Аркадий Беляков - Воздушные путешествия. Очерки истории выдающихся перелетов
Поток любопытных хлынул и в Домодоссолу.
В процессе подготовки к старту число летчиков по самым различным причинам сократилось с 8 до 1. Остался Гео Шавез. Этот молодой человек, перуанец по происхождению, однако родившийся и выросший в Париже, незадолго до перелета через Симплонский перевал установил рекорд высоты полета – 2650 метров. Очевидно, это достижение и явилось основной причиной его решения попытать счастья при перелете гор.
Что представлял из себя будущий маршрут Шавеза?
После взлета надо было восходящей спиралью набрать высоту и лечь на курс вдоль речки Сальтин, отличающейся крайне неспокойным нравом, к вершине горы Симплон. Далее – глубокая долина, спускающаяся к Италии. Слева по курсу, в непосредственной близости, гора Мон-Леон высотой 2558 метров, справа – горы Флечгорн (4000 метров) и Веймпс (более 4000 метров). Опасность усугублялась сильнейшими ветрами и быстрым изменением погоды. Местные жители говорят, что в этих местах за одни сутки могут сменяться все четыре времени года.
Шавез хорошо подготовился к полету. Маршрут из Брига в Домодоссолу он заранее проехал на автомобиле, самолет – «Блерио», почти такой же, как тот, на котором Луи Блерио перелетел Ла-Манш, – очень тщательно подготовил и опробовал в полете.
В 6 часов утра 19 сентября Шавез взлетел. Однако после набора высоты летчик вернулся к месту взлета.
Я поднялся на высоту 2400 метров, – рассказывал он корреспондентам, – и уже считал себя в полной безопасности, как вдруг ужасный порыв ветра, несущийся со скоростью лавины, бросил меня вниз. Сиденье буквально провалилось подо мною. Машина встала на дыбы. И тотчас другой порыв ветра ринулся на меня сбоку, круто задрав левое крыло самолета. Меня будто кто оглушил, аэроплан раскачивало из стороны в сторону и, только собрав все свои силы, я сумел удержать в руках управление машиной. Я стал тут же спускаться, стараясь это сделать побыстрее...
В конце этого рассказа и прозвучала та мрачная фраза, которую мы вынесли в заголовок очерка.
Стоявшая несколько дней подряд более или менее благоприятная для перелета погода после 19 сентября стала заметно ухудшаться. Шавез нервничал. 23 сентября он сказал друзьям, что ждать более не намерен и сегодня же летит. Около часа дня Шавез взлетел, довольно быстро набрал нужную высоту и взял курс к перевалу. Вскоре в Домодоссоле толпы людей увидели долгожданную точку в небе. На Соборной площади в Милане взвился белый флаг, означающий, что Альпы покорены летчиком. Но для радости оснований было мало. При подлете к Домодоссоле случилась беда, объяснить которую долго не могли очевидцы катастрофы. Крылья самолета Шавеза неожиданно сложились в воздухе, причем не вверх, как ни странно, а вниз. Самолет после этого снижался «почти отвесно», утверждали очевидцы.
Машина упала.
Ближе всех к месту падения оказался местный врач. Вот что он рассказывал позднее: Люди исступленно кричали, а я со всех ног бросился к обломкам. Лицо Шавеза было залито кровью, из груди вырывался полный страдания стон. С подбежавшими людьми мы освободили его от навалившейся беспорядочной кучи проволоки и дерева и увидели, что обе ноги у Шавеза сломаны. В одной руке он судорожно сжимал несколько кусочков сахара, один кусок у него был во рту. Придя в себя после обморока, он прошептал: «О, друзья мои, мне все-таки хватило смелости, но это было ужасно, это действительно ужасно!»
Летчика доставили в местную больницу. Круглосуточно на площади Шито, у больницы, где лежал Шавез, дежурила огромная толпа народа, постоянно справляясь о самочувствии летчика. Сначала дело пошло на поправку, и Шавез поведал докторам кое-какие подробности своего полета. На пятые сутки состояние молодого человека ухудшилось, и он вскоре скончался. Объясняли его смерть и сильным нервным потрясением, и возникшим заражением крови. Так или иначе, а первая попытка покорить Альпы на самолете кончилась очень трагично. Уникальное разрушение самолета в воздухе послужило уроком для конструкторов: после гибели Шавеза крылья стали укреплять не только нижними, но и верхними подкосами.
