Михаил Серяков - Рюрик и мистика истинной власти
Описание событий 1071 г. в ПВЛ помогает нам лучше понять тот круг представлений, который был связан с данным понятием в сознании людей Древней Руси. Когда в Ростовской области был неурожай, туда, уже в христианское время, пришли два волхва, бравшиеся обличить тех, кто скрывает изобилие. Обвиняя в случившемся бедствии знатных жен, они делали надрезы у них над плечами и доставали у одной жито, у другой – мед, у третьей – рыбу, у четвертой – меха. К языческим кудесникам примкнуло много последователей, и так называемый «мятеж волхвов» смог подавить лишь собиравший от имени князя дань Янь Вышатич. Когда волхвы были схвачены, княжеский представитель обратился к ним с вопросом: «и реч има что ради погубиста толико ч(е)л(о)в(е)къ. онѣма же рекшема. яко ти держать обилье. да аще истребив сихъ будеть гобино. аще ли хощеши то пере тобою вынемѣве жито. ли рыбу. ли ино что»[480] – «И сказал им: “Чего ради погубили столько людей?” Они же сказали, что “те держат запасы и, если истребим их, будет изобилие (гобино); если же хочешь, то мы перед тобою вынем жито, или рыбу, или что другое”». Понятно, что Янь как правоверный христианин отказался и повелел расправиться с приверженцами древней веры. Таким образом, мы видим, что, согласно древнерусским представлениям, само это гобино могло похищаться и, соответственно, добываться магическими средствами. Сон Гостомысла показывает, что Рюрик в Древней Руси мыслился носителем изобилия-гобино и одна из целей его призвания с религиозной точки зрения состояла в обеспечении этим изобилием земель призывавших его племен.
С принятием новой религии подателем гобино становится уже христианский Бог. Обращаясь уже к нему в своем «Слове о Законе и Благодати», глава Русской церкви XI в. Иларион просит о следующих милостях: «Нъ укротися, умилосердися, яко твое есть же помиловати и спаси. Тѣм же продължи милость твою на людехъ твоихъ, ратныа прогоня, миръ утверди, страны укроти, глады угобзи, владыкѣ наши огрози странамъ, боляры умудри…» – «Но яви кротость и милосердие Твое, ибо Тебе подобает миловать и спасать; не престань в милости Твоей к народу Твоему: врагов изгони, мир утверди, языки усмири, глады утоли, владык наших угрозой языков сотвори, боляр умудри…»[481] Понятно, что в таких условиях древнерусские князья уже не могли рассматриваться как магические носители гобино, однако древние языческие представления изредко все равно прорывались даже в христианской письменности. Новгородский летописец применяет данный термин к Андрею Боголюбскому, правда уже в переносном значении духовной, а не земной нивы: «И потомъ минуло 11 лѣт, и угобзися святому Андрею нива душевнаа…»[482] Весьма показательна и надпись на царском месте Ивана Грозного, предпоследнего представителя варяжской династии: «Дамъ тебѣ одолѣнiе на врага и дамъ гоби на земли на умноженiе плодовъ земныхъ»[483]. Понятно, что слова эти представляют собой обещание от имени Бога щедро наделить царя сверхъестественной силой увеличивать изобилие внутри государства и побеждать врагов вовне. Поскольку других прямых свидетельств о связи представителей династии Рюриковичей с гобино не встречается, то разрыв между ее основателем, жившим в IX в., и предпоследним ее представителем, жившим в XVI в., может показаться слишком большим, однако у нас есть свидетельства, доказывающие, что комплекс представлений, изложенных в надписи на царском месте Ивана Грозного, является достаточно древним и фиксируется на Руси за несколько веков до правления этого царя. Уже древнерусский текст XIV в. относит обе эти функции к числу божьих даров: «Вся бл(а)гая строенья о(т) б(ог)а подаема бывають. миръ и гобина плодомъ. и врагамъ одолѣнье»[484]. С другой стороны, про новгородского архиепископа Иону современники сообщали: «Бысть же при его святительствѣ миръ со всѣми землями и тишина и гобзованiе плодамъ»[485]. В другом случае изобилие севера Руси рисуется как результат молитв этого деятеля церкви, именуемого в данном фрагменте святым: «И посемъ при животѣ святаго Ионы благоплодны земли бышя, Новгородская и Псковская гобзовати всѣми овощами, молитвами святаго»[486]. Как видим, в данном случае с изобилием-гобино оказывается связан глава не светской, а духовной власти, однако с учетом того, что изначально Рюриковичи совмещали в своем лице оба этих типа власти, это свидетельство опять-таки указывается на изначальный архетип тесно связанного с божественным прародителем носителя гобино. Что касается побед над врагами, то эта черта была, разумеется, присуща князьям, а не представителю духовенства, у которого она заменяется на мир со всеми землями и тишину.
