Игорь Коляда - Загадки истории. Отечественная война 1812 года
Необходимо указать, что партизанские отряды часто не превышали 500 человек и большей частью состояли из казачьих войск, с небольшим числом регулярной конницы. В это время к востоку от армии действовали полковники князь Кудашев и Ефремов; к западу – полковник князь Вадбольский, капитан Сеславин и поручик фон Визин; к северу – Винцингероде.
Уже упоминавшийся выше капитан Фигнер действовал в ближайших окрестностях Москвы и часто, переодевшись во французский мундир, бывал на неприятельских биваках и даже проникал в сам город для получения сведений о противнике. Поэт Ф. Глинка посвятил ему стихотворение «Смерть Фигнера», в котором писал:
О, Фигнер был великий воин,
И не простой… он был колдун!..
При нем француз был вечно беспокоен…
Как невидимка, как летун,
Везде неузнанный лазутчик,
То вдруг французам он попутчик,
То гость у них: как немец, как поляк;
Он едет вечером к французам на бивак
И карты козыряет с ними,
Поет и пьет… и распростился он,
Как будто с братьями родными…
Но усталых в пиру еще обдержит сон,
А он, тишком, с своей командой зоркой,
Прокравшись из леса под горкой,
Как тут!.. «Пардон!» Им нет пардона:
И, не истратив ни патрона,
Берет две трети эскадрона…
И вот опять на месте стал,
Как будто и не он!..
Кутузов так оценивал действия отряда капитана Фигнера в приказе по армии от 26 сентября 1812 г.: «Отряд, посланный для происков над неприятелем, в окрестностях Москвы истребил в короткое время продовольствие в селах между Тульскою и Звенигородскою дорогою, побил до 400 человек, на Можайской дороге взорвал парк, шесть батарейных орудий привел в совершенную негодность, а 18 ящиков взорваны, причем взяты полковник, четыре офицера и 58 рядовых и несколько побито… Капитану Фигнеру за исправное исполнение порученного изъявляю благодарность…».
О партизанской деятельности Фигнера создавались, казалось бы, легенды, которые, тем не менее, были реальными: «… тут делал он выговор пикетному караулу за оплошность и невнимательность, давая знать, что в стороне есть партия казаков; в другом месте извещал, что русские занимают такую-то деревню, а потому для фуражирования лучше идти в противную сторону. Таким образом, высмотревши положение, силу неприятелей и расположив их по своим мыслям, он с наступлением вечера принимал настоящий вид партизана и с удальцами своими являлся как снег на голову там, где его вовсе не ожидали, и где французы по его уверению почитали себя в совершенной безопасности. Таким способом отважный Фигнер почти ежедневно присылал в лагерь главной квартиры по 200 и 300 пленных, так что стали уже затрудняться там в их помещении и советовали ему истреблять злодеев на месте».
Известно, что за поимку этого партизанского командира даже была объявлена награда, но схватить Фигнера французам не удалось. Говоря о позитивных качествах капитана, необходимо упомянуть и об обвинениях его со стороны Давыдова в излишней жестокости: «Когда Фигнер входил в чувства, а чувства его состояли единственно в честолюбии и самолюбии, тогда в нем открывалось что-то сатаническое, так как и в средствах, употребляемых им для достижения определенной им цели, ибо сие сатаническое столько же оказывалось в его подлой унизительности перед людьми, ему нужными, сколько в надменности его против тех, от коих он ничего не ожидал, и в варварствах его, когда ставя рядом до ста человек пленных, он своей рукой убивал их из пистолета одного после другого». Учитывая относительно объективную позицию Давыдова, наверняка в его словах была доля правды.
Племянник Фигнера, пытаясь оправдать дядю, приводил другие сведения: «Когда массы пленных отдавались в руки победителей, то дядя мой затруднялся их многочисленностью и рапортом к А. П. Ермолову спрашивал, как с ними поступать, ибо содержать их не было средств и возможности. Ермолов отвечал лаконической запиской: “Вступившим с оружием на русскую землю, – смерть”. На это дядя обратно прислал рапорт такого же лаконического содержания: “От ныне Ваше Превосходительство не буду более беспокоить пленными”, – и с этого времени началось жестокое истребление пленных, умерщвляемых тысячами».
