Генрих Цывинский - Пятьдесят лет в Российском императорском флоте
Только в 3-м часу пополудни окончился смотр, и адмирал нашел, что «Крейсер» находится в боевой готовности и в совершенном порядке. В каюте он объявил мне, что получил разрешение моему «Крейсеру» теперь же возвращаться в Россию и что об этом радостном для меня известии он не решился объявить мне лишь пока не убедился, что «Крейсер» находится в том состоянии, в каком суда должны возвращаться в Кронштадт. Адмирал предложил мне самому избрать маршрут, только назначил мне день ухода из Артура — 5 ноября и день прибытия в Кронштадт — 1 мая 1899 г. Но за этот месяц я должен еще сходить во Владивосток, сдать там вышедших в запас старых матросов и принять новобранцев, потом зайти в Нагасаки, принять полный запас угля и к 5 ноября прибыть к адмиралу за инструкциями и секретными пакетами в Петербург. Я утром ушел во Владивосток. На этом переходе 2300 миль всем было радостно и весело: из кают-компании доносились звуки рояля, а на баке команда заливалась веселыми песнями под гармонию и унтер-офицерские дудки. Механики старались нагнать побольше пару, а вахтенные начальники пользовались малейшим ветром и прикидывали парусов, сколько возможно. Старый «Крейсер» бежал точно по наклонной плоскости.
Во Владивостоке стоял адмирал Реунов со своим отрядом. Он поздравил меня с возвращением в Россию и предоставил мне свободу действий. На следующий день я списал «стариков», они должны были через два дня уехать на добровольце, а из Сибирского экипажа получил новобранцев. Во Владивостоке октябрь был ясный, солнечный, зелень на Итальянском берегу еще была свежа, но в воздухе чувствовался осенний холод.
Сделав прощальный визит адмиралам Чухнину и Реунову, я 20 октября, подняв традиционный длинный вымпел, пошел по рейду вдоль стоявших судов эскадры, имея матросов на марсах, а смельчаки забрались даже на клотик. Под кормою адмирала Реунова они в ответ на его прощальный возглас гаркнули во всю грудь радостное «ура», и посыпались в воду их старые фуражки. Длинный вымпел и бросание старых фуражек с марсов на ходу — это традиционный прощальный прием на судах всех флотов при уходе на родину. На адмиральском корабле оркестр играл нам напутственный марш, а наше громкое «ура» гремело долго по рейду, пока я не завернул за входной маяк…
В третий раз я возвращался с Дальнего Востока домой, но этот момент ухода на родину мне был наиболее памятен и радостен. Я знал из писем жены, что она, оставшись одна, имеет много забот с детьми: старших детей пришлось определять: дочь в институт, а старшего сына в Морское Училище, и он из первых уже выдержал туда экзамен; малышам было еще 5 лет, и оба они требовали за собой постоянного ухода. Она одна, без мужской помощи, должна была устать за три года моего отсутствия. Я с радостью стремился домой и решил не задерживаться в попутных портах, чтобы своевременно прибыть в Россию.
Идя в Нагасаки с попутным ветром и ясной погодой, «Крейсер» бежал, как хороший рысак, чуя скорое возвращение в родную конюшню. И паруса надутые, и старая машина работали совместно, точно состязаясь, кто лучше везет. Механики частенько смотрели за корму на работу винта. К концу третьего дня я пришел в Нагасаки. На рейде стоял только что прибывший в Тихий океан новый крейсер «Россия» под командой капитана 1 ранга Доможирова (впоследствии в 1901 г. был Начальником Морского Корпуса в чине контр-адмирала.); а в должности вахтенного лейтенанта плавал В.К. Кирилл Владимирович. Я долго не задерживался, принял уголь и разные запасы на плавание, закупил несколько пар ваз, несколько сервизов, лаковых и черепаховых вещей для подарков в Петербурге.
Я помню до сих пор день выхода с рейда. Было ясное осеннее утро, я стоял рядом с «Россией», вокруг меня за ночь набралось много пароходов, а около борта толпились шлюпки с провожавшими нас японскими торговцами. Развернуться передним ходом при одной машине и выйти из этой тесноты не было возможности. В то время на всех судах было по две машины, с которыми легко развернуться на точке, но старый мой «Крейсер» при одной машине имел диаметр циркуляции около 4 кабельтовых (400 саж.). Я решил испытать крейсер, выйдя задним ходом. Управляясь рулем и подняв кливер и бизань, мне удалось проскользнуть кормой между двух пароходов (там весь экипаж вышел наверх смотреть: удастся ли мне этот рискованный маневр, и когда я вышел из тесноты, они по знаку своего боцмана все дружно захлопали в ладоши), и, выйдя на свободный простор, я дал полный ход машине и повернул в море. Ну, теперь прощай, прекрасная Япония! Едва ли я приду сюда еще когда-нибудь. Война с ней на носу, а после войны бывшие симпатии надолго заменятся взаимной враждой.
