Сергей Козлов - Исторические предпосылки создания спецназа, 1701-1941 гг. [том 1]
Охрана станиц
«Очень характерный в этом отношении случай был 16 марта 1846 г. близ нынешней станицы Абинской Владикавказской железной дороги.
Здесь, приблизительно на базарной площади нынешней казачьей станицы, находилось Абинское укрепление. Часть гарнизона из укрепления рубила в лесу, по правую сторону р. Абинь, дрова под наблюдением воинского начальника подполковника Гавриша. Чтобы оградить тыл работающих и охранявшей их команды, в кустарнике у реки был поставлен пикет из 8 пластунов.
Вскоре у переправы через реку показались три, а потом еще шесть конных шапсугов. Приближаясь к пластунам, черкесы не обнаруживали неприязненных действий и делали вид, что едут в укрепление. Но, поравнявшись с пикетом, быстро обернулись и бросились на пластунов.
Пластуны, выждавши хладнокровно удобный момент, залпом из ружей привели в замешательство черкесов и остановили нападение.
В то же время до 70 пеших шапсугов, подкравшихся кустарником в тыл пикету, напали на двух пластунов 8-го батальона — Ефима Жорника и Ивана Драгана, находившихся в секретном резерве пикета. Жорник убил из ружья на повал подбежавшего к нему шапсуга. Это был сам предводитель нападавших шапсугов Черемит Тугуз. Товарищ Жорника Иван Драган ранил другого наступавшего на него горца.
Тогда несколько шапсугов сразу бросились с ожесточением на пластунов и шашками нанесли им серьезные поранения. Иван Драган, находившийся у обрыва р. Абинь, свалился от ран в реку, которая понесла его вниз по течению к толпе шапсугов, выловивших из воды раненого пластуна, Жорник был также на волоске от плена. Его уже схватил шапсуг, чтобы увлечь с собой, но в это время к нему прибежал пластун 3-го батальона Герасим Даниленко, находившийся в составе пикета. Увидевши издали затруднительное положение товарищей, он бросился к ним один на помощь против всей толпы горцев в 70 человек. Выстрелом из ружья он убил того самого шапсуга, который схватил Жорника с целью пленения. *
Геройский подвиг Даниленко заражающе подействовал на остальных пластунов пикета. Они в свою очередь бросились на толпу горцев. Туда же одновременно подоспела и часть команды, прикрывавшей рубивших лес. Когда горцы были оттеснены, Даниленко немедленно бросился к раненому товарищу.
Пластуны поймали двух оседланных лошадей, принадлежавших убитым шапсугам, подняли ружья, кинжал, шашку и два пистолета.
Даниленко, не обращая внимания на то, что делали его товарищи, стал ухаживать за раненым Жорником. Ему как будто и в голову не приходило, что он совершил геройский подвиг». [...]
Пластуны в «залоге»
«Современник писал: «Когда голодный волк и хищный горец идут на ночной промысел, казаки выходят из поста на обе его стороны и украдкой, вместе с ночными тенями залегают залогой (засадой) на берегу в опасных местах по два-три человека, становясь живыми сетями для ночного хищника. Эта залога - залог безопасности страны. Оставшиеся на посту держат коней в седле, находясь в готовности по первому выстрелу, далеко слышному в ночи, скакать кратчайшим путем к месту прорыва».
В материалах Кубанского казачьего архива остались указания на интересный случай охраны станицы льготными пластунами в июне 1853 г.
В темную июньскую ночь, когда при новолунии небо было покрыто мрачными тучами и когда пешие черкесы имели обычаи ползком, как змеи, пробираться в станицы в надежде поживиться казачьим добром, пластуны Гуртовый, Рогач и Чернега залегли залогой у плетня станицы Елизаветинской. Это была их родная станица.
Пластун любил секрет или залогу. Притаившись где-нибудь в укромном месте, пластун зорко следил за всем, что происходило в окрестности, всё высматривал, ко всему прислушивался, всё узнавал. В самые опасные поэтому минуты пластун, находясь в залоге, успевал не только хорошо разобраться в окружающей его обстановке, но и придумать тот или другой наиболее подходящий к данному случаю план действий.
У Гуртового, Рогача и Чернеги дело было проще. Они превосходно, как свои пять пальцев, знали местность у станицы и близ Кубани. Опытные пластуны были уверены также в том, что в эту ночь черкесы непременно явятся на воровство в станицу. Очень уж подходящая была для того ночь.
Разместившись на известном расстоянии друг от друга, так чтобы можно было охватить наибольшее пространство для наблюдения и незаметно подать условный сигнал друг другу при надвигавшейся опасности, пластуны превратились целиком в слух и во внимание. Малейший шорох, игра тени, беспорядочное кружение в воздухе летучей мыши, отдаленный лай собаки, легкий топот животного — одним словом всё, что действовало на слух и глаз пластуна, не ускользало от его внимания.
