Александр Широкорад - Судьба династии
Забавно, что Одри решила принять православие. По сему поводу Мария Павловна писала: «Я даже не представляла, насколько это окажется трудным делом. Наши батюшки не знали английского языка, только некоторые кое-как говорили по-французски, и Одри не могла их понять. Наконец отыскался юный выученик Парижской православной семинарии, который, сказали мне, немного знал по-английски. Времени оставалось совсем мало, и я поручила ему наставлять Одри, даже не повидав его и не переговорив. Разумеется, я тоже должна была присутствовать на уроках, которые имели место у меня в конторе. Никогда не забуду первое занятие. Юный семинарист пришёл в сопровождении священника. Оба сели рядышком против Одри, а она заняла моё место за столом. И оба заговорили одновременно — священник на плохоньком французском, а семинарист не очень внятно по-английски. Настроение было самое истовое. Посерьёзневшая Одри озадаченно переводила взгляд с одного на другого, пытаясь понять смысл сказанного. Понять что-либо было трудно даже мне, а уж она, конечно, не поняла ни слова. Поверх их голов я порою ловила её растерянный взгляд. Я недолго терпела эту пытку. Давясь от смеха, я поспешила уйти, пока она не успела этого заметить».
Ну, так или иначе, а Одри получила православное имя Анна. Император Кирилл расщедрился и дал ей титул светлейшей княгини Ильинской. Ильинское — деревня под Москвой, где в именье родителей родился великий князь Дмитрий Павлович.
После свадьбы молодые уехали в Англию.
Мария Павловна тяжело переживала женитьбу Дмитрия: «После женитьбы брата я долго чувствовала себя совершенно потерянной, словно лишилась чего-то жизненно важного в себе самой. Не скажу, чтобы это было чувство одиночества, потому что я привыкла подолгу бывать в разлуке с ним; это была пустота, которую нечем было заполнить. В каком-то смысле я видела в нём своего сиамского близнеца, нераздельного со мною. Я нисколько не ревновала его к жене, просто я не могла осознать, что в их жизни я уже лицо постороннее и моё участие в ней скромно».
Матильда Кшесинская писала о своей встрече с Дмитрием Павловичем и Одри: «Мы познакомились с ней [Одри. — А.Ш.] вскоре после их свадьбы, состоявшейся в Монте-Карло, в «Отель де Пари», где они в то время жили. На следующий сезон они сняли виллу в Каннах, и мы часто бывали у них на обедах. Они представляли собой такую красивую и гармоничную пару, что смотреть на них было одно удовольствие».
В 1927 году супруги переехали в Лондон. Там 28 января 1928 году у Дмитрия и Одри родился сын. В память о деде его назвали Павлом, а по-английски — Полом. Крёстным отцом малыша стал князь Владимир Голицын, а крёстной матерью — Мария Павловна. «У Дмитрия родился сын, мальчик родился на чужбине. Россию он будет знать только по нашим воспоминаниям», — с сожалением пишет Мария Павловна.
На деньги жены Дмитрий купил древний замок «Бамениль» недалеко от французского города Дьепп. И замок, и окружающий его большой парк были удивительно красивы, но крайне запущены. Супруги пригласили архитектора и декоратора, которые вскоре предоставили проект реконструкции замка стоимостью в миллион долларов. Родители Эмери платить столько отказались. Дмитрию ничего не оставалась делать, как реконструировать небольшой дом привратника. Там он и жил с женой и сыном, а полуразрушенный замок так и остался предметом бахвальства княгини Ильинской.
Через несколько лет после рождения сына супруги фактически расстались. Формальный развод состоялся 6 декабря 1937 года, а через три месяца Эмери вышла замуж за грузинского князя Дмитрия Георгадзе. Что поделать, богатые янки так любили титулы, отсутствовавшие в «цитадели демократии».
Признав главенство «императора» Кирилла, Дмитрий Павлович не прекратил играть в политику. В 1932 году он вступил в партию младороссов.
Г.К. Граф писал: «…великий князь вошёл в «Союз младороссов», стал выступать на его собраниях, помещал статьи в «Бодрости», устраивал совещания и съезды руководителей, давая средства на издание газеты, если их не хватало, и помогал самому Казем-Беку на жизнь и разъезды. Дмитрию Павловичу нравилась активность союза и что он вёл борьбу против коммунизма и атаковывал «реакционные элементы эмиграции». Эта работа увлекала великого князя, и он в ней участвовал более четырёх лет. Теперь ему реже приходилось «убивать время», и он чувствовал, что приносит пользу делу восстановления легитимной монархии, что, в конце концов, было делом династии»[112].
