Терри Пратчетт - Наука Плоского Мира II: Земной шар
Если вы понимаете, что добрый раввин пошутил, но в мире множества культур, лежащем за пределами этого уютного контекста, подобные мысли, особенно высказанные вслух, не ведут ни к чему хорошему, то вы уже начинаете осознавать ту двойственную роль, которую религия сыграла в человеческой истории. А также хитрости, на которые человеческий ум вынужден идти, чтобы выжить в межкультурной среде.
С точки зрения непредвзятого наблюдателя главная проблема религии — это вовсе не противостояние веры и доказательства. Если бы религия была восприимчива к наукообразным доказательствам и опровержениям, то спорить было бы не о чем. Нет, главная проблема — это разрыв между духовностью отдельного человека — глубоким чувством, что мы являемся частью этой удивительной Вселенной — и теми неприкрытыми катастрофическими последствиям, которые организованная и массовая религия во все времена — и даже, по всей вероятности, вчера — несет для планеты и населяющих ее людей. И это печально. Религия призвана быть силой добра, и в большинстве случаев это действительно так… Но когда эта цель теряется из виду, религия приводит к поистине впечатляющим и катастрофическим последствиям.
В книгах «Пирамиды» и «Мелкие боги» мы видим, что настоящую проблему в этой связи представляет не религия сама по себе, а ее служители. Они славились тем, что, завладевая духовными чувствами людей, превращали их в нечто ужасное; Квизицию из «Мелких богов» вряд ли можно назвать выдумкой. Иногда они делали это ради власти или денег. И даже из-за искренней веры в то, что так хочет их бог.
Опять же, по отдельности многие священнослужители (и им подобные) — это замечательные люди, которые творят немало добрых дел, однако их коллективная деятельность может привести к отрицательным последствиям. Именно это расхождение станет центральной темой нашего обсуждения, поскольку благодаря ему мы сможем узнать кое-что интересное о природе человека.
Мы крошечные хрупкие создания, живущие в огромной и неподвластной нам Вселенной. Эволюция наделила нас не только глазами, с помощью которым мы можем увидеть эту Вселенную, но еще и разумом, способным хранить внутри себя небольшие модели окружающего мира; иначе говоря, рассказывать о нем истории.
Тысячи лет мы учились все больше и больше подчинять мир своему контролю, и все же каждый день видим, что наша способность контролировать собственные жизни чрезвычайно ограниченна. В прошлом болезни, смерть, голод и свирепые животные были частью нашей повседневной жизни. Мы могли выбирать время посевов, но не могли контролировать дождь, а пока мы наклонялись, чтобы выдернуть сорняки, на нас могла выпрыгнуть стая львиц.
Выжить в таком мире без посторонней помощи нелегко, а многие люди вынуждены это делать до сих пор. Мы чувствуем себя намного счастливее, если верим в то, что дождем и львицами можно управлять.
Так вот, человеческий разум — это неисправимый искатель закономерностей, и он находит закономерности даже там, где их нет. Каждую неделю миллионы здравомыслящих людей пытаются найти закономерности в лотерейных номерах, не зная о том, что в случайных числах нет никакой осмысленной структуры. Значит, вера в способность контролировать дождь или львиц не обязательно должна соответствовать реальной способности. Всем известно, что даже когда мы контролируем ситуацию, события могут сложиться не лучшим образом, поэтому, что бы с нами не происходило, вера в наши идеалы редко подвергается серьезным испытаниям.
В таком случае идея о Богине Дождя, решающей, когда должен пойти дождь, или Боге Львов, который может как защитить от нападения львов, так и натравить их на нас, обладает неоспоримыми преимуществами. Мы не можем контролировать дождь и, конечно же, не можем контролировать Богиню Дождя, но можем надеяться на то, что правильные ритуалы помогут нам повлиять на ее решения. Именно здесь в дело вступают священнослужители, потому что их роль — быть посредниками между остальными людьми и богами. Они могут предписывать надлежащие ритуалы, а еще — как и все хорошие политики — забирать славу себе, когда дела идут хорошо, и сваливать вину на других, когда что-то идет не так. «Что, Генри стал добычей льва? Что ж, видимо, он не проявил достаточно уважения, когда совершал свою ежедневную жертву Богу Львов». «Откуда вы это знаете?» «Ну, если бы он проявил необходимое уважение, лев бы его не съел». Добавьте к этому новоприобретенную власть жрецов, благодаря которой они могли отдать несогласных на съедение земным воплощениям Бога Львов, и вы поймете, почему его культ приобрел такую популярность.
