Б. Соколов - Молотов. Тень вождя
Но через два дня в беседе с одним из членов делегации пытался убедить его, что не следует реорганизовывать МТС и продавать колхозам технику (как раз тогда Пленум решал эти вопросы) и торопиться с осуществлением других намеченных мероприятий. Такое поведение Молотова характеризует его как двурушника».
За все эти страшные прегрешения Игнатов предложил исключить Молотова, а заодно и Кагановича с Маленковым из партии. Несколько месяцев спустя после съезда это было осуществлено.
Вот как прокомментировал историю с «антипартийной группой» писатель Владимир Солоухин в своей книге «Последняя ступень (Исповедь вашего современника)»:
«Группа сообщников (соратников, пардон!) решила отстранить Хрущева от власти и взять власть в свои руки. Политбюро большинством голосов проголосовало против Хрущева. Генеральным секретарем КПСС был избран Вячеслав Михайлович Молотов. Политбюро продолжало заседать уже под его руководством. Молотов произнес пятичасовую речь, разоблачающую и критикующую деятельность Хрущева. Из зала заседаний никого не выпускали. Фурцева отпросилась в туалет. Как женщине, ей разрешили выйти. Она позвонила Жукову и Семичастному, то есть главнокомандующему и министру КГБ. Моментально на военных реактивных самолетах свезли из областей секретарей обкомов — членов ЦК. Они столпились в “предбаннике”. Стали требовать, чтобы их пустили на заседание. Их пустили. Надеясь, видимо, убедить либо надеясь, что, поставленные перед фактом, они подчинятся Молотову как Генсеку КПСС. Но их свезли на военных самолетах, и встречал их на аэродроме министр КГБ Семичастный. Вероятно, он успел сказать каждому из них два-три словечка. Они, войдя в зал заседаний, проголосовали против группы Молотова, за Хрущева. Хрущев, таким образом, победил. По всей стране были проведены партийные собрания в низовых партийных организациях. Мы все один за другим вставали и дружно клеймили Молотова, Маленкова, Кагановича, Ворошилова и примкнувшего к ним Шепилова. Все превозносили Никиту Сергеевича. Но у многих, я заметил, было подавленное состояние. Тот, кто хоть на минуту задумался над происходящим, не мог не вообразить, что если бы Молотов остался секретарем (если бы не привезли на истребителях членов ЦК), то сейчас по всей стране тоже проходили бы низовые партсобрания, и все мы дружно ругали бы Хрущева, восхваляя Молотова, Ворошилова и всю группу. Так на самом деле мы
и стали ругать Хрущева, превозносимого в течение десяти лет, после 14 октября 1964 года, когда его спихнули и власть в стране перешла в другие руки».
Тот же Солоухин справедливо заметил, что «своих спасителей, Фурцеву и Жукова, он (Хрущев. — Б. С.) очень быстро “отблагодарил”, отодвинув подальше. Это естественно: лучше иметь вокруг себя людей, которые тебе обязаны, нежели людей, которым ты обязан».
Быть кому-то обязанным Никита Сергеевич не желал, в результате чего, во многом, и рухнул в октябре 64-го.
Все свидетельства, как друзей и соратников, так и врагов Молотова, разнятся во многих деталях. Сейчас уже, наверное, невозможно установить абсолютную истину: кто что именно сказал и кто в каком порядке выступал. Но бросается в глаза, что Молотов на заседании Президиума ЦК держался довольно пассивно, в значительной мере отдав инициативу Кагановичу. А когда формальный глава заговорщиков устраняется от активной борьбы — дело заговора трещит по швам.
Вообще все действия заговорщиков оставляют впечатление какой-то импровизации. Чувствуется отсутствие какого-либо продуманного плана действий. Кажется, что Молотов и его товарищи надеялись на то, что Хрущев сразу же дрогнет и поднимет руки кверху. А когда тот вдруг заупрямился, они не знали, что делать. Нет, не годились «тонкошеие вожди» для государственных переворотов...
Но Сталин и не мог терпеть в своем окружении чересчур умного и решительного человека. Ведь такой «кронпринц» создавал потенциальную угрозу власти Сталина еще при жизни диктатора. И самостоятельно властвовать члены «антипартийной группы» просто не умели. Хрущев оказался человеком куда более волевым, чем Маленков или Молотов, да к тому же контролировал секретариат ЦК и имел своих ставленников в качестве большинства секретарей обкомов.
