Аркадий Жемчугов - «Крот» в окружении Андропова
…«Я ответил ему, — вспоминает Судоплатов в своих мемуарах, — что первый день на руководящей работе и ни о каких планах насчет его ареста мне неизвестно. Тут же я предложил ему прийти ко мне, затем позвонил Меркулову[7] и доложил о состоявшемся разговоре.
Тот, засмеявшись, сказал: «Эти идиоты берут Эйтингона и его группу под наружное наблюдение, а не понимают, что имеют дело с профессионалами».
Через десять минут по прямому проводу мне позвонил Берия и предложил: поскольку Эйтингон — подходящая кандидатура для известного мне дела, к концу дня он ждет нас обоих с предложениями».
…Наум Исаакович Эйтингон родился 6 декабря 1899 года в небольшом белорусском городишке Шклов, недалеко от Гомеля, в семье конторщика бумажной фабрики. Род Эйтингонов относился к беднейшим слоям местной еврейской общины, но в то же время считался одним из самых многочисленных. Его ветви, помимо Белоруссии и Москвы, обосновались также в Нью-Йорке, Лондоне, Лейпциге и странах Скандинавии.
Родители определили сына на учебу в коммерческое училище, но Науму не суждено было стать коммерсантом. В 1917 году он вступил в партию эсеров и с увлечением осваивал науку о диверсиях и терроре. На жизнь же зарабатывал сначала трудом чернорабочего на заводе по производству бетона, потом выбился в делопроизводители и, наконец, в инструкторы продовольственного отдела. Через год с небольшим он был призван в ряды Красной Армии, участвовал в проведении продразверстки, изымал на селе излишки зерна в пользу голодавшего пролетариата.
В сентябре 1919 года Наум- сотрудник гомельского губпрофсо-юза. Окончательно порвав с эсерами, он вступил в Российскую коммунистическую партию (большевиков) — РКП(б), и был направлен на работу в ЧК. Еще не достигнув двадцати лет, стал заместителем председателя ЧК Гомельской губернии. В этом качестве он принял активное участие в операции по подавлению восстания белогвардейских офицеров, которым удалось на какое-то время захватить Гомель. Кроме этого, Наум Эйтингон участвовал в ликвидации на территории Гомельской губернии террористических групп, направлявшихся их лидером Савенковым из Польши. В сентябре 1921 года в бою со своими прежними единомышленниками он получил тяжелое ранение в ногу.
После выздоровления его выдвинули на самостоятельную руководящую работу — председателем Смоленского губчека. А вскоре
Феликс Дзержинский доверил ему пост председателя ОГПУ Башкирии, где 22-летний Наум проявил себя с самой лучшей стороны в борьбе с местными бандитскими формированиями.
Как перспективного сотрудника органов госбезопасности его направили на учебу в Москву в Военную академию (Академию им. Фрунзе), где он грыз гранит военных наук вместе с Чуйковым и многими другими будущими маршалами Советского Союза.
…В 20-х годах чекисты-евреи по национальности повально стали брать русские имена и фамилии, чтобы не привлекать к себе ненужного, излишнего внимания и настороженности в процессе работы с агентурой из среды дворянства и офицерства, а также и своих коллег по оперативной работе. По этой причине и Наум Исаакович стал на всю оставшуюся жизнь Леонидом Александровичем. А вот фамилию — Эйтингон — сохранил.
С 1925 года, с момента окончания Военной академии, началась служба Эйтингона во внешней разведке — в ИНО.
Первоначально предполагалось использовать в оперативных целях — для его легализации за кордоном — его многочисленных родственников в разных странах Европы и Америки. Эйтингон разослал им письма с просьбой помочь ему «вырваться из красной России» — прислать вызов или рекомендацию, а также прочие документы, необходимые для выезда и, конечно, — деньги. Однако ни один родственник на его просьбу не откликнулся. В итоге, он был командирован в Китай, где работал с 1925 по 1929 год в Шанхае и Пекине под прикрытием вице-консула, резидентом — консулом в Харбине. Трудился много, изобретательно и успешно. В Шанхае его усилиями была сорвана попытка чанкайшистской агентуры захватить советское консульство. В Маньчжурии он также успешно провел операцию по освобождению группы советских военных советников, захваченных в плен местными китайскими милитаристами.
