Людвиг Мизес - Бюрократия, Запланированный хаос, Антикапиталистическая ментальность
При рыночной экономике никто не бедствует только потому, что есть очень состоятельные люди. Богатство имущих не является причиной чьей-либо бедности. Процесс, делающий людей богатыми, напротив, является следствием процесса, совершенствующего способы удовлетворения людских потребностей. Предприниматель, капиталист, технолог преуспевает только до тех пор, пока он способен наилучшим образом удовлетворять спрос потребителя.
Антикапиталистический фронт
С САМОГО начала социалистического движения и попыток возродить интервенционистскую политику докапиталистического времени и социализм и интервенционизм были безнадёжно дискредитированы в глазах всех, кто был знаком с экономической теорией. Но идеи революционеров и реформаторов встретили одобрение у огромных масс невежественных людей, движимых самыми сильными из человеческих страстей: завистью и ненавистью.
Социальная философия Просвещения подготовила почву для осуществления программы либерализации: для экономической свободы, завершившей своё развитие в рыночной экономике (капитализме) с её конституциональным следствием – представительным правительством. Но она не требовала уничтожения трёх сил: монархии, аристократии и церкви. Европейские либералы стремились заменить королевский абсолютизм парламентарной монархией. Они хотели отменить привилегии аристократии, но не лишать её титулов, гербов и поместий. Они жаждали предоставить всем свободу совести и прекратить преследования инакомыслящих и еретиков, но вместе с тем дать всем церквям и сектам возможность исповедовать свои духовные идеалы. Таким образом, все три основные силы старого режима были сохранены. Можно было вполне ожидать, что принцы, аристократы и клерикалы, неутомимо проповедующие консерватизм, встретят в штыки попытки социалистов посягнуть на основные достижения западной цивилизации. Кроме того, глашатаи социализма не скрывали, что при социалистическом тоталитаризме нет места для того, что они называли пережитками тирании, неравенства и предрассудков.
Но даже в этих привилегированных группах обида и зависть взяли верх над трезвой логикой. Они, по существу, объединились с социалистами, закрыв глаза на то, что социализм предусматривает в числе прочего конфискацию их собственных поместий, и что тоталитаризм исключает религиозную свободу. Гогенцоллерны в Германии начали проводить политику, которую один клерикальный обозреватель обозначил как монархический социализм <Elmer Roberts, Monarchial Socialism in Germany, New York, 1913>. Самодержцы России, Романовы, заигрывали с профсоюзами, чтобы использовать их как оружие в борьбе против попыток «буржуазии» установить представительное правительство <Mania Gordon, Workers Before and After Lenin, New York, 1941, p. 30>. [Л. Мизес имеет в виду так называемую зубатовщину – создание в 1901–1903 гг. по инициативе охранки легальных рабочих организаций. Администрация поддерживала экономические требования этих профсоюзов при условии отказа от политической деятельности.] Во всех европейских странах аристократы практически сотрудничали с врагами капитализма. Видные теологи пытались дискредитировать систему свободного предпринимательства и, таким образом, по существу, поддерживали и социализм, и радикальный интервенционизм. Некоторые известные лидеры современного протестантства – Барт и Бруннер в Швейцарии, Нибур и Тиллих в США и ныне покойный архиепископ Кентерберрийский Уильям Темпл – открыто осуждают капитализм и даже считают «несостоятельность капитализма» ответственным за все эксцессы русского большевизма. [Названные Л. Мизесом религиозные мыслители – основоположники и видные представители так называемой неоортодоксии в протестантизме. Под влиянием «великой депрессии» 1929–1933 гг. сложилось их критическое отношение к современному капитализму. Так, Карл Барт (1886–1968), высланный нацистским режимом из Германии, был в определённой степени близок к идеям христианского социализма. Рейнхольд Нибур (1892–1971) критиковал капиталистическое общество, как противоречащее началам христианской этики. Эмигрировавший при Гитлере из Германии в США Пауль Тиллих (1886–1965) много внимания уделял порождаемому современным буржуазным обществом отчуждению человека от мира, от других людей и от бога. Уильям Темпл (1881–1944), ставший в 1942 г. архиепископом Кентерберийским, выступал за социальные реформы, поддерживал профсоюзное движение. Некоторые из неоортодоксов, особенно К. Барт, выступали против кампании антикоммунизма.]
