Петр Романов - Россия и Запад на качелях истории. От Павла I до Александра II
Киселев, как и Сперанский, являлся представителем третьего (в противовес революции и контрреволюции), прагматичного эволюционного пути, который, к сожалению, до сих пор по-настоящему не исследован и по достоинству не оценен. По этой причине российский обыватель обычно знаком с политически полярными фигурами Пестеля и Николая I, кое-что слышал о Сперанском и ничего не знает о Киселеве.
Между тем Павел Киселев был последовательным сторонником освобождения крестьян и защищал эту идею на протяжении многих лет, находясь на разных постах, начиная с должности члена секретного комитета по крестьянскому делу, созданного по поручению императора, и кончая постом министра государственных имуществ. В отличие от декабристов, мало задумывавшихся над самой технологией решения этого сложнейшего вопроса, Киселев детально вникал в проблему. Именно его наработки и легли уже во время следующего царствования в основу решения об отмене крепостного права. Недаром Николай в шутку и всерьез называл Киселева «начальником штаба по крестьянской части».
Ключевский, обычно весьма сдержанный на комплименты, в отношении Киселева не скрывает своих симпатий:
Для такого важного дела призван был администратор, которого я не боюсь назвать лучшим администратором того времени… Киселев, делец с идеями, с большим практическим знанием дела, отличался еще большою доброжелательностью, тою благонамеренностью, которая выше всего ставит общую пользу, государственный интерес, чего нельзя сказать о большей части администраторов того времени. Он в короткое время создал отличное управление государственными крестьянами и поднял их благосостояние… Киселеву принадлежало то устройство сельских и городских обществ, основные черты которого были потом перенесены в Положение 19 февраля [1861 года] для вышедших на волю крепостных крестьян.
Очень подробно изучал крестьянский вопрос и сам государь. Однажды в разговоре с Киселевым царь заметил: «Видишь ли эти картоны на полках моего кабинета? Здесь я со вступления моего на престол собрал все бумаги, относящиеся до процесса, который я хочу вести против рабства, когда наступит время, чтобы освободить крестьян во всей империи».
За годы правления Николая Павловича появилось одиннадцать секретных комитетов по освобождению крестьян, и все они немало потрудились. Как писал историк Константин Кавелин, один из лучших специалистов в этой области (участник крестьянской реформы 1861 года и автор одного из первых проектов отмены крепостного права):
При Николае водворяется принцип, что крепостные крестьяне государства – свободные люди; сельские общества образуют особые общины, под управлением выборных; множество натуральных повинностей по владению землей заменяется денежными; многие разряды крестьян освобождены от телесного наказания. Юридически их быт установлен и права признаны. Допущен свободный переход из городов в села, из сел в города, под известными условиями.
И все же последний шаг в деле освобождения крепостных Николай сделать так и не решился, слишком сильны были еще сомнения в нем самом, не говоря уже о российском обществе.
Не без горечи император констатировал:
Крепостное право в нынешнем его у нас положении есть зло для всех ощутительное и очевидное; но прикасаться к оному теперь было бы злом еще более видимым.
Сама секретность комиссий по крестьянскому вопросу объяснялась желанием царя не будоражить дворянское общество, где существовала мощная оппозиция идее освобождения. Причем среди оппозиционеров находились далеко не только помещики, то есть лица изначально заинтересованные в сохранении статус-кво, но и значительная часть влиятельной интеллектуальной российской элиты, церковь.
Император и Киселев прошли вместе половину пути, что в одинаковой степени дает право говорить как о неудаче, так и о немалом успехе, учитывая застарелость и запущенность болезни. Это как раз тот случай, когда можно до хрипоты спорить: стакан наполовину пуст или, наоборот, наполовину полон?
Следует здесь учесть и еще один немаловажный момент. Николай Павлович – самодержец до мозга костей, сумел довести свою власть до абсолюта. Он и в этом был намного последовательнее своего старшего брата. Император говорил:
Мне понятна республика, это способ правления ясный и честный… мне понятна абсолютная монархия, ибо я сам возглавляю подобный порядок вещей; но мне непонятна монархия представительная. Это способ правления лживый, мошеннический, продажный, и я скорее отступлю до самого Китая, чем когда-либо соглашусь на него.