Помимо славянского интересующий нас корень встречается еще в трех индоевропейских языках: гот. gabigs, gabeigs, «богатый», лит. gabein, gabenti, «приносить, добывать», ирл. goba, «кузнец». Поскольку в древних обществах кузнец мыслился создателем богатства и изобилия, очевидно, что германцы, славяне и балты заимствовали понятие «гобино» от кельтов, что подтверждается кельтским влиянием на славянские традиции в области кузнечного дела. Необходимо отметить, что в литовской мифологии присутствует божество богатства Габьяуя или Габьяуис, которого одни историки характеризовали как бога амбаров и овинов, другие – счастья, хлебных злаков и всех помещений, где хранится хлеб. Весьма показательно, что этот бог сопоставлялся с Вулканом[487]. Данное обстоятельство красноречиво свидетельствует о том, что рассматриваемое понятие несло отчетливо выраженный языческий подтекст, а сопоставление его на материале литовской мифологии с античным богом-кузнецом подтверждает предположение о заимствование данного корня восточноевропейскими народами у кельтов. Таким образом, сама используемая Иоакимовской летописью терминология отсылает нас к сфере деятельности славянского бога-кузнеца Сварога, сыном которого считался западнославянский Радигост, бывший, согласно мекленбургским генеалогиям, предком Рюрика и его братьев.
Следы аналогичных представлений нам встречаются и в западнославянской традиции. Наличие у князя функции носителя плодородия мы видим на примере Пржемысла, бывшего, подобно Рюрику, родоначальником династии чешских князей. Послы, отправленные за ним, застали будущего князя пашущим землю. Когда послы сообщили ему о его избрании, Пржемысл воткнул в землю палку, которую держал в руке, и распряг своих волов, которые немедленно исчезли. «А та палка, которая была воткнута Пржемыслом в землю, дала три больших побега; и что еще более удивительно, побеги оказались с листьями и орехами»[488]. Два побега вскоре высохли и упали, а третий сильно разросся ввысь и вширь, символизируя единовластие в среде будущей династии. То, что впоследствии было осмыслено хронистами как указание на будущее княжеского рода, первоначально, надо полагать, наглядно демонстрировало обладание Пржемыслом животворящей силы, под воздействием которой даже воткнутая в землю палка была способна цвести и плодоносить. Рождению основателя Персидской империи Кира предшествовал вещий сон, увиденный его дедом: «Ему приснилось на этот раз, что из чрева его дочери выросла виноградная лоза и эта лоза разрослась затем по всей Азии»[489]. Похожий сон видит и мать Харальда Прекрасноволосого, старавшегося объединить Норвегию. Тот факт, что и в мордовских преданиях пахарь-богатырь Тюштян становится правителем своего народа после того, как воткнутая им в землю сухая палка зазеленела, указывает на весьма древние истоки этого мифологического представления, восходящие, судя по всему, ко времени контактов славян с иранскими и финно-угорскими племенами на Волге в эпоху распада индоевропейской общности.
Пяста, основателя династии польских князей, предания также называют «пахарем». Как отмечают современные исследователи, в образе Пяста отчетливо просматривается образ щедрого правителя[490]. Показательно, что предыстория его избрания включает мотив неузнанного бога, которого не захотел принять богач, но принимает бедняк Пяст, получающий потом в награду возможность досыта кормить людей. В записанном уже в христианское время предании имя бога не называется, однако в языческую эпоху покровителем традиции гостеприимства был именно Радигост. Следует отметить, что в одной скопческой песне гостем именуется и сам Кузьма-Демьян, на которого перешли многие черты языческого Сварога:
А Кузьма, сударь, Демьян
С Христом в страдах ликовал,
Кандалы всем расковал.
У Христа в гостях гостил…[491]
У ободритов второй князь в мекленбургских генеалогиях, которого его отец Антюрий оставил в стране и вручил власть, носил имя Аттавас. Этимологически оно родственно славянскому слову отец. О. Н. Трубачев для слав. оtьсь вывел следующую этимологическую цепочку: оtьсь<att-iko-s<atta: «Вернувшись к слав. оtьсь и уже будучи знакомы с его этимологической структурой, мы можем прийти к тому выводу, что первоначально члены рода употребляли термин оtьсь как название ближайшего отца, который сам был в сущности “отцов” (att-iko-s), т. е. происходил от старшего, общего отца (слав. оtъ, и.-е. atta)»[492]. Э. Бенвенист отметил, что у большинства индоевропейских народов название отца образовано от корня pater. Исключение составляют хет. atta, лат. atta, гр. atta, гот. atta, ст. – слав. оtьсь. Ученый установил, что корень pater означал первоначально не физическое лицо, а лицо мифологическое – верховного бога, а корень atta – «отца-кормильца», того, кто растит ребенка. Причину возобладания термина atta в части индоевропейских языков Э. Бенвенист видел «в ряде глубоких изменений в религиозных представлениях и в социальной структуре общества»[493].
