Александр Широкорад - Судьба династии
Дмитрий Павлович с детства имел зачатки туберкулёза. В начале 1940 года состояние его здоровья сильно ухудшилось, и врачи положили его в горный санаторий для чахоточных в Давосе в Швейцарии. Однако умереть великому князю было суждено не от туберкулёза, а от уремии. Скончался Дмитрий Павлович 5 марта 1942 года. Из-за сильного снегопада, занёсшего дороги, гроб с телом великого князя везли на санях, запряжённых одной лошадью, а в похоронной процессии участвовало всего два человека.
После смерти княгини Марии Павловны в Констанце в Германии 13 декабря 1958 года её сын Леннарт Бернадот похоронил её в часовне своего замка «Майнау» на острове близ Констанцы, и по завещанию матери перезахоронил к ней её брата Дмитрия, доставив его гроб из Швейцарии.
В эмиграции Дмитрия Павловича повсеместно преследовала тень убиенного Григория. В отличие от Юсупова, он никогда не рассказывал о том, что произошло в ночь с 16 на 17 декабря 1916 года. Понятно, ему хотелось быть если не императором, то особой, приближённой к императору, а не знаменитым убийцей. Не исключено, что его тошнило от лживой версии Юсупова. Кроме того, Дмитрий боялся, что рано или поздно всплывут истинные подробности убийства Распутина.
Ещё во время болезни отца сын Дмитрия Павловича Павел оказался всецело на попечении матери-американки. В 1940 году его увезли в США, где он получил американское гражданство под именем Пол Ильинский.
Пол Ильинский пошёл служить в морскую пехоту и участвовал в Корейской войне, а после войны продолжил учебу в университете и получил степень бакалавра. Он оставался в запасе морской пехоты, постоянно возвращаясь на службу, и в конце концов дослужился до полковника.
Затем Ильинский решил посвятить свою жизнь фотографии и полгода работал практикантом в журнале «Лайф». Он переехал в Палм-Бич (штат Флорида) и стал там работать фотографом и фоторепортёром, а потом стал работать в фамильном предприятии. Затем Пол владел недвижимостью в Цинциннати (штат Огайо) и вернулся в Палм-Бич только в начале 1970-х годов. К 2000 году Пол Ильинский уже был на пенсии, но продолжал активно заниматься муниципальной политикой.
В 1949–1952 годах Пол Ильинский был женат на Мэри-Ивлин Пенс, а 1 октября 1952 года вторично женился на Анжелике Кауффман. По просьбе Пола она до брака приняла православие. От неё Пол имеет четверых детей: Дмитрий родился в 1954 году, Паула — в 1956 году, Анна — в 1959 году и Майкл — 1960 году. Сейчас у него уже народилось много внуков.
Стаффан Скотт писал: «Полковник Ильинский красноречиво и с восторгом рассказывает, что его могучий бородатый сын как две капли воды похож на предпоследнего царя Александра III.
— Мои сыновья, конечно, отстоят ещё на ступень дальше от русского наследия. Они живо интересуются нашим прошлым, но у них нет связей с Европой. Да и у меня самого слишком много других дел»[114].
Тем не менее создаётся впечатление, что бравый полковник и его американское потомство имеют определённые виды на русский престол.
Глава 18
Бизнес-леди
Русская революция, как и половине «августейшего семейства», помогла Марии Павловне устроить свою личную жизнь. Володя Палей, её сводный брат, познакомил её с князем Сергеем Путятиным, сыном дворцового коменданта Царского Села. Мария Павловна пишет: «Кто-то из наших друзей устраивал приём с катанием на санях по ночному парку, и мы с Путятиным оказались в одних санях. У нас начался лёгкий, необременительный роман, а неделю спустя, когда я вернулась в Псков, он удивил меня, появившись в госпитале по дороге в свой полк…
Прошло много месяцев. Революция заставила меня искать убежище в относительном спокойствии Царского Села, он тоже нашёл там укрытие, вынужденный уехать с фронта, где — из-за должности отца при дворе — его положение стало опасным. И теперь, когда мы оба стали, образно говоря, беженцами в Царском Селе, он часто навещал меня в доме моего отца. Наши отношения наладились, взаимная робость исчезла, и мы влеклись друг другом»[115].
Тут хочется сделать два замечания. Во-первых, Путятины считают себя Рюриковичами и потомками князей Друцких. Родоначальник Путятиных Иван Семёнович Путята известен с 1422 года, когда великий князь литовский Витовт дал ему в имение деревню Слободку. Более древние предки Путятиных — Друцкие — явно «высосаны из пальца». Дело в том, что подлинных документов Галицко-Волынской Руси конца XIII–XIV веков практически не осталось. Кроме всего прочего, у литовцев вообще до XV века не было грамоты.
