О. Хлевнюк - Политбюро. Механизмы политической власти в 30-е годы
Получив столь строгие указания, Постышев постарался продемонстрировать активность на поприще выкорчёвывания «вражеского подполья». Полгода спустя второй секретарь Куйбышевского обкома Н.Г. Игнатов, обличая окончательно поверженного Постышева, говорил на пленуме ЦК ВКП(б), что после визита Андреева у Постышева «стиль появился другой, что везде и всюду начал кричать, что нет порядочных людей… что везде и всюду враги… У нас две недели все секретари городских райкомов и весь аппарат райкомов в городе Куйбышеве бегали с лупами. Постышев берёт лупу, вызывает к себе представителя райкома и начинает рассматривать тетради, все тетради у нас оборвали, на обложках находили фашистскую свастику и дошли до того, что на печеньях есть олени — фашистские значки, на конфетах карамель, там цветок, это тоже фашистский значок»[529]. Конечно, не всё в этом заявлении следует принимать за «чистую монету». У Игнатова была цель дискредитировать Постышева, и он её добивался любыми методами. Однако факт остаётся фактом — в Куйбышевской области при активном участии Постышева развернулись массовые репрессии.
В начале 1938 г. в судьбе Постышева, казалось, наметился счастливый поворот. Как свидетельствует его сын, накануне первой сессии Верховного Совета СССР первого созыва, открывавшейся 12 января 1938 г., Постышев приехал в Москву и встретился со Сталиным. Эту встречу Л.П. Постышев много лет спустя описывал так: «Внезапно Сталин обратился к отцу с вопросом: «Ну как, тебе ещё не надоело в твоей ссылке?»
— Надоело или нет, — ответил тот, — а работать надо там, куда тебя послала партия. Сталин, как бы обращаясь ко всем присутствующим, рассуждал вслух:
— Дела у него в Куйбышеве идут неплохо. Урожай собрали хороший… Может, хватит тебе сидеть в ссылке?
— Да я не против.
— Тогда, может быть, пошёл бы ты заместителем к Молотову по советскому контролю?
— Что ж, работа интересная, ответственная… Я бы не отказался, — ответил отец.
— Ну как, возражений нет? — Сталин обвёл взглядом присутствующих. Сталину тогда уже никто не возражал.
— Ну, в таком случае переговори с Вячеславом Михайловичем, и если он согласен, будем считать этот вопрос решённым». Л.П. Постышев сообщал также, что отец успел сказать ему, что перебирается в Москву[530].
Сообщение о планах Сталина назначить Постышева заместителем председателя СНК — председателем Комиссии советского контроля при СНК СССР подтверждается архивными документами (об этом будет сказано далее). Однако по каким-то причинам планы эти не состоялись. Л.П. Постышев в уже упомянутых воспоминаниях объяснял это так: «Вскоре после описанной выше встречи со Сталиным к Павлу Петровичу подошёл нарком внутренних дел Ежов и пригласил к себе на дачу для беседы. «Нам теперь вместе работать в Москве, надо поговорить». Хоть и не лежало сердце к этому разговору У Павла Петровича, пришлось согласиться. Когда машина подъехала к даче Ежова, отец увидел у крыльца автомобиль и выходящего из него Кагановича.
— Поворачивай назад! — в сердцах приказал он шофёру. И бросил Ежову: Раз Лазарь там, я туда не пойду!
— Да перестань ты, — примиряюще сказал Ежов. — Что старое вспоминать! Нам теперь всё равно вместе работать. Надо же как-то договориться…
Делать нечего, вошли в дом. Там кроме Кагановича оказался и заместитель Ежова Берия. Разговор начал Каганович. Зная отношение к нему Постышева после недавних киевских событий, он обошёлся без предисловий:
— Ну, теперь ты понял, кого надо слушать и чьи распоряжения выполнять?
— Я всегда выполнял распоряжения ЦК, — ответил отец. — И впредь буду их выполнять.
— Ты от ответа не уходи! Ты прекрасно понял, о чём тебя спрашивают. Говори прямо: кого ты теперь будешь слушать и чьи распоряжения выполнять?
Павел Петрович повторил свой первый ответ. Каганович повысил голос:
— Ты из себя дурачка не строй!
Тут уж не выдержал и отец.
— Если тебя интересует, что я понял, то я тебе скажу: я давно понял, что ты не большевик, а дерьмо! И уж кого я буду слушать, то только не тебя!
Сказав это в сердцах, Павел Петрович встал и вышел. Его не задерживали.
Может быть, именно во время этого разговора, думается мне теперь, когда отец смотрел в глаза каждому из этих троих, ему стало окончательно ясным положение, в котором он находился. Ему предлагали выбор. Либо он поставит крест на своём большевистском, революционном прошлом и согласится с методами и делами этой троицы, станет их подручным. Либо откажется — и тогда его превратят во «врага народа» и уничтожат не только политически, но и физически. И он тут же, не задумываясь, сделал выбор»[531].
