машинке местный художник Гаэтано. В своей фуфаечке, с большими руками скульптора, с широкоскулым крестьянским лицом, абсолютно выбритым, он совсем не похож на лендлорда. А на самом деле Гаэтано – не только главный украшатель острова, но и держатель местной недвижимости: сложных кубиков стоимостью по полтора-два миллиона евро за штуку, с огромными террасами, смотрящими в море!
Вот так.
Прилетел со скрежетом на своем грузовичке человечек – Песка фреска. Зашумел, заговорил с мясником, сел за столик. На машинке нацарапано: «Khrushchev» (Хрущев), на руке татуировка с великим Че. Левый! Знает Косыгина, Хрущева, Громыко и Подгорного (я и то забыла!). Путина тоже знает…
Хозяин мясной лавки и продавец рыбы, представители абсолютно не конкурирующих бизнесов на острове, потрепались немного, сели в свои машинки и потарахтели в разные стороны…
На велосипеде проехал владелец большой виллы, сицилиец. Он с материка, высокий, пожилой мужчина, не коротышка, лицо благородное, городское, на пенсии, живет на острове почти постоянно. Совершает дневной моцион. До пристани и обратно. Пока сидела, проехал раз десять. Из переулка выкатился дед Черномор – швартовщик и рыбак Марио. С интересом посмотрел в камеру, поболтал с мужиками и лениво пошел на пристань: значит, скоро приедет белый пароход.
Дети прокатили на велосипедах, голубой грузовичок помчался на пристань. Жизнь явно интенсифицировалась, приближая время прихода парома с Большой земли.
Неожиданно, из ниоткуда все пространство пристани заполнилось разномастными машинками и людьми.
Туристы, увешанные спальными мешками, рюкзаками и куртками, сицилийцы в гламурных шапочках (наверное, с соседнего острова Панарея, местного законодателя моды на ночную жизнь), рыбаки, строители и прочий рабочий люд, Пуала (наш друг) и его команда менеджеров (держатели всех услуг для туристов на острове) и так далее…
Красные гольф-машинки (местные престижные «феррари»), белые – поскромнее – с табличкой «Такси», грязные грузовички, чистые грузовички и нечто, скорее похожее на изобретение Винтика и Шпунтика. Все заговорили, зашумели… тем временем пришел паром, и так же внезапно вся тусовка переместилась на пристань.
И тишина. Солнце низкое, предзакатное, вулкан дымит, рыбаки все еще перебирают сети, последний раз проехал городской сицилиец на велосипеде. Паром ушел. Пусто. Как будто ничего и не было. Что же мне это напомнило? Ну да, точно. Жизнь саванны в Африке…
FIN
Глава шестая
Live Journal
Путь самурая
Name: Khakamada
Data: 20.05.2008; 01.35 a. m.
От состояния абсолютного счастья до абсолютного несчастья – один шаг. На этот раз шаг был длиннее: не один год, а целых четыре. Четыре года мы работали в Государственной думе, пытаясь вместе с «Яблоком» провести хотя бы часть законов в жизнь. Были победы, поражения, много ошибок. Но мы рвались вперед, не замечая, что фатальный конец уже неизбежен. И он наступил: жестокий и беспощадный. Все демократы с грохотом проиграли выборы в декабре 2003 года. Их партийные машины вылетели на обочину политического хайвея и, искореженные, срочно эвакуированы в штаб-гаражи, в надежде на ласковый уход и починку. О президентских выборах в марте 2004 года уже никто и не думал. Тут бы раны зализать и отползти туда, где потише.
Я пыталась бороться, считая, что именно сейчас, после тотального проигрыша надо выдвинуть единого кандидата в президенты от демократической оппозиции. Иначе мы действительно поодиночке себя похороним. А заодно и всех, кто за нас голосовал. Я носилась с идеей выдвижения в качестве такового Рыжкова, Явлинского, Немцова, Лукина. Но все как-то вяло отмахнулись, решив набраться сил к политическому сезону 2007–2008. Наконец я решилась и предложила себя. В конце концов, чем я хуже других в протестной кампании? Ясно, что победить было невозможно, но показать, что в Большом городе есть и другие жители – тоже сильная идея. Кстати, абсолютно профессиональная и абсолютно политическая. Но коллеги-демократы отклонили предложение. И со смехом расползлись кто куда, отдыхать – впереди волшебный праздник Новый год!
В этот момент на меня обрушилась вторая волна, уже запредельного кризиса. Тяжело заболела дочь. Страшный диагноз поставили через десять дней после проигрыша политического. Я про все забыла. Не вылезала из больницы. Мы с мужем по очереди дежурили в палате, а потом валялись среди полусобранных для отъезда кульков на государственной даче в полной депрессии.
Как-то ночью я лежала одна на диване и смотрела в потолок. Во всяком случае, со стороны это выглядело именно так. На самом деле я видела не потолок, я смотрела в бездну. Она упорно манила меня, обещая хоть какое-то облегчение. Обессиленная, с чувством глубочайшего презрения к жизни, я наконец заснула…
Разбудил меня громко хлопнувший входной дверью муж. С порога Володя объяснил, что он понял, как нам выбраться из ямы. Я должна принять участие в президентской гонке. Плевать, что никто из коллег не поддержал. Надо идти, взяв на себя личную ответственность. Я оторопела, попыталась объяснить, что сейчас главное – дочь, все остальное – чепуха. И тут последовала абсолютно сюрреалистическая аргументация: «Ты – профессионал и знаешь, что делать. Вот и делай, и тогда в тебе возникнет дух, энергия! Если это произойдет и ты оживешь, то и дочка выкарабкается. Если ты будешь мертвая, нам дочь не спасти. Вот так. Иди, а то мы все загнемся».
