Михаил Любимов - Гуляния с Чеширским Котом
Быть или не быть? Отвечаю неопределенно, о деньгах ни слова. Голосок понимает суть проблемы, вежливо расстаемся, но мне оставлен телефонный номерок.
Боже, уже иссякла вторая бутылка вина! Надо подышать воздухом, купить йогурта. По дороге решить, живем ведь один раз, правда? На улице моросит дождик. Ухожу в ночь, иду по слабо освещенному переулку, погруженный в глубокие мысли. Вдруг из-за угла выскакивает пьяный мужик и неожиданно, словно обезьяна, копирует меня, причем в его исполнении я выгляжу надменным идиотом, идущим пузом вперед, с мордой, похожей на перевернутый горшок. Очень похож на русского, не переодетый ли это полковник с гитарой? «Сейчас будет бить, — обреченно думаю я, — весьма достойное завершение вечера». Как жаль, что забыл все приемы самбо, изученные в разведшколе, может, его без всяких затей садануть ногой по челюсти (или по куриным яйцам, что проще)? Но вряд ли я прыгну так высоко, только сломаю ногу. Но мужик хохочет и протягивает руку. Играет, видите ли, растуды его… Быстренько и униженно пожимаю, и, как испуганный жираф, ловко ныряю в лавку за йогуртом. По-чему-то покупаю бутылку вина (о, подсознание!).
Мое «Гнездо» уже превратилось в шумный дворец; на моем этаже пир горой.
— Возьми на примету этого старого козла! — говорит одна леди на хорошем русском.
Я цепенею. Безумно шпарит магнитофон «Шарп». Родные мои, да сколько же вас тут?! Сразу вижу, что много и в хорошей кондиции, особенно мужики.
Элиота тоже ухитрялись чаровать русские бабешки в Лондоне:
Вот мисс Grishkin, чей подведенный
Славянский глаз пленяет всех,
Чей дружелюбный бюст — находка
Для пневматических утех.
Не так ли ягуар бразильский
Мартышек ловит средь болот,
Распространяя запах киски?
Нас мисс Grishkin в свой дом зовет.
Делаю каменное лицо англичанина (из тех, кто бродит по Сахаре в наглухо застегнутом костюме) и спокойно прохожу в свой номер. Серьезно, словно контейнер из тайника, достаю бутылку из сумки, быстренько открываю и засасываю стакан…
На дворе веселье, «бродяга, судьбу проклиная, тащился с сумой на плечах» ревет на полную катушку, мужики и бабы подпевают, каждому хочется побродяжить. Я тоже жужжу этот мотив под нос, эх, сейчас бы на Байкал, нырнуть в ледяную воду, сожрать потом омуля… Кот доел плавленый сырок и подмяукивает, подлец. Все-таки «наши» неповторимы. С ними не соскучишься, это не занудные англосаксы. Удивительно, как случилось, что один миллиард человек изучает английский язык? А три четверти международной почты, четыре пятых банковских данных в компьютерах тоже написаны на английском, при этом из 650 млн. англоговорящих только 8 % составляют англичане.
Размышления дурака
Англичане? Узнаваемы ли они в своем национальном характере? Узнаваемы ли все мы? У Набокова в «Даре» русский эмигрант, живущий в Берлине, убежден, что «в малом количестве немец пошл, а в большом — пошл нестерпимо». Он тихо ненавидит пассажира-немца, подсевшего к нему в трамвае, «за низкий лоб, за эти бледные глаза; за фольмильх и экстраштарк, подразумевающие существование разбавленного и поддельного; за любовь к частоколу, ряду, заурядности; за культ конторы; за дубовый юмор и пи-пифаксовый смех; за толщину задов у обоего пола; за видимость чистоты кастрюльных днищ на кухне и варварскую грязь ванных комнат; за чужую живую кошку, насквозь проткнутую в отместку соседу проволокой, к тому же ловко закрученной с конца». Список претензий к соседу велик, правда, под конец оказывается, что это не немец, а русский.
Вот и я, дурак, вообразил, что знаю англичан. Все меняется слишком быстро. Где ты, Англия круглых котелков и элегантных зонтов-тростей, очень строгого распорядка работы ресторанов, когда к трем дня уже не подавали ланч, многочисленные бары «Уимпи» с «быстрой пищей»? Где фунт стерлингов из 20 шиллингов и шиллинг из двенадцати пенсов (существовала и гинея из 21 шиллинга), «газетная» улица Флит-стрит и вечно спешащих клерков в Сити? Моя Англия исчезла, как черный дым каминов, струившийся из труб лондонских домов.
Из прошлого:
Как грустно мне под фонарями газовыми
Всю эту сырь своим теплом забрасывать.
И наблюдать с усталою гримасою,
Как догорает третий час камин.
Не пахнут для меня цветы газонные,
Не привлекают леди невесомые,
А джентльмены, мудрые и сонные,
Меня вогнали в англо-русский сплин.
И я уже фунты тайком считаю,
Лью сливки в чай и биржу изучаю.
