Николай Богомолов - Михаил Кузмин
19 апр<еля> 1907.
Мой милый друг,сегодня получил Ваш адрес, спасибо за открытку. Я верю, что Вы ждете новостей отсюда, но, увы, так мало их могу сообщить. Я не видел Н.[584], но имел 2 письма, где говорится, что ко мне придут в понедельник (я так назначил по просьбе о дне и часе[585]), не без кокетства, очень дружественные, более нежной терминологии. В понедельник Вам напишу о свиданьи. Другой несчастный юноша бомбардирует меня из Финляндии по 2 раза в день, несмотря на болезнь глаз[586]. Что из этого выйдет — неизвестно. Сам я очень скучаю, ничего не пишу и чувствую себя не перворазрядно. Павлик все в той же мизерии и изводит меня, продолжающего быть в прогаре, невероятно. Он слышал от Юсина[587] об интересной книжке «Крылья»[588]. По-моему, ее надо бы продавать в Таврическом саду, открывающемся 23-го. Гржебин[589] бы это сделал. «Эме Лебеф» не раньше мая[590]. «Белые ночи» лопнули, как и нужно было ожидать от этой Чулковской затеи[591]. Он теперь рассчитывает увлечь «Картонным Домиком» Гогу Попова, чтобы тот дал денег на издание[592]. Оказывается, этот саврас только и мечтает о грамотности[593] и дерзновении. Дерзновение, où veut-il donc se nicher? А на вопрос из «Весов», куда я дал повесть и не пришлю ли им, я ответил, что отдал ее Чулкову. Такая досада![594] «Альманах Ор» выйдет в начале мая. Там теперь и Пяст, и Allegro, и Юраша, и Волошин (Вакс Калошин), и первое действие (!) комедии Аннибал ритмической прозой![595] Там на башне провожают Сабашникову, у которой такой вид, будто ее кто-нибудь сосал, злы и капризны[596]. Диотима вчера распила с Чулковым бутылку водки вдвоем, после чего могла его целовать, пока Вяч<еслав> Ив<анович> спал в соседн<ей> комнате[597]. В субботу были втроем (увы! уже не вчетвером) на Английской до 5-го часа[598]. Завтра хотим в таком же составе ужинать у Albert’a[599]. Сомова видаю редко. Только что был у Бакста вместе с Потемкиным[600], который сегодня уезжает на праздники. Был у меня Мейерхольд, очень заинтересован «Евдокией»[601], на будущий год обязателен cabaret и т. п.[602] Блок уехал[603]. Чулков, кажется, и Серафима Павл<овна>[604] пускают сплетню про меня и Н. Я слышал это уже из очень далеких рук. Основываются на том, что мы везде (!) появляемся вместе[605]. Но сплетня о небывшем часто служит пророчеством и причиной факта, оправдывающего бы ее. Я говорю, конечно, avec restriction, только блюдя Ваши интересы. Ответьте, чтобы я мог кланяться.
Душевно Ваш верный друг и заместитель
М. Кузмин.<Приписка на первом листе письма> Конечно, поклон Людмиле. Студента[606] нигде никто не видит.
31 НУВЕЛЬ — КУЗМИНУ8 mai <19>07
Бланк Hôtel de Hollande
Милый друг!Как я Вам благодарен за Ваше письмо! С каким нетерпением буду ждать отчета о понедельнике! Признаюсь, ужасно Вам завидую и даже немножко ревную.
Дела по концертам отымают у меня массу времени. Видел Людмилу только один раз. Были вместе в bar Maurice. Минский[607], кажется, поражен свободой нашего обращения с нею и начинает побаиваться за целость и сохранность ее demi-virginité. В субботу обедаю с ними. Смирнов, пытавшийся устроить оргию наподобие петербургских[608], наткнулся на упорное противодействие со стороны Минского. Не знаю, с чьей стороны он видит опасность. Не с нашей же?
У Мережковских был тоже всего один раз[609]. Вел очень тонкую политику, приведшую к тому, что они должны были признаться, что я со своей точки зрения «вполне последователен и прав». Отношения хорошие. В субботу буду у них на «товарищеском»[610] five o’clock’e.
Романических приключений никаких. Наоборот, если можно так выразиться, т. е. изобразил два раза klein Walter. Была, правда, одна встреча, сулившая приятные последствия, но — ничего не вышло. Удивительно, что здешние красоты на меня совсем не действуют и чувствами я весь в Петербурге. Уж не влюблен ли я на самом деле?
Пишите мне, дорогой друг, как можно чаще. Не забывайте. Видел «Саломею» и «Ariane»[611] на генеральной репетиции. Интересно. При встрече расскажу подробнее. В четверг иду слушать «Пеллеаса»[612]. Сегодня — второй раз «Саломею».
Мережковские ругательски ругают всех наших поэтов и писателей — Сологуба, Иванова, Блока, Городецкого, Ремизова, Вас, словом, решительно всех, за исключением одного — как бы Вы думали? — Сергеева-Ценского![613]
Кланяйтесь, кланяйтесь без конца милому Н. Если можно, поцелуйте, — несколько раз!!