Значимым успехом партизанского движения был захват отрядом генерал-майора Дорохова уездного городка Московской губернии Вереи с находившимся в ней французским гарнизоном. В частности, с целью создания опорного пункта для партизан, действовавших на Смоленской дороге, в том направлении был выслан Дорохов. В ночь с 28 на 29 сентября (10–11 октября) он переправился со своим отрядом через р. Протву и в 4 часа утра подобрался к городу. Расположенная на холме вышиною около 5 саженей Верея была обнесена неприятелями валом и палисадом. Дорохов тихо, без единого выстрела, подвел свой отряд к укреплению и внезапно атаковал его штыками. Партизаны сняли часовых и ворвались в город, захватив врасплох беспечно спавший гарнизон. После краткого сопротивления противник сдался. Донесение Дорохова Кутузову было кратко: «По предписанию Вашей светлости город Верея взят сего числа штурмом». Кутузов объявил об этом «отличном и храбром подвиге» в приказе по армии. Позднее Дорохов был награжден золотой шпагой, украшенной алмазами, с надписью: «За освобождение Вереи».
Интересно, что Кутузов своеобразно отзывался о методах борьбы партизан с врагом. В частности, когда однажды в штабе армии были получены сведения о том, что отряд Дорохова попал в окружение, он сообщал: «Партизан никогда в сие положение прийти не может, ибо обязанность его есть столько времени на одном месте оставаться, сколько ему нужно для накормления людей и лошадей. Марши должен летучий отряд партизан делать скрытные, по малым дорогам… Днем скрываться в лесах и низменных местах. Словом сказать, партизан должен быть решителен, быстр и неутомим».
В отдельных эпизодах войны были случаи, когда несколько соединившихся партизанских отрядов вступали в бой с крупными воинскими соединениями врага. Ярким примером этого был описанный бой под Ляхово, когда соединенные силы четырех партизанских отрядов под командованием Д. Давыдова, А. Сеславина, А. Фигнера и В. Орлова-Денисова разгромили бригаду генерала Ж.-П. Ожеро численностью более 1 500 человек.
В данном случае, основой летучих партизанских отрядов были казачьи полки и сотни. К примеру, в состав отряда В. Орлова-Денисова при Ляхове входили 6 казачьих полков, драгунский полк и 4 орудия донской конной артиллерии. Также казаки составляли основную часть отрядов и других партизанских командиров: Сеславина, Фигнера, Дорохова, фон Визина, Ефремова, Кудашева, Вадбольского, Чернозубова, Иловайского, Победного и других.
Что характерно, крестьяне значительно легче и проще находили общий язык с партизанами и их начальниками, чем с регулярными частями российской армии. Частично это связано с тем, что в казаки набирали простых людей. Н. Николев, один из современников тех событий, вспоминал: «При объявлении войны с Бонапартом брат Яков поступил в казаки. Все, что мыслило, заколыхалось для борьбы на жизнь и смерть с завоевателем; все двинулось на битву, а кто того не мог, тот иначе принимал участие в обороне. Отец, будучи уже слеп, пек сухари для войска и бесплатно доставлял их в Комиссариат, а мои сестры принялись за корпию».
При этом они и самостоятельно оказывали как пассивное, так и активное сопротивление. В частности, на первом этапе войны крестьяне зачастую отказывались вступать в какие-либо торговые сделки с противником, отказывались поставлять продовольствие и фураж. Частыми были случаи сожжения собственных домов, если туда забирались фуражиры. Когда же фуражировки сопровождались большим конвоем, крестьяне могли сжечь свои продовольственные запасы и убежать в леса.
Аполлинарий Бутенев, служащий дипломатической канцелярии Багратиона, вспоминал: «Чем дальше шла армия в глубь страны, тем безлюднее были встречавшиеся селения, и особенно после Смоленска. Крестьяне отсылали в соседние леса своих баб и детей, пожитки и скотину; сами же, за исключением лишь дряхлых стариков, вооружались косами и топорами, а потом стали сжигать свои избы, устраивали засады и нападали на отсталых и бродячих неприятельских солдат. В небольших городах, которыми мы проходили, почти никого не встречалось на улицах: оставались только местные власти, которые по большей части уходили с нами, предварительно предав огню запасы и магазины, где к тому представлялась возможность и дозволяло время…»
Частыми были и случаи отказа крестьян убирать хлеб на полях по приказу противника. Поэтому, несмотря на то, что большинство полей в Литве, Белоруссии и на Смоленщине оставались неубранными, начальник полиции Березинской подпрефектуры Домбровский писал в конце сентября: «Мне приказывают все доставлять, а взять неоткуда… На полях много хлеба, не убранного из-за неповиновения крестьян».