Шея у Никиты Сергеевича оказалось потолще, чем у его противников. Поэтому Молотов, Маленков, Каганович и примкнувший к ним Шепилов блистательно Провалились. Если бы они позаботились о какой-либо силовой поддерж-
ке, хотя бы о паре десятков офицеров и генералов армии и КГБ, как это было при аресте Берии, ход событий мог бы развернуться по-другому. Если бы Хрущева арестовали прямо на заседании Президиума, то далеко не факт, что секретари обкомов и главы КГБ и Минобороны, увидев Никиту Сергеевича в «браслетах», рискнули бы выступить в его защиту. В то же время обеспечить себе содействие со стороны силовых структур Молотову и его товарищам в условиях лета 57-го было чрезвычайно трудно, а на уровне первых лиц этих ведомств — практически невозможно.
Во главе Министерства обороны тогда стоял, как мы уже говорили, близкий к Хрущеву маршал Жуков, а во главе КГБ — давний друг Никиты Сергеевича генерал Серов. Только МВД возглавлял сравнительно нейтральный Н.П. Дудоров, но и он тяготел скорее к Хрущеву, чем к Маленкову и Молотову. Кроме того, Дудоров не был профессионалом сыскного дела и вплоть до 1945 года работал в сфере строительства.
В любом случае Молотову, Маленкову, Кагановичу, Булганину и прочим было бы гораздо труднее уговорить офицеров и генералов арестовать Хрущева в 57-м, чем Хрущеву, Маленкову и Булганину в 53-м уговорить тех же военных арестовать Берию. Ведь тогда против Лаврентия Павловича выступали глава правительства, министр обороны и фактический руководитель партии. Теперь же, в 57-м, арестовывать пришлось бы главу партии, а на стороне заговорщиков был только Председатель Совета министров, не игравший большой политической роли и не пользовавшийся популярностью в стране. Вряд ли бы нашлось много офицеров, рискнувших участвовать в заговоре, зато о подобных разговорах почти наверняка узнали бы и Жуков, и Серов и довели бы это до сведения Хрущева.
Я думаю, не случайно попытка свержения Хрущева удалась только тогда, когда ее возглавили люди, которые во времена Большого террора 1937—1938 годов находились на достаточно низких номенклатурных должностях либо вообще вступили в активную политическую жизнь лишь в последние сталинские годы и не привыкли бояться Сталина. В команде, подготовивший переворот, возглавленный Брежневым, присутствовали бойцы старой гвардии (Косыгин, Суслов), но в основном это были представители «непо-
ротого поколения» руководителей, в большинстве своем выдвинутые самим Хрущевым. Они Никиты Сергеевича не боялись и, опираясь на силовые структуры, готовы были идти до конца, если бы Хрущев вдруг заартачился.
Молотов же и другие участники «антипартийной группы» рассчитывали только на мирный вариант взятия власти. Они надеялись, что удастся уговорить Хрущева добровольно отказаться от поста Первого секретаря ЦК КПСС, как в 1955 году, когда с поста Председателя Совета министров ушел Маленков. При этом Молотов со товарищи готовы были оставить Хрущева в составе Президиума ЦК и предоставить ему один из министерских постов, например сельского хозяйства.
«Антипартийная группа» явно опасалась доводить дело до обострения, а тем более — до силового противостояния. Ее участники не забывали, что Никита Сергеевич все же зарекомендовал себя как один из самых кровавых сталинских палачей. Тогда в случае неудачи Молотов, Каганович, Маленков и прочие почти наверняка разделили бы печальную судьбу оппозиционеров 20-х годов. А так все дело можно было попытаться свести к обычным разногласиям, неизбежным в любом здоровом коллективе.
Последние годы на службе
После вывода из состава ЦК КПСС Молотова назначили послом в Монголии. Для бывшего главы МИДа это было серьезным унижением. В свое время он знал еще Чой-балсана, который был, по его словам, «малокультурный, но преданный СССР человек». Поэтому по его рекомендации после смерти Чойбалсана ставка была сделана на Це-денбала, хорошие отношения с которым сохранились и в дальнейшем, что, очевидно, повлияло на выбор места ссылки для Вячеслава Михайловича. Позже Молотов рассказывал о Цеденбале Чуеву:
«Он к нам хорошо относится... Они только по-русски, по-монгольски не говорят... Жена у него рязанская. Бесцеремонная баба такая (тем не менее Жемчужина с ней дружила. — Б. С.). Цеденбал выучился в Иркутском финансовом институте и там женился на русской. Дома у него библиотека. Выпить любит. Крепко».
