Андрей Круз - На пороге Тьмы
- А чего пламегаситель такой странный? - спросил я, кинув патрон обратно.
- Чтобы гранатами стрелять, - ответил боец и снова полез в подсумок: - Вот, гляди, на пять холостых патронов магазин, боевой в него не всунешь.
Действительно, в руке у него появился короткий магазин с наглухо сходящимися впереди губками, патрон с пулей в него не втолкнешь - не влезет, только холостой с замятым дульцем.
- А вот граната, - добавил собеседник и вытащил из длинного брезентового подсумка нечто вроде маленькой минометной мины с длинным тонким хвостом, - Насадил на ствол, газоотвод перекрыл, холостые вставил - и бах! Знаком с такими?
- Нет, у нас не было, - покачал я головой.
- Из разных мы с тобой мест, - заключил он, - У нас были. Хорошая штука, можно метров за двести стрелять.
- У нас подствольные гранатометы.
Он ничего не ответил, лишь пожал плечами. Подозреваю, что попытки определить кто откуда тут вроде как стандартная процедура знакомства.
В комнатку заглянул младший сержант, рыжий и усатый, сказал:
- Давай, попаданец, отвезем тебя куда полагается.
На улице прямо возле дота стояла знакомая по фильмам "полуторка", маленький неуклюжий грузовичок, у которого на деревянном борту кузова большими белыми буквами было написано "Комендатура".
- Давайте оба в кузов, - сказал сержант, забираясь за руль машины.
Карабкаться было невысоко, да и задний борт был откинут. У борта переднего имелась лавка, на которой мы вдвоем с бойцом и уселись.
- Давно ты здесь? - спросил я его.
- Года два, - ответил он, и что-то прикинув, добавил: - Чуть больше, два и месяц.
- И как?
- Да нормально, могло быть и хуже, - пожал он плечами, - Живем - хлеб жуем. Пока цел, служба идет. Да не ссы, все пучком будет, все равно отсюда никуда не денешься.
Фыркнув мотором и душераздирающе проскрежетав коробкой, "полуторка" дернула с места чуть не прыжком, так, что я с лавки едва не свалился, но дальше покатила неторопливо, не набирая, судя по всему, и сорока километров в час. В лицо опять сыпануло мелким дождем, я поплотней завернулся в дождевик, чувствуя, как промозглая сырость забирается и под него, и под толстый свитер.
Потянулась прямая грязноватая улица с высокими тополями по бокам, прикрывающие обшарпанные стены домов, покрытые осыпающейся штукатуркой, крашенной в желтоватый цвет. Тянулись дома жилые, какие-то учреждения, школа с барельефами в виде глобусов, планеров и пионерских галстуков по фасаду, какой-то сквер с памятником не пойми кому. Появились пешеходы, одетые все больше или в допотопную военную форму, или в какую-то ее комбинацию с гражданской одеждой. Впрочем, была одежда и просто гражданская.
- Слуш, а чего столько народу по форме-то, а? - спросил я.
- А что тут еще носить? - удивился он вопросу. - В магазинах здесь по одежде голяк, а если где и есть что, то такого вида, что смотреть страшно, разве что под машиной валяться. А на складах таких галифе с гимнастерками на целую ударную армию хватит. Или две. Вот и выдают. Ну еще тетки свитера вяжут, продают на базаре, а остальное все такое вот… Куртки кожаные кто-то наладился делать, где-то шить начали, но пока мало и дорого. Да и все, в общем.
Он покачал носком кирзового сапога, выставив его вперед. Кирзачи были виду самого привычного, знакомого с юности, так сказать.
- А тут правда война только закончилась?
- Да вроде как, - кивнул боец, - Но тут ее не было, фронт не дошел, как я понял. Верст двести сюда не дошел. Зато складов военных здесь до черта, вроде как поближе к фронту везли. Или с фронта.
- У вас… ну, откуда ты сам, война была?
- Ага, еще какая, - кивнул он, - В сорок шестом закончилась. Перемирием.
- А началась?
- В сороковом.
Я присвистнул мысленно. У нас все же на два года меньше тянулась. Интересно, что там у них творилось, в реальности, откуда провалился в эти мрачные места мой конвойный. Но спрашивать не стал.
Чем ближе к самому центру, тем людней было на улицах. Были вооруженные люди, а были и безоружные, на первый взгляд. Я даже не выдержал и уточнил:
- А днем тут безопасно, точно?
- Ага, Горсвет тут все просвечивает, не успевают заводиться… всякие. А через периметр мы не пускаем. Вот с заходом уже стремно на улицу соваться. Если ты не дома, то лучше сиди где сидел, или в гости к кому иди.
- А если не к кому в гости?
- Так не бывает, а вообще можешь куда-нибудь в учреждение сунуться, там всегда дежурные есть. На улицу нельзя.
- А на машине?
- Смотря на какой, - усмехнулся он. - Если на танке, то без проблем.
- А есть танки?