Любопытно другое — почему боевой офицер, да ещё и князь, так долго отсиживался в тылу? Какая ему могла грозить опасность на фронте из-за отца весной 1917 года, то есть до Корниловского мятежа?
Одной из жертв большевиков считается Владимир Палей, но любопытно, что арестован он был ещё летом 1917 года. Он написал «сатирические» стихи о Керенском. Кто-то положил оные стихи на стол Александру Фёдоровичу. Володю немедленно посадили.
В политике Мария Павловна разбиралась ужасно плохо, но какие-то вещи она схватывала точно, на уровне умного подростка.
6 сентября 1917 года в Петрограде состоялась свадьба Марии и Сергея. «Большевистского переворота ждали каждую минуту, — вспоминает об этом времени княгиня. — Насколько я понимала, все были готовы радостно приветствовать его; никто больше не верил во Временное правительство. Керенский всем опротивел своими бесконечными речами, своей страстью к роскоши, своей позицией в отношении радикалов, своим лицемерием. Более того, никто не думал, что большевики смогут удержать бразды правления больше двух-трёх месяцев; все считали, что их победа вызовет мощную реакцию, и тогда нам грозит диктатура.
Пребывая в радужных иллюзиях, мы даже не предполагали, что нас ожидает, и не помышляли уехать из России. Да и как мы могли? На Западном фронте всё ещё шла война; мы не могли бросить свою страну в военное время»[116].
В октябре 1917 года Мария Павловна и Путятин решили забрать её драгоценности, хранившиеся в Московском государственном банке. Там их и застала Октябрьская революция. Мария Павловна и наш бравый офицер отсиделись в московском доме князей Юсуповых (самих хозяев дома не было). Затем Мария и Сергей вернулись в Петроград.
В июне 1918 года у Марии родился сын, названный Романом. В конце лета 1918 года супруги решили уехать на оккупированную немцами Украину. Вначале они надеялись на своего знакомого — бывшего кавалергарда, а ныне гетмана Скоропадского.
«Мы с двумя братьями уезжали первыми, — вспоминает Мария Павловна. — Старшие Путятины должны были последовать за нами, как только мы прибудем в Киев и найдём жильё.
Мы решили не брать много багажа — лишь то, что можно нести в руках. Все вещи упаковали в три чемодана. Мои украшения, спрятанные в бутыли, начиненные драгоценностями пресс-папье и свечи отослали в Швейцарию, когда представилась такая возможность. Я продала несколько мелких украшений, чтобы обеспечить нас деньгами на поездку, и, кроме того, зашила в корсет и шляпку две или три броши. Мой дорожный костюм состоял из старого поношенного платья и дождевика. В последние годы Россия привыкла видеть меня в форме военной медсестры, и я надеялась, что в цивильной одежде меня никто не узнает.
В местном Совете мы получили разрешение на выезд и в последний момент решили попросить шведскую дипломатическую миссию выдать нам документ, подтверждающий мою личность, чтобы в случае необходимости предъявить его немцам.
Этот документ мы спрятали в куске мыла; таким же образом мы спрятали часть денег, а остальные рассовали по ручкам для перьев, изготовленным специально для этой цели. Всё было готово»[117].
Этот пассаж: «В последние годы Россия привыкла видеть меня в форме военной медсестры» — чисто императорский апломб.
С помощью германских офицеров супругам вместе с братом Сергея Алеком удалось добраться до Киева.
«Муж встретил на улице старую знакомую, которая пригласила нас к себе. В тот день я тоже всем восторгалась, как слепой, который неожиданно увидел свет. Всё казалось новым и замечательным — парикмахерская, где мне помыли и завили волосы, дивная кондитерская, где я, как школьница, съела двенадцать пирожных сразу. Господи, какой чудесный был день!
Мы с вещами отправились в дом нашей знакомой. На следующий день, услышав, что есть возможность отправить посылку в Петроград, я купила мешок белой муки для отца. Потом я узнала, что отец его получил.
Началась нереальная, походная жизнь, в которой не было ни стабильности, ни настоящего мира. Немцы спасли Киев, но в то же время завоевали его. Украинское правительство издавало указы, принимало решения, однако все понимали, что само его существование зависит от немцев, которые использовали его в качестве посредника между жителями города и собой»[118].
