Николай Капченко - Политическая биография Сталина
Величие добра? Величие зла? Это другой вопрос. Пусть лучше об этом судят моралисты, нежели историки. История скорее регистрирует, чем высказывает свое суждение. Она ограничивается упоминанием на своих страницах имен Аттилы и Карла Великого, Ричарда Львиное сердце и Саладцина[10], Эццелино да Романо[11] и Лоренцо Медичи[12]. И, может быть, в конце концов придут к тому выводу, что в долгой и сложной истории человечества одинаково необходимы добрые и злые, разрушители и созидатели».
Рискуя переборщить по части цитат, все-таки приведу еще одну весьма любопытную и, на мой взгляд, меткую мысль, которую выразил тот же Пьетро Куарони. Он ссылается «на одного старого русского коммуниста-гуманиста», который заметил: «Трагедия России состоит в следующем: Николай Второй был мужественным человеком, одушевленным лучшими намерениями; всю жизнь он искал человека, способного быть хорошим председателем Совета Министров. Если бы он заметил, что нашелся один такой совершенный человек в той социальной группе, где не принято было искать министров, Сталин, возможно, был бы сегодня его светлостью князем Иосифом Джугашвили, кавалером ордена Андрея Первозванного и многих других орденов. Николай Второй, возможно, оставался на троне, и, может быть, люди в России были бы намного более счастливы»
Можно, конечно, расценить данное высказывание как дикую фантазию и недопустимый перехлест. Однако поразмыслить над ним все-таки можно. Хотя, как принято в таких случаях говорить, история не знает сослагательного наклонения.
Цель данной работы предопределяет ее направление, выбор сюжетов, характер используемых материалов, словом, все то, что должно составлять содержание жизни и деятельности Сталина как политической фигуры. Естественно, его политическая биография неотделима от его биографии как личности, его судьба как фигуры исторического масштаба органически переплетена с его личной судьбой. Одной из трудных задач всегда была и остается задача найти всегда существующую, но довольно сложную и отнюдь не прямолинейную, а порой и весьма контрастную связь между особенностями исторической личности и той ролью, которую она сыграла в истории. Внутренняя органическая связь между личными чертами Сталина, особенностями его психологического склада, свойствами характера, жизненным опытом и той политикой, которую он проводил, прослеживается достаточно четко. И на первый взгляд, именно на первый, кажется, что все в этой взаимосвязи ясно, как божий день: одно логически вытекает из другого и объясняется им. Но применительно к личностям столь масштабного плана, каким был Сталин, данная схема взаимосвязи мне представляется чрезвычайно примитивной и мало что объясняющей. По крайней мере, она способна больше запутать картину, нежели ее прояснить.
Действительно, возникает чувство, подобное оторопи, когда начинаешь сопоставлять чисто личные качества и особенности Сталина как просто человека с его исторической ролью. В обычном, чисто человеческом плане, он скорее предстает в весьма скромном виде: ничем, что могло произвести большое, а тем более магнетическое впечатление, он не обладал. Как личность, как просто человек, он несопоставим с тем Сталиным, который вошел в историю. Налицо своеобразная диспропорция между личностью и ролью, которую сыграла эта личность на арене истории. Как личность Сталин довольно зауряден, не наделен демоническими чертами, которыми как бы дышит его политика. Но чем более заурядным с точки зрения возвышенных исторических критериев предстает сама личность Сталина, тем более впечатляющей предстает перед исследователями его политическая деятельность. Какие-то потрясающие внутренние противоречия и диспропорции!
В истории подобные «странности», своего рода аберрации исторической значимости личности, встречались нередко. Но в Сталине они воплотились с какой-то особой силой, зримостью и масштабностью. Могут возразить, что исторические масштабы личности и масштабы деятельности этой личности должны находиться в прямой взаимосвязи и взаимозависимости. По определению это так. Однако общее правило предполагает и исключения, в разряд которых вписывается Сталин.
Я писал не биографию Сталина как человека, а биографию Сталина как политика и государственного деятеля. Само собой разумеется, невозможно было оставить вне поля зрения и личные черты и качества Сталина как человека, общий рисунок его жизни. Но эти моменты всегда находились как бы на втором плане. О них я писал в той мере и тогда, когда и насколько они помогали понять политические действия Сталина, раскрывали его качества как государственного и политического деятеля.