Желание Л.П. Постышева (как и детей других репрессированных соратников Сталина) представить своего отца героем, не склонившимся перед произволом, понятно. Однако его рассказ в данном случае вызывает многочисленные сомнения. Непонятна, прежде всего, цель подобной аудиенции Постышева у Кагановича, да ещё в сопровождении Ежова. Утверждения, что «троица» (Каганович, Ежов, Берия) хотели сделать Постышева своим «подручным» не выдерживает даже малейшей критики. Берия, который, кстати, был одним из главных недругов Ежова, попал в этот рассказ и вовсе по недоразумению: его назначение заместителем Ежова произошло лишь летом 1938 г., а в январе он просто возглавлял ЦК компартии Грузии. Ни Каганович, ни Ежов также не были настолько самостоятельными фигурами, чтобы вербовать председателя КСК в свои подручные. Нельзя исключить, конечно, что Сталин поручил Ежову и Кагановичу перед назначением Постышева «прощупать» его настроения. Не исключено, однако, что никакой встречи Постышева и Кагановича не было вовсе, а вся история с предполагаемым назначением Постышева в Москву была одним из многочисленных манёвров Сталина. Во всяком случае, реальные обстоятельства смещения Постышева с секретарства в Куйбышеве мало походили на почётное выдвижение в Москву.
8 января 1938 г. заведующий отделом руководящих партийных органов Г.М. Маленков подал на имя Сталина докладную записку, в которой сообщал, что Куйбышевский обком под руководством Постышева в течение последних трёх месяцев распустил 30 райкомов партии, руководство которых было объявлено врагами народа. «Считаю такие действия Куйбышевского обкома ВКП(б) политически вредными и по своим последствиям явно провокационными», — писал Маленков. В представленном Маленковым проекте постановления Политбюро по данному вопросу предлагалось объявить выговор бюро обкома, в том числе Постышеву, и поручить Постышеву ознакомить с данным решением ЦК партийный актив Куйбышевской области.
Очевидно, что своё обращение в Политбюро Маленков согласовал со Сталиным. Однако в последний момент Сталин счёл предложения об объявлении Постышеву только выговора недостаточными. В проект Маленкова Сталин внёс новый пункт: освободить Постышева от обязанностей первого секретаря Куйбышевского обкома с направлением его в распоряжение ЦК ВКП(б)[532]. В таком виде постановление «О политически ошибочных решениях Куйбышевского обкома ВКП(б)» было утверждено Политбюро 9 января 1938 г.[533]
Через несколько дней это решение Политбюро послужило основанием для избиения Постышева на январском пленуме ЦК ВКП(б). Формально в повестке дня пленума вопрос о Постышеве не стоял. Однако фактически ему посвятили чуть ли не целый день заседаний, разыграв «спектакль» в лучших традициях сталинской школы политических интриг.
Начало пленума не должно было вызвать у Постышева особой тревоги. Критика в его адрес, прозвучавшая в основном докладе Г.М. Маленкова, не выходила за рамки недавно принятого решения Политбюро о Куйбышевском обкоме. Никто не ставил под сомнение правомерность исполнения Постышевым обязанностей кандидата в члены Политбюро. А поэтому и Постышев, поднявшись на трибуну пленума, произнёс речь, которую и должен был произнести кандидат в члены Политбюро, пусть и раскритикованный, но прощённый. Признав в немногих словах свои ошибки, Постышев начал высказываться по повестке дня, но неожиданно был атакован многочисленными обличающими репликами и вопросами, тон которым задавали из президиума Ежов, Молотов, Маленков и другие. Это был старый и испытанный способ расправы с неугодными на партийных съездах и пленумах. Оппозиционерам и опальным деятелям устраивали настоящие обструкции: забрасывали негодующими выкриками, разоблачали, унижали.
Каждый поднимавшийся на трибуну начинал и заканчивал своё выступление осуждением Постышева. Особенно отличился на этом поприще второй секретарь Куйбышевского обкома Игнатов некоторые выдержки из речи которого приводились выше. Он резко обрушился на своего недавнего шефа, обвинив его во многих грехах и прегрешениях. (Заметим в скобках, что Игнатов хорошо выполнил свою роль и, заслужив одобрение Сталина, сделал карьеру. Возглавляя в течение многих лет ряд областных и краевых парторганизаций, он в последний год жизни Сталина был произведён в секретари ЦК КПСС. При Хрущёве Игнатов занимал ответственные государственные посты, но, посчитав, что его обошли, вспомнил годы политической молодости и активно подключился к подготовке заговора против Хрущёва, закончившегося октябрьским пленумом 1964 г.)