Не исключено, что был прав В. Харкурт, заявивший более 60-ти лет тому назад: «Мы теперь все социалисты». [Харкурт Уильям (1827–1904) – английский политический деятель, юрист и публицист конца XIX века. Принимал участие в налоговой реформе.] Но ясно одно: сегодня различные правительства, политические партии, преподаватели и писатели, воинствующие атеисты и христианские богословы почти единодушны в своём страстном отрицании рыночной экономики и в восхвалении тех преимуществ, которые якобы предоставляет всемогущество государства. Подрастающее поколение воспитывается в атмосфере, пропитанной социалистическими идеями.
Влияние просоциалистической идеологии наглядно прослеживается в том, как, почти без исключений, общественное мнение объясняет причины, побуждающие людей присоединяться к социалистической и коммунистической партиям. Говоря о внутренней политике, принято считать, что неимущие классы «естественно и неизбежно» сочувствуют радикальным программам: планированию, социализму и коммунизму, и только люди состоятельные имеют основания голосовать за сохранение рыночной экономики. Это утверждение принимает постулат социалистов, что при капитализме экономические интересы масс попираются в угоду «эксплуататорам», что социализм обязательно повысит уровень жизни простого человека.
Однако люди не потому хотят социализма, что знают, социализм улучшит их жизнь, – и не потому отвергают капитализм, что знают: эта система враждебна их интересам. Они – за социализм, потому что верят: при социализме жизнь будет лучше, – и ненавидят капитализм, считая, что он враждебен им. Они потому и социалисты, что ослеплены завистью и невежеством. Они упорно отказываются изучать экономику и не желают ничего знать о сокрушительной критике, которой экономисты подвергли социалистические планы. В их глазах экономика, будучи абстрактной теорией, ничего не стоит. Они, социалисты, доверяют только опыту. Но при этом упрямо отказываются признать такие неоспоримые факты, как, например, то, что в капиталистической Америке уровень жизни обычного человека несравненно выше, чем в советском социалистическом раю.
Говоря о положении в экономически отсталых странах, люди обнаруживают столь же ошибочные рассуждения. Им кажется, что эти народы должны «естественно» сочувствовать коммунизму уже только потому, что они живут в нищете. Нет сомнения в том, что живущие бедно нации стремятся покончить с нищетой. Желая улучшить свои неудовлетворительные условия, они должны, следовательно, принять такую систему экономической организации общества, которая надёжнее всего обеспечила бы им достижение этой цели: поэтому логично было бы выбрать капитализм. Однако сбитые с толку лживыми антикапиталистическими идеями, они оказываются предрасположенными к коммунизму. Весьма парадоксально, что лидеры народов Востока, с завистью глядя на процветание западных наций, в то же время отвергают именно те принципы, которые позволили Западу стать процветающим, и восхищаются русским коммунизмом, который держит саму Россию и её сателлитов в бедности. Ещё более парадоксально, что американцы, пользуясь плодами капиталистического большого бизнеса, превозносят советскую систему и считают совершенно «естественным», чтобы полуголодные народы Азии и Африки предпочли капитализму коммунизм.
Можно спорить о том, следует ли каждому серьёзно изучать экономику. Но одно не вызывает сомнения: человек, который публично рассуждает или пишет о различии между капитализмом и социализмом, не познакомившись предварительно со всеми экономическими данными по этому вопросу, всего лишь безответственный демагог.
Литература при капитализме
Рынок литературной продукции
КАПИТАЛИЗМ даёт многим возможность проявить инициативу. В то время как сословное общество предписывает каждому неизменный определённый круг занятий и не потерпит отклонения от традиционных норм поведения, капитализм поощряет новатора. Прибыль будет наградой тому, кто сумел успешно преодолеть рутинные способы выполнения своих задач, а убыток – наказанием тому, кто инертно повторяет устаревшие методы. Индивидууму даётся возможность показать, что он умеет делать лучше других.
Однако свобода индивидуума ограничена. Она является порождением рыночной демократии и, стало быть, зависит от того, как оценит достижения индивидуума всемогущий потребитель. На рынке ценится не то, что выполнено хорошо, но только то, что признано выполненным хорошо, причём признано достаточным числом покупателей. Если потенциальные покупатели по каким-либо причинам не оценили продукцию по достоинству, то сколь высокого качества она бы ни была, все заботы и расходы придётся считать напрасными.