Прошло почти три года. В январе 1913 года еще один перуанец, живший во Франции (по слухам, даже родственник Шавеза), Жан Бьеловусик взлетел в Бриге и посадил свой «Анрио» с мотором «Гном» в 80 лошадиных сил в Домодоссоле в 100 метрах от памятника Шавезу, установленного на месте катастрофы. Мы посчитали интересным привести этот факт потому, что Бьеловусику удалось не только перелететь Альпы, но и очень ярко описать свои ощущения при перелете: Я испытывал впечатления бабочки, попавшей в бокал. Куда ни повернешься – всюду горы! А какие вихри! Какие порывы ветра! Я изо всех сил старался дать аппарату направление вверх – и не мог, или еле поднимался: 1000 метров за 7 минут, тогда как в Реймсе я достигал этой высоты за 4 минуты! Мне казалось даже, что крылья аэроплана не поддерживают его в воздухе... Временами порывы ветра были так сильны, что меня подбрасывало на сидении и только с помощью рук и ног мне удавалось удержаться внутри самолета... Когда показался город и цель моя была близка, началась реакция и крайнее напряжение нервов сменилось полным их притуплением, как только я коснулся земли... Отсюда Альпы красивы, но сверху они страшны... Слава Шавезу!
После этого перелета Бьеловусик решил более не испытывать свою судьбу. Я летаю уже три года и весь покрыт шрамами, – заявил он корреспондентам. – Теперь, развив максимум моей энергии, я хочу отдохнуть. Я все-таки буду заниматься моим любимым спортом, но лишь в качестве преподавателя.
PROMENADE POUR PLAISIR[1]
Русская периодика 1910-1911 гг. Журнал «Автомобиль»: ...кажется преувеличенным возведение авиации на ступень общечеловеческой и первой государственной задачи. В вопросе авиации чисто ребяческое изумление и отношение к делу, нечто вроде ловкого фокуса... авиация теперь модная забава, очень интересная, но занявшая положение далеко не по чину, а будущая роль авиации настолько неопределенна и туманна, что ратовать за нее во имя прогресса, пожалуй, не стоит.
Полемизируя с этим высказыванием, корреспондент журнала «Аэро и автомобильная жизнь» пишет: ...еще и теперь приходится встречать лиц, которые отрицают прогресс авиации! ...Аэроплан ворвался уже во враждебный лагерь, но врага еще не победил. За этим, конечно, дело не станет, и аэроплан будет столь же уверен в своей сфере, как пароход на воде или автомобиль на дороге.
Пока пишущая братия вела сражения на бумаге, летчики продолжали единоборство с воздушной стихией. Это было то замечательное время в авиации, когда на сиденья скорее этажерок, чем самолетов, садились самые увлеченные, самые смелые и энергичные люди и, пренебрегая порою явной опасностью для жизни, фактически постоянно рискуя ею, поднимали в воздух свои еще очень мало пригодные для полета машины.
В 1910 году Императорский Всероссийский аэроклуб и Московское общество воздухоплавания объявляют подготовку к первому в России массовому перелету по маршруту Петербург – Москва. Главная задача – пролететь весь маршрут (752 километра) за минимальное время. В перелете могли принять участие все желающие летчики на русских и иностранных самолетах. Не были допущены к перелету женщины. Лететь разрешалось только в дневное время. Все расходы по подготовке и проведению перелета несли сами участники.
Перелет был назначен на 23 июля 1911 года. Удивление и сожаление вызвало глубоко безразличное отношение военного ведомства к этому огромному событию в авиационной жизни страны. К сожалению, воинское начальство назначило именно на двадцатые числа июля, дни перелета, армейские маневры, из-за чего военные летчики практически были лишены возможности принять участие в этом интереснейшем состязании. В итоге 23 июля должны были стартовать одиннадцать пилотов: С. Уточкин, А. Васильев, М. Кампо-Сципио, Г. Янковский, М. Лерхе, Н. Костин, А. Срединский, В. Слюсаренко, А. Агафонов, В. Эристов, Б. Масленников.
В день начала перелета Эристов отказался от участия в нем, так как к этому времени не успели доставить его самолет.
С рассветом начали собираться к Комендантскому аэродрому Петербурга зрители, и хотя платные трибуны оставались полупустыми, вокруг аэродрома собралось огромное множество любопытствующих.
В ангарах шла энергичная работа.
Царило самое бодрое настроение, – вспоминал позже А. Васильев. – Все были уверены в успехе перелета, многие участники мечтали долететь до Москвы, не спускаясь. Наконец в ангарах заработали моторы. Стоит отчаянный туман, и в нем какими-то зловещими призраками вырисовываются фигуры людей. Вот уже повели на старт аппарат Уточкина. Он уверен в себе, спокоен, видно, совершенно не думает о предстоящих трудностях.
