Аркадий Жемчугов - «Крот» в окружении Андропова
К выполнению этого задания Никольский привлек своего агента — ученого из Берлинской высшей технической школы. Выяснив через своих коллег место нахождения завода-производителя «види», агент отправился туда и познакомился в одной из пивных с работниками этого завода. Сославшись на то, что работает над монографией о твердых сплавах, агент без особого труда выяснил у собутыльников, что по интересующим его вопросам лучше всего ему поговорить с ответственным за технологический процесс старшим техником. Выяснить его фамилию и домашний адрес также не составило труда.
Солидная выпивка и обильный обед для старшего техника тоже сделали свое дело: польщенный вниманием со стороны видного ученого, он без утайки рассказал о том, как в заводских печах под воздействием высоких температур и давления получают «види». Но главное, он назвал имя изобретателя, которого незаслуженно уволили за то, что он согласился изготовить аналогичную печь для одного из конкурентов Круппа. Незаслуженно потому, что его внесли в черный список и, следовательно, лишили возможности трудоустроиться в этой отрасли. Наконец, незаслуженно и потому, что он — честный немец, верный член нацистской партии.
Агент, проинструктированный Никольским, представился изобретателю посредником одной из шведских фирм, заинтересованной в организации производства промышленных алмазов, чтобы разрушить монополию Круппа. Это сработало, и изобретатель согласился предоставить полное техническое описание процесса за 10 тыс. марок.
Но Москве этого было недостаточно. Там посчитали необходимым присутствие изобретателя при строительстве и сдачи в эксплуатацию печи, которая вращается на огромной скорости и при высокой температуре для образования тепла и давления, требуемых при преобразовании частиц графита в промышленные алмазы. И эту задачу Никольский решил блестяще.
Он дал агенту задание «заняться» женой изобретателя, сыграть на сугубо женских слабостях и на том, что изобретатель, как выяснилось, — типичный «подкаблучник». Деньги на покупку туалетов, украшений и т. д и т. п. позволили агенту заручиться полной поддержкой «фрау». Всего неделя понадобилась ей, чтобы уговорить мужа подписать контракт на два года работы в России. Правда, она при этом получила достаточно солидное разовое денежное вознаграждение и гарантию «шикарной жизни».
Об эффективности работы советской разведки в Германии в сфере промышленного шпионажа свидетельствуют данные, приведенные в отчете за 1930 год Союза немецкой промышленности, известного иод названием «Рейхсфербанд дер дейчен индустри» и напрямую занимавшегося борьбой с промышленным шпионажем. Там говорится, что к концу десятилетия ежегодные потери Германии составляли более 800 млн. марок или почти четверть миллиарда долларов в год. Или такой факт: к концу пребывания Никольского в Берлине усилиями специального подразделения берлинской полиции был зафиксирован троекратный рост числа зарегистрированных случаев промышленного шпионажа: с 330 в 1929 году до 1000 с лишним в 1930 году. При этом было установлено, что в большинстве случаев нити тянутся в советское торговое представительство. Антисоветские настроения, порожденные «возмутительной деятельностью советских официальных лиц», достигли своего апогея после ареста одного из функционеров Коммунистической революционной профсоюзной оппозиции (РГО) Карла Динстбаза, сознавшегося в том, что он и его друзья «воровали» информацию для Советского Союза.
Дабы избежать возможных неприятностей, в Москве в апреле 1931 года было принято решение отозвать Никольского из Берлина в первопрестольную.
…До того, как в 1930 году А. Артузов возглавил ИНО, он долгое время эффективно руководил отделом контрразведки и, в частности, отличился блестяще проведенными, ныне широко известными, операциями «Трест» и «Синдикат». Свою деятельность на новом посту он начал с переориентирования внешней разведки с «легальных» позиций на нелегальные, как менее уязвимые и менее зависимые от политической конъюнктуры, а значит — наиболее эффективные. В частности, из-за прихода к власти в Германии нацистов Москве пришлось переносить штаб-квартиру советской внешней разведки в Европе из Берлина в Париж.
Сделав ставку на нелегальную разведку, Артузов предельно ужесточил требования секретности и конспирации. Доступ к конкретным агентурным и оперативным делам отныне стали получать лишь те, кого это непосредственно касалось. Вся секретная документация стала исполняться от руки и нигде не регистрировалась. Официальные архивные номера и гриф секретности не присваивались ни документам, ни делам. Так, без грифа секретности и номера был составлен и утвержден к исполнению первый при Артузове документ под названием «Разработка Второго бюро французского генерального штаба и его агентуры в СССР».
