Лилия Валиуллина - Мама на кушетке. Что нужно знать, обращаясь к психологу
Язык маленького ребенка – это язык эмоций.
Для его понимания не нужно слов, это разговор души с душой через контакт «глаза в глаза». Более качественный контакт – «глаза в глаза» будет, если до этого было достаточно контакта «тела к телу», тех комфортных прикосновений, о которых мы говорили ранее.
И клиентка, вернее, ее внутренний травмированный ребенок, не мог «услышать» моих «умных» советов. Ему нужно было, чтобы с ним «разговаривали» через его чувства, разделяли его боль и страх. Я же поддавалась тогда своему ложному стремлению «причинить пользу» либо руководствовалась «правилами», то есть опять «умничала».
Маленькие дети сначала должны «выучить» язык чувств, эмоций вместе с мамой. Интеллект ребенка, как понятийный аппарат, развивается гораздо позже.
Маленькие дети сначала должны «выучить» язык эмоций вместе с мамой. Интеллект ребенка, как понятийный аппарат, развивается гораздо позже.
Взрослый человек, у которого оказался «провал» в его эмоциональном опыте, которому не хватило этой эмоциональной связи с мамой, будет постоянно испытывать нужду в ней. Эта «эмоциональная дыра» будет забирать всю энергию человека, не давая ему возможности направить внимание на что-то другое.
В той ситуации с клиенткой мне лучше было просто чаще спрашивать: «Что вы чувствуете сейчас? А что именно вы хотите сейчас?» Или просто самой говорить о своей растерянности, о своем чувстве вины. Тогда бы действительно состоялся эмоциональный, а не словесный диалог, который не могла «услышать» тогда клиентка, которая была в плену своей детской травмы.
Прошу заметить, что пришла клиентка со своими страхами после рождения ребенка, появившаяся маленькая дочь стала некоей «кнопкой», которая «включила» травматические воспоминания ее младенчества. Из истории клиентки видно, что травма была связана не только с ее младенческими непереносимыми переживаниями, но и с опытом растерянности и беспомощности ее мамы, что является еще большей травмой для маленького ребенка.
Мама клиентки когда-то подавляла свою растерянность, не зная, что делать с новорожденным ребенком, искала «инструкции», но не могла их найти, и просто отстранялась от своего малыша. Я вела себя в отношениях с клиенткой точно так же, пыталась дать «инструкции-советы», а ее душе требовалось сопереживание.
Насколько же первичная внутренняя связь-подобие воссоздает саму себя вновь и вновь! Клиентка в своей взрослой жизни вновь повторила свою детскую историю. Я как психотерапевт тоже отыграла с клиенткой ее первичную связь.
В моем личном опыте не было истории подобной истории клиентки. Я была с самого рождения окружена любовью и заботой, конечно, не идеальной, но достаточной для того, чтобы у меня всегда был интерес к миру. Но у меня была травма прерывания отношений с мамой на первом году жизни. В своей личной психотерапии я проработала эту травму года через три после истории с клиенткой. Хочу поделиться опытом ее проработки в личной психотерапии.
Потребность в чистом сопереживанииВ процессе глубинной психотерапии, где-то на 20–25 сессии после работы с образом в технике символдрамы, у меня поднялись очень мощные переживания собственной ничтожности. Они рационально ничем не были обоснованы. Я не помнила ничего из своей жизни, сравнимого с таким состоянием. Или просто раньше таких чувств я не допускала до сознания.
Это было просто непереносимо. Это было ощущение какого-то погружения на неимоверное дно, какое-то вселенское ощущение беспросветности, вселенской трагедии.
Я была в этих переживаниях достаточно осознанно, так как у меня был достаточный опыт личной психотерапии с этим терапевтом. Но таких переживаний у меня еще не было. Мне было очень непросто. Может быть, даже было что-то мазохистское в этом. Но мне было важно это ПЕРЕЖИВАТЬ. И мне БЫЛО ВАЖНО ЭТО ПЕРЕЖИВАНИЕ РАЗДЕЛИТЬ С КЕМ-ТО, НО МОЛЧА.
Мой психотерапевт очень внимательно слушала меня, в ее глазах было глубокое сопереживание. Мне казалось, что терапевт каким-то образом понимает суть моего состояния. Но в какой-то момент кроме сопереживания я почувствовала что-то другое. То ли жалость, то ли ее испуг. Мне это стало очень неприятно. Потому что исчезло сопереживание.
