Вадим Гурангов - Искатели приключений на…
Саша нарушил молчание:
– Это вам не Чимган, друзья мои! Это старина Памир! Там за предгорьями, где снежные вершины – Фанские горы. Пятитысячники с отвесными стенами и бастионами скал, можжевеловые леса, разноцветные озера с прозрачнейшей водой. Кстати, до Самарканда уже близко.
Горы излучали суровую притягательную силу. Серега с Таракановым не могли отвести глаз от этого чуда.
Оказавшись в Самарканде, Вовка с Серегой отметили у себя стойкое ощущение, будто попали в шестидесятые-семидесятые годы. Мужчины, все как один, были одеты в невыразительные клетчатые рубашки синего или серого цветов. Ботинки их, похоже, производились на фабрике «Скороход», а брюки пошиты легендарной «Большевичкой». Узбечки предпочитали наряжаться в цветастые халаты. По дорогам в основном колесили автомобили незапамятных годов выпуска: старенькие «Победы», похожие на корабли «Волги ГАЗ-21», юркие «Москвичи-412». Пучеглазые «Запорожцы» тоже не были редкостью. Вызывало удивление и уважение, каким образом эти ископаемые образцы автомобильной промышленности СССР, эти птеродактили и археоптериксы периода социализма, помятые и проржавевшие насквозь, вообще способны передвигаться, да еще посреди такого пекла. Иногда, правда, встречались и иномарки, в основном серебристые «Nexia» местного производства.
Облик зданий, магазинов, заведений общепита и газетных киосков – все это ощутимо напоминало о временах «пятилеток» и колбасы по два рубля двадцать копеек. Автоматы по продаже минеральной воды с сиропом были почти такими же, какими их с детства помнил Тараканов. Похоже, и стеклянные стаканы в этих автоматах стояли здесь едва ли не с тех же времен.
Но в отличие от той эпохи, когда лица людей в любое время года сияли первомайским настроением, современный Самарканд улыбками не приветствовал. Какое-то тяжелое уныние, если не сказать безысходность, угадывалось на лицах местных жителей, особенно старшего поколения. Казалось, время здесь стало неподвижным. Оно, как и сам воздух Самарканда, расплавленный от сорокаградусного зноя, было тягучим, подобно горячей патоке. Люди, автомобили, ишаки, птицы, листья деревьев – все здесь двигалось, как в старом фильме с выцветшей пленкой, прокручиваемой в замедленном режиме.
В Самарканде путешествующих йогов встретила Карина, Сашина жена. Друзья оставили сумки в здании бывшего православного храма, превратившегося ныне в галерею-музей, и дружно вчетвером отправились на экскурсию.
По пути к ним присоединились еще двое – самаркандские художники: поджарый Володя с всклокоченной седой шевелюрой и седой бородкой клинышком и Андрей, высокий парень в клетчатом пиджаке. С первого взгляда Вовка с Серегой поняли, что оба художника – чудики еще те. Серые глаза Володи излучали взгляд из ниоткуда, а сам он производил впечатление сжатой пружины. Говорун и весельчак Андрей ходил, слегка подпрыгивая. Несмотря на пекло, он был одет в пиджак рыжеватой расцветки с тонкой красной ниткой, образующей крупную клетку. Точно такой же пиджачок родители подарили Вовкиному старшему брату на окончание школы – в 1972 году… Судя по здоровенным дырам на подкладке, Андрей носил свой пиджак примерно с тех же времен.
От храма-музея компания двинулась в сторону парка с аттракционами, который располагался неподалеку. Колесо обозрения, утопающее в зелени могучих платанов, замерло без движения и, похоже, давно.
Внимание спутников привлек бродячий цирк-шапито, окруженный галдящей толпой зрителей. Возле старенького «пазика» были установлены высоченные металлические шесты, выкрашенные в бело-зеленую «зебру». Между ними на высоте метров пятнадцати был натянут канат, над которым развевались разноцветные треугольные флажки. Пестро одетые музыканты играли на духовых инструментах и барабанах, а некоторые из них, раздувая щеки, громко дудели в длинные дудки с широким раструбом, похожие на диджериду[22]. Увидев такую картину, московские гости в очередной раз почувствовали, что попали в восточную сказку. Канатоходца видно пока не было. Ждать кульминации спутники не стали. Немного потолкавшись среди зевак, они полакомились мороженым в вафельных стаканчиках и двинулись дальше. Часа через четыре, когда друзья возвращались с прогулки по парку, представление еще продолжалось. Под одобрительные возгласы публики мальчишка лет восьми-десяти ловко прыгал на канате и садился на шпагат.
Компания отправилась к одной из главных достопримечательностей города – к мавзолею Гур-Эмир. По преданию, в этой гробнице покоится Великий Тимур, а также его жены и наследники. Вовка скептически относился к достоверности древней легенды, но, как говорится, история историей, а энергия энергией.