- Есть, куда они денутся. Только запчастей и горючки на них не напасешься, так что если что и пользуем, так только легкие. А так всяких хватает. Правда их еще и завести проблема обычно, стоят-то уже сколько лет.
- А у дота что стояло такое, ну, с двумя пулеметами? - поинтересовался я.
- Т-90, легкий, с двумя "дашками". Серьезный агрегат, как сыпанет, так и в клочья.
- Кого в клочья? - уточнил я, восхищенный метафорой.
- Да пофиг кого, - отмахнулся небрежно боец. - Кого хочешь.
- Понятно, - с уважением кивнул я.
Полуторка объехала по кругу площадь с заросшим сквером посередине,которая называлась, как и следовало ожидать, площадью Ленина, и которую здесь звали, со слов бойца, площадью Крупского, или просто "Крупой", ну и памятник, стоявший посреди сквера, оказался как раз ему и посвящен. Лысый вождь стоял чуть наперекосяк, призывно вытянув руку и указывая ей на сгоревший верхний этаж здания напротив, словно указывая на непорядок.
- А че там горело? - полюбопытствовал я.
- Да фонарщики какой-то шкаф на чердаке прошляпили, оттуда и вылезло. А в здании только ночной дежурный был, так чтобы отбиться, бумаги в шкафах поджег. "Да будет свет!" вроде как сделал. Этаж и сгорел, - все столь же туманно пояснил провожатый. - А сам не в курсе, что гадам этим свет, если уже полезли, по-барабану совершенно.
- И чего с дежурным?
- В окно сиганул, упал в кусты, только ноги поломал. А тут и фонарщики подъехали.
Полуторка остановилась у обшарпанного крыльца, пофыркав двигателем. Боец совсем не изъявил желания вылезти, выбрался только сержант из-за руля, призывно махнувший мне рукой и сказавший:
- Слезай, приехали. Щас тебя посчитают и к делу определят.
Под конвоем сержанта и словоохотливого солдата я поднялся по крыльцу и оказался перед дверью, справа от которой на стене висела табличка гласившая: "Администрация Углегорска. Районный отдел приема поселенцев (РОПП)". Дверь, крашеная бурой половой краской, отворилась со скрипом на тугой пружине. Мы вошли в полутемный маленький вестибюль, где вдоль стены вытянулся ряд кресел с откидными сиденьями из потрескавшегося дерматина, вроде как в кинотеатрах раньше бывали, а напротив кресел, за стойкой, отгороженной решеткой, сидел сержант с красной повязкой "Дежурный по отделу" на рукаве.
- Здорова, ропперы! - громогласно, вызвав гулкое эхо, поздоровался рыжий. - Митя, поселенца привезли, оформляй.
И с этими словами рыжий протянул в окошко какую-то бумажку.
- Это хорошо, - кивнул дежурный, делая в бумаге какую-то пометку и возвращая ее обратно, - Больше народу, крепче стоим. А то что-то в последнее время мало провалилось, мы уже опасаться начинаем. Как зовут?
Это он уже ко мне обратился, заодно подтягивая большую амбарную книгу и открывая ее на заложенной странице.
- Бирюков Владимир Васильевич, - представился я.
Сержант сначала посветил мне в глаза, затем тщательно, каллиграфическим почерком записал в книгу мои данные, не забыв спросить даже домашний адрес, затем сказал:
- По коридору направо, кабинет номер два. Бочаров Сергей Геннадьевич вас примет, теперь все вопросы к нему.
Рыжий пожелал мне удачи, попрощался с дежурным, уткнувшимся в какую-то книжку, и вышел на улицу. А я направился куда велели, в темный коридор
в конце которого в кронштейне торчала керосиновая лампа, дававшая тусклый и мерцающий свет. Двери выходили в обе стороны, так что окон в коридоре не было, свет с улицы не попадал. Номера на дверях прочитать было почти невозможно, приходилось чуть не носом упираться в них, и еще на цыпочки приподниматься. Кабинетом номер два оказалась вторая дверь по счету. Я постучал, дождался ответа "войдите", и, соответственно, вошел.
- Добрый день, - с ходу поприветствовал меня средних лет невзрачный и лысоватый дядек в большой не по росту полушерстяной гимнастерке без погон, но с портупеей через плечо.
- И вам добрый, - кивнул я, оглядываюсь.
Стол под выцветшим зеленым сукном, простой и потертый. Карандаши. Чернильница. Бумага. Все как из кино, полное ощущение нереальности.
- Чего уставился? - буркнул мужик. - Компьютеры ищешь?
- Ну… типа того, - кивнул я. - А то странно как-то, типа в театре. Или музее.
- Ага, а я экспонат, - кивнул тот. - Нет ту ни хрена, ни компьютеров, ни даже электричества в здании. Чернилами пишем, из непроливаек. И суем в них стальные перья, и ставим на бумаге кляксы. Бумага, кстати, дерьмо дерьмом, пером из нее аж щепки цепляются.