Душа не хотела жалости. Душа хотела опыта чистого эмоционального сопереживания. Душа хотела бессловесного эмоционального диалога. В моем личном опыте я чуть не потеряла маму в 5–6 месяцев. Оттуда, наверное, то переживание безысходности, которое эмоциональная и телесная память сохранила. Это состояние, наконец, при доверительных отношениях с психотерапевтом, стало осознаваемым и требовало принятия.
И я, видимо, даже имея тогда хорошую заботу и папы, и бабушки, нуждалась именно в маме. И то ощущение исчезновения мамы для меня как младенца было, видимо, потерей и своего первоначального образа, который уже сформировался в отношениях с мамой. Первое ощущение «Я» – ребенка – слито с образом его мамы.
Я пережила те чувства, которые испытывает маленький ребенок, вдруг лишившийся практически «своей души», которая для него и есть его «мама». Исчезновение мамы – это «собственное исчезновение» для ребенка. Оттуда эти ощущения безысходности и ничтожности как ощущения того, что «я – ничто».
Но одновременно ведь это память и о беспомощности моей мамы, которая не могла подойти ко мне. Ее-то и «уловила», видимо, мой терапевт. Я приняла ее растерянность за ее личную слабость. Терапевт действительно мне сопереживала и прочувствовала ту мою детскую ситуацию, но, видимо, в какой-то момент слилась с этим переживанием. Сейчас, имея больший опыт, я понимаю, что очень трудно не слиться с такими ранними переживаниями при возникновении их в процессе психотерапии. Только через осознавание этого «слияния» возможно отделение своей личности от этих переживаний.
Сейчас я понимаю, насколько важно в психотерапии договариваться с клиентом о том, что решение о завершении психотерапевтического процесса должно приниматься на очной встрече. И только на очной. Это гарантия того, что произойдет «расцепление» с опытом травмы. В противном случае захватившие в терапии ощущения могут «как будто» притянуть подобные ситуации в жизни. В этом отражается свойство нашего мозга: устанавливать связи с опытом в реальности, похожим на внутренний опыт. Это функции зеркальных нейронов нашего мозга.
В длительной психотерапии мы часто имеем дело с ранними детскими травмами. А это очень мощный заряд энергии и чувств. Этот поток поднимается из глубин нашего опыта. Он принуждает нас поступать определенным образом. Это невозможно контролировать. Это надо знать и клиенту и терапевту. Здесь высока потребность в бессловесном эмоциональном диалоге, но в обязательном присутствии другого рядом. Такой диалог может помочь восстановить утраченные связи в душе и залечить их.
Для проработки ранних травм нужно достаточно времени, порой необходимо возвращение вновь и вновь на разных уровнях сознания. Вспоминаю еще один эпизод проживания той же своей детской травмы.
«Если останется всего лишь три дня»Однажды я была на обучающем психологическом семинаре по работе с темой смерти по методу символдрамы. Нужно было в парах выполнить работу с образом «Миру осталось жить три дня. Только вы знаете об этом. Что вы будете делать?».
Работа с этим образом в качестве клиента оставила у меня неизгладимое впечатление на всю жизнь. Когда я доверилась своему воображению и представила, что такой кошмар может случиться, у меня потекли рекой слезы. Первое, что я сделала, – это собрала книги Фрейда и Юнга и запечатала их в несгораемый сейф, чтобы сохранить для потомков или других цивилизаций. Второе – я собрала всех моих близких и друзей за общий стол.
Работа с образом была в паре с партнером, который сопровождал практически бессловесно, время от времени лишь эмоционально поддерживая меня словами: «Да..», «да…». Для меня именно такая работа была целительной.
Человек бессознательно ищет самые разные способы исцеления. Очень часто при нехватке или разрыве эмоциональной связи у человека компенсаторно развиваются другие его сферы, в частности интеллектуальная. Чтение книг, которые заставляют чувствовать, размышлять – один из способов восстановления этой связи экологичным образом.
Когда я училась психотерапии, мой преподаватель говорил о том, что душа ищет исцеления любым образом. Это может произойти через социальный катаклизм. Замечено, что, например, во время войны люди практически не болеют, все силы концентрируются на выживании. Может наступить исцеление через личностный жизненный кризис. Это тоже заставляет искать ресурсы в самом себе, задуматься о многом. Но есть третий путь – через психотерапию, через самопознание. Каждый выбирает свой путь сам.