Всем друзьям сердечный привет. Скучаю без вас. Скоро ли снова будем бросаться апельсинными корками[614]?
Любящий Вас
В. Нувель.Получение этого письма отмечено в дневнике 28 апреля: «Нувель пишет новости о Людмиле, что Мережковские ругательски ругают Сологуба, Иванова, Блока, Ремизова, Городецкого, меня, щадя только Сергеева-Ценского. Все думает об Н<аумове>. Не коварно ли я с ним поступаю? Но я поступаю по вдохновению чувства, которое редко обманывает».
32 КУЗМИН — НУВЕЛЮ27/14 мая <1>907.
Милый друг,я очень виноват таким невозможно долгим молчанием, но никаких тут ужасных и грозящих бедствием причин нет. Самая неприятная новость — это та, что, вероятно, я уеду в Окуловку вместе с нашими, т. е. числа 21–24 мая[615], так что может случиться, что мы не увидимся до середины июля, когда я вернусь. Я бы, конечно, предпочел пробыть июнь и уехать на июль и август, но force majeure — мои финансы меня принуждают поступать не совсем сообразно своим желаниям. Наумова с Пасхи я видел раз пять, и один раз он не застал меня[616]. Он завтра уходит в лагерь и был вчера прощаться. Экзамены он выдержал, каждый раз спрашивает о Вас и кланяется Вам, так же мил и дружествен, но я думаю, что ко мне он в известном отношении равнодушен, так же, как я не особенно enflammé, так что опасности для Вас, si Vous у tenez encore, нет. Но отношения и хождения очень упрочились и участились, чего, собственно, Вам и нужно было. Я очень скучаю по Вас, занятый все какими-то не своими полуроманами[617]. Но часто бывает очень весело и смешно, что Вы узнаете вскоре из дневника. Часто довольно видаюсь с друзьями; в Таврическом ничего интересного, все те же тетки и тапетки[618]. Чудесные белые ночи, но ах! с кем их проводить!? На днях выйдет «Цветник Ор» с «Евдокией» и «Белые ночи» с «Карт<онным> домиком». «Эме» весь напечатан и в цензуре, но в последний момент Сомов сделал полный погром с обложкой, клише и т. п., т<ак> что неизвестно, когда он выйдет[619]. Кланяйтесь Людмиле, пусть она не злится, поклонитесь Сергею Павловичу[620], к которому я чувствую «почтительное обожание». До свидания. Вас приветствует Наумов.
Ваш верный
М. Кузмин.Пишу «Комедию о Алексее»[621].
Ответ на не дошедшее до нас письмо Нувеля, полученное Кузминым 12 мая.
33 НУВЕЛЬ — КУЗМИНУ30/17 мая <19>07.
<Открытка>
Спасибо, мой дорогой друг, за милое письмо, очень обрадовавшее меня. С грустью узнал, что к моему приезду Вас не будет в Петербурге. Неужели нельзя Вас чем-нибудь задержать? Приеду я в среду 23-го утром и очень прошу Вас, если только возможно, не уезжать до этого дня. В среду же я непременно зайду к Вам между 5-ю и 6-ю час<ами> и твердо рассчитываю Вас застать. В противном случае оставьте швейцару или наверху записку с адресом и необходимыми разъяснениями. Стремлюсь в Питер, Париж надоел.
Ваш
В. Нувель.Письмо было получено Кузминым 20 мая. Нувель действительно прибыл 23 мая, о чем Кузмин записал в дневнике довольно подробно: «Приехал Сомов и потом Нувель из Парижа, бодрый и оживленный. В „Figaro“ и „Correspondent“ упомянуто обо мне, как о музыканте нов<ой> фракции, за что „Новое время“ собир<ается> ругаться, вероятно думая, что Дягилев подкупил газеты (ему-то что?); расспрашивал о Наумове, был, кажется, не очень доволен. <…> я все-таки поехал к Нувелю. Были в „Вене“, где он рассказывал о Париже».
34 КУЗМИН — НУВЕЛЮ<31 мая 1907>
Бесценный Renouveau,как грустно мне, покинувшему Вас, дорогих друзей, лишенному возможности видеть милого нам Н. От последнего я получил 2 письма; между прочим, он выражает желание меня видеть и просит в случае приезда в Петербург на несколько дней известить его заранее, чтобы он мог свои отпускные дни не занимать загородом и пробыть со мною в городе[622]. Но, вероятно, этого не будет. Летом так запустишься, задичаешь, что в несколько дней не оправишься. Послали Вы ему письмо, получили ли ответ? видели ли? Вообще, что делаете, кого видаете, бываете ли в Тавриде? что — Capra?[623] Здесь народу много, есть два молодых немца, но неинтересных, исключая, конечно, простого народа, где всегда есть что-нибудь, но сплошная необразованность[624].