Мавзолей представлял собой маленький городок с аллейками и улочками, парапетами и домиками, увенчанными куполами. Здесь был даже пустой бассейн, в центре которого виднелся потрескавшийся кувшин бирюзового цвета, некогда служивший фонтаном. На площади возвышался типичный для Самарканда портал из желтого камня с арочным входом и двумя высокими колоннами по бокам. А внутри дворика находилась массивная башня с сине-голубым куполом.
При входе в мавзолей стоял узбек в замусоленном халате. Судя по вороватой физиономии и пачке пожелтевших квитанций в руке, он являлся кассиром и билетером в одном лице. Самаркандский «Остап Сулейман Берта Мария Бендер Бей» сразу вычислил, что Серега с Вовкой – москвичи, поэтому им было предложено заплатить пять тысяч сум (пять долларов) за двоих, в то время как для граждан Узбекистана стоимость посещения равнялась всего двести сум с человека. Вовка и Серега сделали вид, что собираются уйти, но в тот же момент цена мгновенно упала до трех тысяч. На эту сумму туристы согласились.
Тогда служитель гробницы, заговорщически прищурив и без того неширокие глазки, перешел на шепот и предложил москвичам за дополнительные деньги провести их в настоящую гробницу Тимура, которая, по словам узбека, располагалась этажом ниже, в подземелье. Художники выразительно замотали головами, и Тараканов с Серегой отказались. При входе в мавзолей Володя пояснил, что это была обычная разводка на деньги, ведь в настоящее место захоронения Тимура посторонних не пускают.
Торговаться на Востоке можно везде и всегда, и эта игра понравилась Вовке еще в Тунисе. Там лучше вообще не интересоваться стоимостью товара, иначе сразу начнется ожесточенная торговля, и вам почти наверняка всучат вещь, которую вы и не собирались покупать.
Однажды на пляже в Суссе к Тараканову подрулил забавный араб, продававший небольшие коврики ручной работы. Наружность у этого коммерсанта была на редкость бандитская (с подбитым глазом и без пары-тройки передних зубов), но при этом весьма добродушная. Он неистово тряс ковриками из скрученных и переплетенных между собой лоскутков плотной белой ткани. Эти произведения восточного текстильного искусства весьма напоминали половики в деревенском доме Вовкиного деда. Только половики были сплетены не из белых, а из разноцветных пестрых тряпочек.
Араб, подмигивая уцелевшим глазом и шевеля буденновскими усами, яростно дергал лоскутки на коврике (видимо, это означало демонстрацию высокого качества изделия) и оглушительно скандировал:
– Арбайтен! Арбайтен!
Похоже, это было единственное слово из всех европейских языков, которое он знал. Серега, изучавший в школе немецкий язык, заявил, что «Arbeiten» по-немецки означает «работать». Видимо, то, что коврики изготовлены вручную, являлось неоспоримым аргументом в пользу их приобретения. Увлекшись торгом, Тараканов ради прикола все же купил коврик, сбив цену с двадцати до семи долларов. Перед отъездом он подарил сей предмет Силы одной даме. Оказалось, ей нужна была пара, и второй коврик Вовка сторговал у Арбайтена уже за шесть долларов. «Не корысти ради, а токмо волею пославшей мя жены», то есть ради самого процесса…
В другой раз на базаре в Суссе Серега с Вовкой имели неосторожность спросить цену роскошного барабана, сделанного из пальмового ствола и верблюжьей кожи. Такой барабан в Москве стоил никак не меньше четырехсот-пятисот долларов. Стартовая цена была назначена в шестьсот «зеленых», и ребята улыбнулись. Тут же из уст торговца прозвучало «четыреста пятьдесят». Серега ответил, что они поинтересовались просто из любопытства. Тогда лавочник, охваченный азартом, стал последовательно снижать цену, доведя ее до смехотворной суммы пятьдесят долларов.
Но какое это было блестящее, артистичное шоу! Как араб рвал халат на груди, как эмоционально жестикулировал, как смачно ругался на своем языке! Калькулятор летел в угол, изо рта текла пена, лицо искажалось то гневной, то трагической гримасой! Магическое словосочетание «Last Price»[23] звучало не менее двух, а то и трех десятков раз.
Тараканов с Серегой не купили инструмент только потому, что сами на нем не играли, а везти огромный барабан в качестве подарка им было лениво. Надо было видеть, какое выражение лица осталось у торговца, когда «рашен туристо» все же покинули его лавочку без покупки. Кровная обида, несмываемая ничем! Впрочем, уже через пару секунд он гостеприимно улыбался, зазывая очередных посетителей. Ребенок, да и только!