Весной 1929 года его срочно вызвали в Москву и перебросили в Анкару. Там ЧП: чекист Яков Блюмкин, которому было поручено организовать слежку за поселившимся там Львом Троцким, нарушил приказ и вступил в личный, несанкционированный контакт с объектом слежки. За это он был немедленно откомандирован и расстрелян. Эйтингону надлежало исправить сложившееся положение и выполнить задание Центра, что он и сделал, быстро и эффективно. Троцкий был буквально окружен агентами НКВД. Москва знала о всех его связях и реальных шагах. Не случайно Троцкий вскоре перебрался из Турции в Норвегию. А Эйтингон — из Турции в Москву.
В 1930 году он — заместитель начальника Особой группы при председателе ОГПУ.
Особая группа считалась самостоятельным, независимым от ИНО разведывательным подразделением, созданным в 1926 году по личной инициативе Менжинского, преемника Дзержинского на посту председателя ОГПУ. Перед Особой группой была поставлена задача по глубокому внедрению в странах Западной Европы, США и Японии советской агентуры в объекты военно-стратегического назначения, в том числе с целью заблаговременной подготовки диверсионных актов на случай войны.
В рамках своих новых полномочий и задач Эйтингон в начале 30-х годов выезжал через Китай в США, в частности в Калифорнию, для создания там агентурной сети из китайских и японских эмигрантов. Задействовать этих агентов предполагалось в случае нападения Японии на Советский Союз. Одним из агентов, завербованных тогда Эйтингоном, был японский живописец Мияги, вошедший впоследствии в группу Рихарда Зорге. Кроме того, Эйтингону удалось завербовать двух польских евреев и внедрить их на «длительное оседание» в США. Наконец, по заданию Центра он дал компетентную оценку потенциальным возможностям привлечения к разведывательной деятельности американских коммунистов. Вывод, к которому он пришел, сводился к тому, что вербовать членов компартии США ни в коем случае не следует. Однако имеет смысл обратить внимание па тех, кто разделяет коммунистические идеалы не будучи в рядах коммунистов.
В 1932 году он вернулся из Калифорнии через Шанхай в Москву. Его работа в США получила высокую оценку.
В том же году Эйтингон был переведен в ИНО, где ему доверили «святая святых» — работу с «нелегалами». Его назначили начальником отделения по координации работы нелегальных резидентур. Одновременно на него возложили организацию работы по изготовлению поддельных паспортов и прочих документов, требовавшихся при проведении секретных операций за кордоном. В то время деятельность нелегальных резидентур играла главенствующую роль, поскольку возможности для ведения разведки с «легальных» позиций были крайне ограничены: дипломатических миссий и прочих советских официальных представительств за рубежом было, что называется, раз-два и обчелся.
В 1936 году, с началом Гражданской войны в Испании, Эйтингон под именем Леонида Котова был направлен туда официально — заместителем советника при республиканском правительстве, фактически же — заместителем резидента НКВД. На него возлагалась организация разведывательной и контрразведывательной работы, а также проведение партизанских операций в тылу франкистских войск.
Испанский период, 1936–1939 гг., был исключительно результативным в служебной деятельности Леонида Эйтингона. Ему удалось привлечь к сотрудничеству Фердинандо де Куэста, одного из основателей испанской фашистской партии — фаланги, захваченного в плен вместе с другими высокопоставленными фалангистами. В обмен на жизнь Фердинандо де Куэста помог наладить тайный канал для переговоров с самим Франко, а затем дал квалифицированные наводки на ряд влиятельных лиц в окружении испанского диктатора. Благодаря этому агентурная сеть НКВД пополнилась важными источниками секретной информации.
Под непосредственным контролем Эйтингона велись посреднические переговоры с X. Эрнандесем, одним из основателей испанской компартии, министром юстиции в республиканском правительстве. Когда он эмигрировал в Мексику, резко обострились его отношения с Долорес Ибаррури и Хосе Диасом, перебравшимися в Советский Союз. Тайная дипломатия Эйтингона по урегулированию этого внутрипартийного конфликта, к сожалению, не увенчалась успехом: в Москве Эрнандеса причислили к раскольникам и агентам империализма, заклеймили как «подручного Тито»[8].
После поражения республиканцев Эйтингон перебрался из Испании во Францию, где пробыл всего лишь пару месяцев. Но и этого времени для него оказалось достаточно, чтобы провести несколько результативных встреч с одним из «трех мушкетеров» — Гайем Берджессом, который затем был принят на связь Горским, нелегальным резидентом НКВД в Лондоне. В эти же два месяца Эйтингон изловчился привлечь к сотрудничеству с НКВД племянника главы испанской фашистской партии Примо де Ривейры, друга Гитлера. До 1942 года без сбоев действовал этот важный источник секретной информации о взаимоотношениях и планах Гитлера и Франко.