И я уже по-аглицки скучаю,
Уныло добавляя в виски лед.
Сиамский кот в ногах разлегся барином,
И шелестит в ногах газета «Гардиан»,
И хочется взять зонтик продырявленный
И в клуб брести, как прогоревший лорд…
Это безумный старлей, он любил лордов, мечтал стать членом эксклюзивных клубов «Уайт» и «Брукс», шить костюмы в крупную клетку На Сэвил-роу, заказывать шляпы и трости в «James Lock» на Сент-Джеймс (там отоваривались первый денди, щеголь Браммелл и сам лорд Байрон), выписывать сигары и дорогие портвейны в «Berry Bros. & Со.» а-ля Черчилль и Уайльд. Не видно газовых фонарей (о, Ингрид Бергман!), где вы, шикарнейшие рестораны «Прюнье» и «Монсеньор» на Джермин-стрит? Я любил ваш ошеломляющий шик, куда вы исчезли?
Исчезающий газовыйНаступает новое время, холодное и стеклянное, кто мог подумать, что склады и мастерские верфей на Темзе будут переделаны в комфортабельные яхт-цен-тры, изящные жилые дома и рестораны, что появятся небоскребы в честь Миллениума? Я прекрасно помню верфи Сент-Катерины и Батлера, испокон веков служившие для разгрузки шерсти, сахара, каучука и кофе, или замызганные доки Челси — теперь там деловые центры, современные дома и гостиницы. В 60-е годы только сумасшедшему приходило в голову развлекаться на южном берегу Темзы (кроме Гринвича и Баттерси), ныне там воздвигнута галерея Тейт-модерн, Национальный театр, Национальный дом кино, там воссоздан знаменитый шекспировский театр «Глобус». Кто мог подумать, что помимо Челси и Хемпстеда, богема обживет ист-эндовские районы Спитлфилдз или Кларкенвелл, где на месте трущоб появились художественные галереи и антикварные лавки? И молодежь изменилась и африканизировалась: куда ни ткнешься — юнцы и девицы с серьгами в носах, с проколотыми пупками и в самых диких татуировках, с неимоверными стрижками, которые больше похожи на специальные парики, из которых щеткой торчат странные волосы. Увы, но женщины уже давно носят брюки и мужские часы, ростбифы и рыба с чипсами уступают место хот-догам, безвкусным Макам и азиатской еде, а фирмой «Роллс-Ройс» владеют немцы.
Неужели не вернется прошлое?
А разве не изменилась Россия? Помню хорошо 40—50-е: карточки и вполне приличные продукты на рынках, крабы в сельпо, которые никто не брал (так впоследствии произошло с кальмарами и миногами), семгу в свободной продаже в Елисеевском, внезапные завозы перно «Анизетт де Рикар» и испанского коньяка, а перед перестройкой первоклассного виски «Чивас Ригал» за 15 ре. Цистерны с алжирским вином на юге, которое отлично пилось из граненых стаканчиков, из них же неплохо шла и водка (пиво с прицепом), кособокие и кривобокие мужские костюмы, пиджаки с надставными плечами и брюки-клеш, толстые и грубоватые официантки в грязных столовках, пионерские линейки и лагеря…
Вспоминаю себя в отцовской полковничьей бекеше и каракулевой папахе (естественно, без регалий), военные парады и ощущение счастья, когда однажды попал на трибуну для гостей рядом с Мавзолеем. Где ты, уютная, неказистая Москва? На месте убогих деревушек возникли спальные районы, а центр наводнили стеклянные здания. Среди новостроек, вроде храма Христа Спасителя или Сити, хватает и прекрасных сооружений, но они не мои!
Понимаете, это не мое!
К 2004 году английский писатель-фантаст Артур Кларк ожидает клонирование человека, в 2014 году будут построены гостиницы для желающих провести отпуск в космосе, в 2015 году сбудется мечта алхимиков и из других металлов будет получено золото, в 2020 году будет создан человеческий интеллект, в 2021 году люди высадятся на Марс, в 2095 году люди начнут осваивать звездные миры, и начнется новая эра человечества. Как холодно! Из всех предсказаний мне ближе всего создание дома-кокона, который можно не покидать годами. Жить себе, поживать (и детей наживать?), получать всё необходимое за счет восполняемых ресурсов и переработки отходов жизнедеятельности. И спать до этого светлого завтра в криостате — холодильнике.
Что дальше станется с Англией? Что дальше станется с Россией?
Уже давно великие умы сулят финал человечества. Еще в 1956 году Джон Осборн писал в «Таймс»: «Это письмо ненависти. Оно для вас, мои соотечественники, я имею в виду тех людей моей страны, которые ее осквернили. Людей с пальцами маньяков, тянущих слабое, заброшенное тело моей страны к смерти. Я надеюсь, что эта ненависть вспрыснет в меня жизнь. Я думаю, она сохранит меня на несколько месяцев. А пока: будь проклята, Англия! Ты разлагаешься и очень скоро исчезнешь!»
