Голый неандерталец. Происхождение, обычаи, ритуалы, интеллект древних родственников человека - Слимак Людовик

Во Франции, стране, которая считается самой активной в международных доисторических исследованиях, как минимум с начала восьмидесятых, ни одна археологическая экспедиция не обнаружила ни одного нового неандертальского тела, и практически ни одна новая полная археологическая последовательность, с кремнями, костями и человеческими останками, не обновила толком наши знания о последних тысячелетиях этой популяции.

С одной стороны, наши инструменты сильно улучшились с развитием биомолекулярного анализа, с другой стороны, на протяжении более 40 лет ни запланированные исследования, ни охранно-спасательная археология не позволили нам обновить фундаментальные основы нашей научной документации. Неандертальское вымирание – это просто факт, констатация исчезновения целого человечества со всеми его древними обычаями, внезапно замененными новой эрой позднего палеолита, появившегося в Европе на могучей волне поселений человека разумного.

Искусство прокладывает мосты через века

Необходимо окончательно выяснить, что означает возникновение новой эры, которая более сорока тысячелетий назад знаменуется, как холодным дыханием, тихой смертью неандертальца. Поздний палеолит, эра расписанных пещер и статуэток из слоновой кости, кажется вам далеким, как смутный сон об ударах камней и рычании? Вы ошибаетесь. Вы абсолютно и полностью ошибаетесь. Эра первого человека разумного в Европе – это наша эра. Этот человек действительно мы, целиком и полностью. Именно отсюда берут начало все человеческие общества, которые мы знаем после начала его царствования в Европе. Начиная с этого момента, 40 тысяч лет назад, всё в этих предках нам знакомо: их просторная домашняя архитектура, настоящие города кочевников в Центральной Европе, построенные из костей мамонтов; их ремесла, например, элегантные стилизованные статуэтки из полированных мамонтовых бивней. Символы, нарисованные на стенах их священных пещер 34 000 лет назад, приравниваются к величайшим шедеврам эпохи Возрождения или шедеврам импрессионизма в исполнении Дега, Моне, Ренуара и остальных.

Сквозь палеолитическое искусство проглядывает все наше общество. Палеолит поддерживает с нами сильную, непрерывную, пронзающую время органическую связь, разматывая тысячелетия десятками, будто временны́х плотностей не существует, будто время – это всего лишь случайность, не имеющая действительного влияния. Простые запятые, не более, с первых петроглифов наших предков 40 тысячелетий назад до граффити в наших бетонных подвалах сегодня. Все художники, начиная с XIX века и до наших дней, настоящие творцы и трансгрессоры от Гогена до Пикассо, прочувствовали и высказали это. Словами, формами, цветами выразили это столкновение, объединяющее доисторическое и примитивное искусства, столкновение, которое их потрясло, в прямом смысле, как грубая очевидность, благодаря их собственной творческой сверхчувствительности.

Если честно, то надо признаться, что мы ничего не знаем о возможном искусстве неандертальцев. Но у человека разумного, как мы знаем, искусство едино. В смысле однородно.

От рисунков пещеры Ласко до картины «Герника» Пикассо один шаг. Один шаг, маленький, робкий, даже не ступенька, даже не продвижение. Кубисты, фовисты, импрессионисты всего лишь заново открыли уже выраженное десятки тысячелетий назад. Все они были поражены, когда поняли, что по всему миру, во все времена, искусство Homo sapiens едино, единородно. Андре Дерен в 1955 году в своих письмах другому великому фовисту, Вламинку, сообщал: «Я немного взволнован своими прогулками по Лондону, особенно посещениями Британского музея и Музея негритянского искусства. Это поразительно, выразительно до сумасшествия».

А Пикассо, когда вышел из прекрасной и самой известной расписанной пещеры Альтамира в Испании, воскликнул то ли от восхищения, то ли от удовлетворения: «Они уже всё придумали!»