Время клонилось к полуночи. Гуртовый, Рогач и Чернега точно провалились куда-то. Ни звука, ни малейшего движения не слышно было там, где они сидели. Но, наверное, каждый из них с напряжением следил за тем, что происходило в станице и возле станицы, разгадывая по звукам, где и что случилось. Наверное, они слушали и соображали, в каком «кутке» и чьи собаки лаяли; по условному свистку узнавали, в какую сторону станицы направлялся ночной обход и на сколько частей разбились ходившие по станице с дозором малолетки; считали удары колокола, когда отбивал часы на колокольне церковный сторож; улавливали шум и шорох, где бы они ни происходили.
Но вот вдали по направленно к Кубани раздался какой-то звук, точно кто-то чихнул. Пластуны насторожились. Гуртовый, как старший, старался первым выяснить, что означал этот звук. Раздалось снова сдержанное подавленное чихание. Это ясно уже расслышали пластуны. Черкес таким образом выдал пластунам себя и, быть может, товарищей.
Гуртовый издал мышиный писк. С двух противоположных сторон Рогач и Чернега ответили таким же писком и ползком бесшумно приблизились к звавшему их товарищу. Молча Гуртовый прицелился из ружья в том направлении, откуда слышалось чиханье. Товарищи закивали головами, показывая тем, что поняли, куда надо направить внимание. Все трое стали терпеливо ждать, что же будет дальше.
Скоро для пластунов выяснилось, в чем было дело. К станице подкрадывался не один черкес, а целая партия. Она, по-видимому, была близко от залоги. Ее движения периодически то совершенно затихали, то снова проявлялись слабым шорохом. Горцы, очевидно, в свою очередь следили за тем, чтобы не нарваться на разъезд или на залогу, и прислушивались к тому, что происходило в станице.
Снова Гуртовый приподнял ружье и повел головою направо и налево к сидевшим рядом с ним товарищам. Рогач и Чернега считали Гуртового старшим и «слушались его команды». Мгновенно они также приподняли ружья. Прошла минута. Гуртовый опустил ружье. Товарищи сделали то же. Не пришел еще момент стрелять. Ночь была убийственно темна, а черкесы, ввиду близости станицы, замедлили движения и, двигаясь осторожно, не выдавали себя.
Несколько раз Гуртовый собирался стрелять и все же не мог уловить надлежащего момента. Когда, наконец, в последний раз он приподнял ружье и когда заметил, что и товарищи его утвердительно кивнули головами, то скомандовал: «Пли».
Раздались три выстрела. Кто-то не то свалился, не то бросил что-то тяжелое на землю. Послышалась шипящая речь черкесов, и вдруг в нескольких десятках шагов от пластунов осветилось широкой полосой небольшое пространство. Это черкесы ответили залпом пластунам по тому направлению, откуда раздались три выстрела. Но опытные пластуны, как только спустили курки, сразу залегли в канаву у станичного плетня, и черкесские пули просвистели над ними. Только Гуртовый впопыхах забыл прибрать ногу, и шальная пуля угодила ему в пятку.
По выстрелам черкесов пластуны могли уже судить о размере черкесской партии. Им почудилось не менее восьми отдельных звуков. Черкесская партия во всяком случае была невелика, и пластуны решили преследовать ее. Теперь они уже не таились, а с криком «ура!» бросились к черкесам. Долгое напряженное молчание перешло как бы в энергию, которою дрожал каждый мускул у пластунов. К тому же они были дома, у себя, возле станицы, откуда казаки, несомненно, дадут помощь, услышавши выстрелы.
Ночь несколько спутала расчеты пластунов. Тремя выстрелами они рассчитывали отделаться от трех противников из черкесской партии, а, как после оказалось, ранили только двух.
Обе стороны, однако, разрядили уже огнестрельное оружие. Вновь заряжать ружья было уже некогда. Пластуны надеялись на привинченные к ружьям штыки; черкесы полагались на шашки.
Наэлектризованные отвагой казаки настигли уходивших черкесов. От Рогача и Чернеги не отставал и раненный в ногу Гуртовый. Нога ныла и болела, постол из кожи дикого кабана, крепко привязанный к ноге ремешком, был полон крови. Но недаром раненый носил фамилию Гуртовый, т.е. артельный, товарищеский. Он не мог допустить мысли о том, что его верные товарищи останутся в бою одни, без него.
![Сергей Козлов - Исторические предпосылки создания спецназа, 1941-1945 гг. [том 2]](/uploads/posts/books/192784/192784.jpg)