К вечеру следующего дня, обогнув Корею, я стал подниматься к северу, и у острова Квельпатра стало пасмурно, а за ним я встретил свежий NW баллов 7, и крейсер заболтался на крутой и неправильной волне; ход убавился до 6-ти узлов, и так пришлось мотаться еще двое суток. Вблизи Артура ветер этот стих, а на 5-й день плавания, 1 ноября, я отдал якорь на Артурском рейде и к вечеру с приливом вошел в порт и явился к адмиралу. Он предоставил мне 4 дня на сборы перед плаванием, а сам со штабом готовил в Петербург свои секретные донесения, касавшиеся артурских крепостных и портовых построек. В откровенной со мною беседе адмирал выразил недовольство Петербургом, апатично относившимся к его представлениям о вооружении Артура, и желание свое скоро вернуться в Петербург (через год его заменил адмирал Е.А. Алексеев, назначенный наместником всего Дальнего Востока).
Накануне ухода я сделал прощальные визиты портовым властям, затем объехал суда эскадры, простился со всеми командирами, а своих ближайших товарищей я пригласил к себе на «Крейсер» позавтракать. За завтраком было шумно и весело. Некоторые из моих гостей поручили мне посылки своим родным в России. Вечером я был приглашен обедать к адмиралу; он передал мне секретные пакеты для морского министра. Я представил адмиралу список портов, куда я намерен был зайти по пути: Шанхай, Гон-Конг, Сингапур, Пуловей у острова Суматра, Коломбо, Аден, Джибути, Суэц, Порт-Саид, Неаполь, Кадикс, Шербург, Канал Вильгельма, Киль, Ревель.
5 ноября 1898 г. был на редкость в то время года ясный, солнечный день. В 9 часов утра «Крейсер» с длинным вымпелом тронулся к выходным воротам. На стенке гавани стояли адмирал с женою и детьми, командиры судов и портовые власти, у самых ворот выстроился оркестр, играя напутственный марш. Моя команда с марсов кричала «ура» и бросала в воду старые шапки. Пройдя ворота у «Тигрового хвоста», начал салют адмиральскому флагу. Получив ответ, я дал полный ход и вышел на рейд; стоявшие там суда послали по марсам своих людей и провожали нас таким же «ура». Крейсер, выйдя в открытое море, убрал длинный вымпел и закрепил орудия по-походному. Обогнув Шантунгский полуостров, я вошел в Китайское море и лег на юг до параллели устья Янцекианг. На этом пути ночью пришлось проходить рыболовную банку, а на ней, как на Доггербанке, толпятся тысячи крейсирующих китайских джонок, занимаясь ловлей рыбы. В этой толпе мелькающих бесчисленных огней надо очень искусно лавировать, чтобы не раздавить какого-нибудь китайца. Эти рыбаки и частью просто пираты сами лезут под нос проходящим судам, чтобы потом получить выгодную плату за полученную аварию. Капитаны коммерческих судов поэтому держатся правила не давать джонкам дороги и идут прямо, не сворачивая с курса, в расчете, что ночью парусные джонки не догонят парохода и не узнают его имени. Всю ночь до рассвета мне пришлось не сходить с мостика.
В густом тумане я пришел на параллель р. Янце. Здесь по цвету морской воды легко определить черту, где следует менять курс на восток. Река Янцекианг из своего устья выгоняет массу песку в море, и уже за 60 миль от берега морская вода меняет свой синий цвет на желтый. За 20 миль до входа в реку Усунг (устье реки Усунг, куда следовало войти крейсеру для входа в Шанхай, находится в смежности с устьем реки Янце) тянется широкая отмель, в которой имеются два параллельных фарватера, беспрестанно заносимых песками и ежедневно поддерживаемых землечерпалками компании шанхайских лоцманов, которые за довольно дорогую плату вводят все пароходы в Шанхай, причем южный фарватер служит для входа в Усунг, а северным фарватером лоцмана ведут суда, входящие в р. Янце. У начала фарватера я встал на якорь и по местным правилам ждал очередного лоцмана. Хотя на карте подробно обозначены глубины по всей длине фарватера, но так как он постоянно заносится песком, то ни один пароход не рискует идти сам, без лоцмана.
Я долго ждал лоцмана и, не дождавшись его до 3 часов дня, когда уже наступали сумерки, я, уступая настойчивым многократным уверениям (недавно ко мне назначенного) старшего штурмана лейтенанта Не…ва, что он недавно шел северным фарватером и знает его очень хорошо, осторожно, малым ходом с лотовыми по бортам пошел под проводкою этого лейтенанта по северному фарватеру, обставленному баканами и вехами. Пройдя не более 6–7 миль, я почувствовал, что крейсеру тяжело и что он ползет килем по песку, точно на салазках, и в тот же момент лотовый с левой крикнул: «15 футов»!., (крейсер сидел кормой 16 футов). Я моментально застопорил машину и дал задний ход, а Не…ва прогнал с мостика; он сконфуженный убежал вниз, на ходу продолжая уверять, что следует продолжать идти тем же курсом. Крейсер не послушался и остановился. Вызвав всю команду наверх, я приказал им быстро перебегать с правого борта на левый; раскачав таким образом крейсер, я опять дал задний ход и сошел благополучно с мели.