Когда люди смотрят на окружающую их Вселенную, они ощущают благоговейный страх. Она выглядит такой большой и непонятной, но в то же время создает впечатление, будто пляшет под чью-то дудку. Люди, воспитанные под влиянием культуры — особенно если эта культура обладает богатой историей и развитыми приемами строительства зданий, выращивания зерновых, охоты, изготовления лодок — сразу же понимают, что перед ними находится нечто, намного большее их самих. С этого же момента берут начало важнейшие философские вопросы: как появился этот мир, зачем он существует, зачем существую я? И так далее.
Вообразите, что мог чувствовать Авраам, один из патриархов иудаизма. Вероятно, он был пастухом и жил в районе Ура, который был одним из первых настоящих городов-государств. Он жил в окружении наивных религий и их предметов поклонения: золоченых идолов, масок, алтарей. Авраам был явно не в восторге от таких соседей. Их верования были тривиальны и мелочны. Они не испытывали того благоговейного ужаса перед миром природы с его поражающей воображение мощью. К тому же Авраам понимал, что миром управляет «нечто», намного большее его самого. Оно знало, когда нужно сажать зерновые и собирать урожай, знало, как предсказывать приближение дождя, как строить лодки, как разводить овец (хотя об этом он и сам знал) и как достичь благополучия. И даже больше: оно знало, как передать все эти знания следующему поколению. Авраам понимал, что его крошечный интеллект не шел ни в какое сравнение с этой величественной сущностью. И тогда он наделил ее материальным воплощением и дал имя Яхве[100], означающее «сущий». Все шло хорошо, пока он не совершил простую, но фатальную — с точки зрения разума — ошибку. Он попался в ловушку «онтического переноса»[101].
Хорошо сказано. Но что означает это выражение? Онтология — это учение о знании. Не само знание, а только его изучение. Один из важных способов закрепления новых знаний — это создание новых слов. Например, для того, чтобы сделать стрелу, нужно изготовить ту заостренную штуковину, которая находится на ее переднем конце. Ее можно вырезать из кусочка гальки или отлить из бронзы; так или иначе, нельзя все время называть ее «острой штуковиной на конце стрелы». Тогда мы начинаем подыскивать для нее метафору и замечаем, что эта «штуковина» представляет собой самую острую часть стрелы. Так появляется слово «острие»[102].
Таким образом, мы переносим знание о назначении кусочка гальки или бронзовой детальки на ее имя. Мы называем это «переносом», потому что в большинстве случаем нам уже не нужно вспоминать о происхождении этого имени. Острие перестало быть атрибутом стрелы и превратилось в независимую сущность.
Человеческий разум — это повествовательное устройство и машина метафор, поэтому для существ, подобных нам, онтический перенос — явление вполне естественное. Так уж устроены наш язык и разум. Мы прибегаем к этой хитрости, чтобы упростить восприятие явлений, которые в противном случае оказались бы за границами нашего понимания. Ее можно считать лингвистическим аналогом политической иерархии, благодаря которой один человек может управлять миллионами других. Но у онтического переноса есть и побочный эффект: затронутые им слова буквально тонут в море ассоциаций. Мы осознаем подобные ассоциации в те редкие моменты, когда задаемся вопросом типа «А что значит это слово?». Возьмем, к примеру, английское слово gossamer («осенняя паутинка»). Мы спешим заглянуть в словарь и видим, что это слово, по всей видимости (ведь точно об этом никто не знает), происходит от выражения «goose summer» (букв. «гусиное лето»). При чем здесь тонкие нити паутины, которая парит на ветру? Ну что же, летом, когда вокруг много гусей и так приятно погулять, в воздухе можно увидеть множество шелковых паутинок…
Тем не менее, на подсознательном уровне, мы слишком хорошо представляем себе смутные ассоциации, спрятанные в глубине иерархии онтических переносов. Из-за этого слова, призванные играть роль абстрактных ярлыков, смешиваются со своими историями (которые часто уже не имеют к ним никакого отношения).