Претворить в жизнь этот претенциозный проект Артур Христофорович поручил в 1933 году своему давнему протеже Никольскому. Агентурные позиции, действуя с нуля, необходимо было создать в самом втором бюро и в так называемом «техническом отделе», где хранились личные дела всех агентов.
Начиная карьеру «нелегала», Никольский уже имел подлинный американский паспорт. Он ухитрился незаконно получить его во время поездки в США по приглашению компании «Дженерал моторс» осенью 1932 года. Приглашения на три месяца были направлены группе работников советских внешнеторговых объединений, среди которых оказался и он, Лев Леонидович Николаев.
Посетив автомобильный завод в Детройте, Лейба разыскал в Нью-Йорке своих родственников и друзей детства по Бобруйску. Под фамилией Николаев записался на годичные курсы английского языка в Колумбийском университете, имея визу лишь на три месяца. А 30 ноября все того же, 1932 года уже возвращался в Москву на борту лайнера «Бремен», имея в кармане американский паспорт № 566042 с печатью Государственного департамента США, за подписью Генри Л. Стимсона, выданный 23 ноября 1932 года на имя Уильяма Голдина. С паспортной фотографии взирал уверенный в себе, модно одетый Лейба.
Первый опыт работы в качестве резидента-«нелегала» стал для Никольского весьма и весьма поучительным. Оказалось, что разведка с «легальных» позиций и нелегальных — две большие разницы, что «нелегалу», в частности, категорически противопоказаны такие свойственные Лейбе качества, как излишняя самонадеянность, стремление решить поставленную задачу наскоком, а отсюда — опрометчивость при установлении первичных контактов, ставка на первого оказавшегося под рукой, мало-мальски подходящего кандидата на вербовку, небрежность в просчитывании возможных негативных последствий.
Нелегальная резидентура состояла из четырех сотрудников: резидента, его помощника, связиста и сотрудника по технике и местной связи. Оперативная база, по соображениям конспирации и безопасности, располагалась в Женеве или, как было сказано в оперативном плане, «в прилегающем к Франции швейцарском городе».
Никольский, оперативный псевдоним — «Швед», должен был прибыть в Женеву под личиной американца, пожелавшего пройти курс лечения в одном из местных лечебных заведений на берегу Женевского озера. Но прежде ему предстояло отправиться с советским паспортом в Австрию на три месяца, в течение которых он должен был заняться «совершенствованием английского и французского языков, а также для оформления связиста и семьи».
Тогда в советской разведке не практиковался вывод «нелегалов» за кордон вместе с семьей. Но для «Шведа», с учетом болезни его дочери, было сделано исключение. Его жена Мария оформлялась в качестве сотрудника резидентуры по технике и местной связи. «Жанну», таким был ее оперативный псевдоним, снабдили австрийским паспортом на имя Маргариты Фельдбин. В паспорт была внесена дочь Вероника. У самого «Шведа» было три паспорта: американский на имя Уильяма Голдина, австрийский — на имя Лео Фельдбина и советский — на имя Льва Леонидовича Николаева.
В конце 1932 года «Швед» прибыл в Австрию и поселился в Гин-тербрюле, пригороде Вены, где и стал брать частные уроки у английского профессора, представившись ему Львом Леонидовичем Николаевым, русским, проживающим в Австрии по воле судьбы. А ведь у него был австрийский паспорт!
Завершив к середине июня свою учебу, «Швед» направил лично Артузову шифртелеграмму: «Первого июля перехожу на новое положение и выезжаю на место работы. Шведь. Из Вены он 27 июня отбыл в Прагу и, став там Уильямом Голдиным, продолжил путь в Женеву через Берлин.
В Берлине у него состоялась встреча с агентом местной резидентуры НКВД по кличке «Шталь». Выяснилось, что «Шталь», еврей по национальности, жаждет как можно скорее покинуть Германию, где к власти пришли ненавидевшие евреев нацисты. Более того, «Шталь» сразу же предложил «Шведу» свои услуги, заявив, что «через своего старого знакомого Рыбникова, владельца книжного магазина в Париже на улице Ланжер, 3, уже нащупал одного офицера из северо-восточного отдела французского генштаба», то есть там, куда «Шведу» предстояло внедриться. Об этом он поспешил информировать Центр, хотя сотрудник берлинской резидентуры успел предупредить его о том, что «Шталь» далеко не безупречный агент и доверять на слово ему не стоит. Не придал «Швед» должного значения и такому настораживающему факту: еще ничего не сделав, «Шталь» потребовал денежного вознаграждения, причем весьма солидного. Подлинный характер игры, затеянной «Шталем», стал понятен «Шведу» лишь несколько месяцев спустя.