В связи с этим любопытен вывод известного русского философа Ивана Ильина:
Надо признать, что весь XVIII век в истории России прошел под знаком борьбы честолюбивых и властолюбивых вельмож и дворян за выгодное им престолонаследие… и только при Николае I власть государя упрочилась настолько, что «мнение меньшинства» могло быть утверждено его сыном и «великие реформы» шестидесятых годов могли быть проведены в жизнь.
Иначе говоря, без Николая Палкина не появилось бы и Александра Освободителя. Самодержавие при Николае не достигло еще стадии застоя. Упорно притормаживая Россию, оно на свой манер все же эволюционировало, медленно изменяясь и приспосабливаясь к ситуации.
Более того, согласно мнению некоторых авторов, самодержавие отнюдь не мешало развитию страны. Для объективности стоит процитировать современного историка Бориса Тарасова, составителя сборника архивных документов времен царствования Николая I:
Если по отношению к революционным идеям император вел изоляционистскую политику, то материальные изобретения Запада привлекали его пристальное внимание. Господство самодержавного строя совсем не мешало развитию хозяйственной жизни и новых экономических связей. На период правления Николая I приходится строительство половины всей сети шоссейных дорог, проектировавшихся в России до 1917 года, а также железнодорожного сообщения от Петербурга до Царского Села и до Москвы. На Волге и Балтике появились первые пароходы, мануфактуры стали заменяться фабриками с современным оборудованием.
В результате объем промышленного производства удвоился, а сбалансированная финансовая политика привела к укреплению рубля на мировом рынке, хотя устарелые крепостнические формы требовали соответствующего реформирования.
Любопытно наблюдение известного французского экономиста… Моро-Кристофа, отметившего в своем фундаментальном исследовании пауперизма, что дело предупреждения нищеты при наименьших затратах казны поставлено в России лучше, чем на Западе (отношение количества неимущих к общему числу населения колебалось в европейских странах от 3 до 20 %, а в европейской России не превышало 1 %).
Утверждение о том, что самодержавие в Николаевскую эпоху являлось эффективным двигателем прогресса, по меньшей мере спорно, хотя Николай Павлович и вправду оказался не таким уж дурным хозяйственником. Но старательно залатанные Николаем I российские башмаки, возможно, и могли бы еще какое-то время послужить для неторопливой загородной прогулки, однако, конечно, не годились для длительного и тяжелого военного похода.
Россия смогла успешно бороться с отсталой Персией и рассыпавшейся на глазах Османской империей, но когда пришло время противостояния с могучей коалицией западных государств, русский царь внезапно обнаружил, что бос.
Испытание одиночеством. Россия ставит себя в «изолированное, но почтенное положение»
Наследство, полученное Николаем в области международной политики, оказалось богатым, но непрочным. Новый император унаследовал и немалый авторитет России в Европе, где еще помнили победителей Наполеона, и ряд острейших проблем.
Главными были две: нараставшее на континенте революционное движение и так называемый Восточный вопрос. Или, иначе говоря, вопрос влияния основных европейских держав в Средиземноморье и на Балканах – регионах, где уже давно царила нестабильность. Османскую империю то и дело, как в малярии, трясло от приступов национально-освободительной борьбы.
В отличие от других политических игроков, задача России здесь многократно усложнялась. Решая Восточный вопрос, она постоянно чувствовала себя морально обязанной учитывать не только свои собственные национальные интересы, но и интересы ряда близких ей по крови или религии народов, находящихся под турецким гнетом, в частности греков, сербов и армян. Это ставило европейские державы в неравное положение. Не раз и не два сначала Александру Павловичу, а позже и Николаю Павловичу приходилось на дипломатическом поле фехтовать со связанными руками, что не могло, конечно, не сказываться на эффективности российской внешней политики.