Каким таким волшебным образом произведения искусства могут не считаться с тысячелетиями, переговариваясь между собой с такой легкостью, прокладывая мосты через века, во всей своей свободе и при полном самообладании, начиная с момента своего происхождения? Десятки тысячелетий без объяснений сходятся к одному чувству, одному взгляду, затрагивают одну и ту же тонкую струну души?

Этот мост, не поддающийся никаким временным пропастям, радикально объединяет первые творения человека разумного от доисторического периода до примитивного искусства. Наш вид един. Только пелена нашего воспитания мешает нам увидеть вход в пещеру универсальности человека современного типа. Ключами, нацарапанными в первых расписанных пещерах, можно открыть наш, отныне полностью антропогенный, абсолютно искусственный мир. Все ключи для понимания всех обществ были сделаны при восхождении нашего вида, а мы не видим их в упор, мы ослеплены многочисленными очевидностями. Дерен нащупал единственный настоящий вывод, который можно сделать из этого: «Необходимо оставаться вечно молодыми, вечными детьми: так можно производить красоту на протяжении всей своей жизни. Иначе, когда мы поддаемся цивилизации, мы становимся роботами, легко приспосабливающимися к жизни, и все!..»

Прощай, половинка моя, я так тебя любил…

Эти очевидности, привлекающие наш взгляд несмотря на толщину времен, также приводят нас к мысли, что неандерталец может оказаться совсем не тем человеком, которым мы его себе представляем.

Неандерталец, мой старый близкий друг, до сегодняшнего дня не рисовал интересные картины в пещерах, не носил причудливые украшения, сделанные из мамонтовых бивней и оленьих рогов, не вытачивал из цветного камня животных или человеческие изображения. У него были, конечно, красивые каменные орудия и ремесла, которыми он великолепно владел. Но разве можно свести человечество к его ножам, орудиям и оружию?

Ведь нет?

Может быть, вы слышали о наскальной неандертальской живописи? О поющих флейтах, которые создание вырезáло из кости? О красивых браслетах из орлиных когтей или просверленных морских раковин? О роскошных головных уборах из перьев хищных птиц, почти как у ацтеков или у племени Лакота?

Если все это разожгло ваше любопытство, не ждите, сразу переходите к части, рассказывающей о неандертальском искусстве. Но приготовьтесь к тому, что вы не сможете вставить его в свою картину мира, ведь если создание и проявляет особую чувствительность, она не сравнима с нашей, и позже мы увидим тонкость этой экзотической восприимчивости, до сих пор полностью не исследованной.

Неандерталец, вероятно, не наш двойник. Очевидности, по ощущениям свойственные всем людям с тех пор, как человек стал человеком, и которые я только что представил, похоже, не касаются нашего создания. Оно не только отличается от нас, но оно еще и исчезло. Но исчезло помимо нас, не растворилось в наших генах, как кусочек сахара в теплой воде. Его гены настолько редки и неравномерно распределены в человеческих народах, что мы можем сегодня с уверенностью утверждать: в основе объяснения этого вымирания нет какой‑либо невероятной истории людоедской любви, в которой исчезающий вид стал матрицей нового человечества. Исходя из этой странной, несбыточной идеи некоторые из нас – наследники одного из исчезнувших человечеств. На самом деле скрещивания, смешения между разными видами – довольно банальное явление в природе. Многие виды кошачьих, псовых, медвежьих и свиных регулярно скрещиваются, и мы окружены тигрольвами, лиграми, свинокабанами и кабаносвиньями, но эти биологические химеры вовсе не освещают судьбу львов, тигров, свиней или кабанов.

Какая странная идея, какой парадокс: ассоциировать вымирание целого человечества с красивой историей любви, любви цельной, абсолютной, каннибальской, в которой один растворяется во втором. Действительно, красивая история, приятно послушать. Человечество не вымерло, просто произошло любовное слияние, 1 + 1 = 1. Прощай, половинка моя, я так тебя любил…