Общей чертой многочисленных книг и статей о Сталине как в нашей стране, так и за ее рубежами, является однобокая, упрощенная и в какой-то степени примитивная трактовка одной из самых важных проблем, касающихся политической биографии Сталина. Я имею в виду вопрос о той роли, которую играла в политической биографии Сталина власть, обладание ею и понимание сущности этой власти. В своем подавляющем большинстве биографы Сталина и вообще люди, пишущие о нем, априори исходят из того, что власть для Сталина всегда была и до последнего его вздоха оставалась главной целью его жизни. Даже не просто главной целью, а точнее сказать, — самоцелью. Именно на этой основе строится зачастую анализ его действий и мотивация его поступков. Отсюда проистекает и все остальное, что как бы автоматически присовокупляется при характеристике его личности как политика. Но ведь известно, что политика — это сфера, в которой поступки важнее, чем личные качества или намерения. Вместе с тем, политика представляет собой прежде всего сферу действий, значимость которых определяется их практическими последствиями.
Иными словами, — и история это убедительно доказала — власть, как правило, не является самоцелью в широко понимаемом историческом процессе. Она по большей части выступает в качестве орудия, инструмента, средства достижения определенных политических и иных целей. Даже самые извращенные люди, добившиеся власти, используют ее отнюдь не только и не столько для удовлетворения своих личных амбиций и своего безграничного тщеславия. В приложении к Сталину, с моей точки зрения, есть более чем достаточно оснований считать, что для него власть была прежде всего и главным образом орудием достижения определенных политических целей. Она не имела в его глазах своей собственной, отделенной от политических и государственных устремлений, ценности. Можно со всей решительностью и пылом осуждать цели, во имя достижения которых Сталин использовал свою власть (это, конечно, зависит от исходной позиции того или иного критика), но, как мне представляется, изображать Сталина в качестве человека, лейтмотивом поведения которого было исключительно стремление к обладанию личной и безграничной властью, — значит серьезно упрощать характер исторического феномена, каким предстает перед лицом не только его современников, но и потомков Сталин.
Именно в данном вопросе мой подход к политической биографии Сталина и отличается от многих других. Я стремился на протяжении всего изложения материала показать, что политические мотивы лежали в основе большинства действий Сталина как во время борьбы его за власть, так и после обретения оной. Если мы на все действия Сталина и на всю его политическую биографию будем смотреть только или преимущественно под углом зрения борьбы за личную власть, то, боюсь, не сможем правильно понять и дать достоверную историческую оценку его политической биографии и вообще его роли в истории нашей страны и всего мира. Подобный подход слишком прост, слишком заманчив своей простотой и внешней убедительностью. Но поэтому он и узок, маломасштабен и во многом примитивен. Он в корне искажает не только фигуру самого Сталина, но и саму историческую эпоху, в которой развертывалась его деятельность.
Признаюсь, что во время работы над книгой на первый план выплывала довольно любопытная задача: не столько убедить потенциального читателя в своем понимании излагаемого материала или описываемого события, сколько самому разобраться в нем и, по возможности, составить объективное суждение. В каком-то смысле в процессе написания книги я сам стремился познать Сталина как политика, понять смысл и логику его действий, которые часто казались и кажутся порой до сих пор не поддающимися логическому объяснению. По крайней мере, они зачастую не укладываются в рамки элементарного здравого смысла.
Еще один момент заслуживает того, чтобы на нем специально остановиться: я имею в виду объективность. Как уже отмечалось выше, быть беспристрастным любой автор, особенно пишущий на острые политические и исторические темы, просто не может. В любом случае, при любых стараниях всегда будут проглядывать его собственные пристрастия, симпатии и антипатии, порой злорадство и даже ненависть. Предвзятость может выражаться не только в тенденциозной оценке фактов, но и в самом их подборе автором, в том, что выгодные для его концептуального подхода материалы он будет охотно использовать, а невыгодные просто игнорировать. Поэтому апеллировать к так называемой объективности в оценке роли Сталина в нашей истории — дело бесперспективное. Но определенные политические или идейные пристрастия не должны вредить достоверности изложения событий и фактов, их оценке в соответствии с исторической реальностью. Путь к истине не загораживают всякого рода чувства, будь то любовь или ненависть, они лишь накладывают на поиски этой истины своеобразную печать. Главное — это достоверность, без которой сам процесс поиска истины превращается в простой фарс или же сознательное надувательство. Такое толкование принципа объективности, возможно, и покажется кому-то странным и недопустимым в таком деле, как написание биографии политического деятеля. Однако я еще раз хочу подчеркнуть, что полной объективности, личной самоустраненности автора от того, что он пишет, не бывает.