У младороссов Дмитрий Павлович руководил спортивным отделом и в 1935–1937 годах являлся председателем Главного совета Младоросской партии. На собрании 1-го района партии в младоросском доме в Париже 12 июня 1935 года он в своей речи заявил: «Большевиками был убит мой отец, мой двоюродный брат — наш Государь — и шестнадцать моих ближайших родственников. Но в нас нет чувства мести. Мы пойдём в Россию с открытой душой. Русское сердце всё поймет и всё простит». Речь он завершил кличем: «Ура Главе!» в честь фюрера синерубашечников Казем-Бека.
Осенью 1936 года Георгий Граф посетил замок «Бамениль» и провёл у Дмитрия Павловича три или четыре дня. Вместе с Графом приехали Казем-Бек, Вильчковский, Оболенский и ещё двое или трое из числа членов Высшего совета «Союза младороссов». Как только гости прибыли в «Бамениль», великий князь их сразу предупредил, что в светлое время суток он будет в здании замка, поскольку там нет искусственного освещения. В это время Дмитрий Павлович был занят прокладкой железнодорожных путей и электрификацией. Ему помогали двое его бывших сослуживцев по лейб-гвардейскому конному полку. Однако в остальное время великий князь был в полном распоряжении гостей.
Распорядок дня Дмитрия Павловича в «Бамениле» был следующий. Гости собирались к завтраку в 10 часов утра. Сам великий князь выходил только к 11 часам, быстро ел и торопился в замок, где его помощники уже давно работали. После завтрака гости шли гулять в парк. В полдень все должны были собираться в кабинете Дмитрий Павловича, и как только туда приходил сам хозяин (всегда очень пунктуально), то в кабинет подавалась первая лёгкая закуска, а в половине первого — вторая. Нагулявшись по парку, все ели с аппетитом и вели оживлённые разговоры, но не на политические темы, а о чём придётся — о красоте замка, о поездках или шутили друг с другом. Во время еды и за кофе разговоры также велись не политические, а шутливые, как это было принято в офицерских собраниях, что было правильным — чтобы не портить настроение и аппетит. В половине второго великий князь вставал и заявлял, что пора приниматься за работу в замке. Обычно он приглашал с собой Графа, «если ему не скучно». Графу скучно не было, наоборот, интересно.
По словам Графа, «занятия Дмитрия Павловича поездами были своего рода священнодействием. Никто не мог отрывать его от работы, и даже сын туда не допускался». Имея неплохой доход, великий князь мог себе позволить собрать редкую коллекцию моделей локомотивов, поездных составов и железнодорожного оборудования. Среди локомотивов были модели французские, английские, американские и немецкие. Дмитрий Павлович был членом английского и французского железнодорожных клубов и через них узнавал обо всех новинках в этой области и выписывал их.
В двух огромных залах замка были расставлены длинные узкие деревянные столы, и по ним проложены рельсовые пути по всем правилам железнодорожной техники. Пространство между шпалами было засыпано жёлтым песком. Все пути были двухколейными и приводили к станциям с сигнальными стрелками, разъездными путями, водокачками и т.д. Станции освещались миниатюрными электрическими фонарями. Пути были проложены и по ровным местам, а где-то поднимались и спускались, проходили по виадукам и тоннелям. Всё устройство было сделано аккуратно, прочно и красиво. Если на эти пути смотреть издали, то создавалась иллюзия настоящих путей с идущими по ним поездами. Это всегда вызывало восхищение гостей. Поскольку Дмитрий Павлович занимался электрификацией, то вдоль путей были установлены столбы-палочки, а между ними протягивалась прочная проволока.
Граф так описывал увлечение Дмитрия Павловича: «Великий князь с увлечением и очень искусно работал сверлом, отвёртками и острогубцами. Помощники были тут же и тоже работали напряжённо и в полном молчании, только изредка слышались реплики и восклицания, если встречалось какое-либо затруднение. Перед окончанием работы великий князь продемонстрировал мне, как ходят его поезда и как он управляет ими из центрального пункта и зажигаются красные и зелёные огоньки семафора и опускаются шлагбаумы. Одновременно по путям ходило несколько составов по разным направлениям, они могли менять ход, останавливаться и переходить с одного пути на другой. Пассажирские составы освещались, и локомотивы имели фары, как настоящие. В полутёмных залах это было замечательное зрелище. Дмитрий Павлович был чрезвычайно горд всем, им созданным. Он объяснял, что хотя это и забава, но на таких моделях можно изучать вообще движение поездов, причины столкновений и воспроизводить крушения. Этим и занимались железнодорожные клубы. Одним словом, это была полезная забава, и, хотя и дорогая, деньги вкладывались в нечто реальное, которое можно было реализовать»[113].
