Николай Пржевальский - Из Зайсана через Хами в Тибет и на верховья Желтой реки
Комическая закупка продовольствия. Остаток дня и весь следующий день употреблены были на покупку от Курлык-бэйсе войлочной юрты, необходимой при сильных зимних холодах Тибета, 15 баранов, 6 пудов дзамбы, 15 пудов ячменя для верховых лошадей, веревок, войлоков и других потребных при вьючной езде мелочей. Все это продавал лично сам князь, не стыдившийся даже выбирать наиболее плохих баранов из своих стад. Но всего комичнее производилась продажа ячменя. Для столь важной операции отправился также сам бэйсе в сопровождении свиты и трех посланных мною с мешками казаков. Приехав на то место, где было закопано в землю зерно, князь и его приближенные сошли с лошадей; рабочие же монголы начали откапывать землю. Когда добрались до глубоко спрятанного, словно великое сокровище, ячменя, тогда доверенный князя с небольшой меркой, шином [260], залез в яму и нагребал там зерна. Князь же и его свита сообща вели счет, и лишь только наполненный ячменем шин показывался из ямы, все в один голос кричали: "гурбу" (третий), "дурб" (четвертый), "табу" (пятый) и т. д., словом такой-то по счету. Мои казаки хохотали до упаду при виде всей этой процедуры и даже внушали князю: "как, мол, тебе не стыдно заниматься такими пустяками". Но Курлык-бэйсе был не из особенно совестливых людей. Он даже не стеснялся выпрашивать табак у тех же казаков и на обратном пути пригласил их к себе в юрту пить чай. Здесь казаки стали с князем в самые короткие отношения. Когда же один из них спел русскую песню, то бэйсе пришел в такой восторг, что сам подносил запевале чай и заставлял своих приближенных закуривать ему трубку. На прощанье казаки подарили князю горсть табаку, серебряный гривенник и случайно найденный в кармане завалявшийся кусочек сахару; расстались полными друзьями.
Право, видя подобных князей и подобные княжества воочию, как-то не верится, чтобы могло существовать что-либо похожее в действительности. Словно грезится все это во сне или слышится в сказке. И такова вся Внутренняя Азия со всеми своими Цайдамами, Куку-норами, Ала-шанями, да, пожалуй, и другими среднеазиатскими ханствами.
Но, несмотря на неожиданно возгоревшуюся дружбу с казаками, князь бэйсе все-таки брал с нас за все самые крупные цены. Верблюдов же и вовсе не продал, отговорившись неимением хороших или запрашивая за сносных несообразные деньги. Поневоле пришлось отказаться от этой покупки, тем более, что надо было спешить к Дзун-засаку. Присланный проводник оказался почти совершенным идиотом — опять уловка, к которой прибегли, конечно, для того, чтобы толковый человек не мог во время пути с нами быть подкупленным или вообще проговориться о чем не следует. Таких идиотов-вожаков мы не один раз получали и впоследствии.
Озера Курлык-нор и Тосо-нор. От места нашей стоянки на Балгын-голе до хырмы Дзун-засак, куда мы теперь направлялись, расстояние равнялось 120 верстам, и путь все время лежал почти в прямом южном направлении. Озеро Курлык-нор осталось влево; но зато мы побывали на южной оконечности другого, немного даже более обширного, озера Тосо-нор.
Оба эти озера лежат рядом друг с другом и разделяются лишь узким перешейком, который перерезывается рукавом, служащим стоком воды из северного озера, т. е. Курлык-нора в Тосо-нор. Вода в последнем соленая, но в Курлык-норе, куда впадают протекающие с северных гор речки Балгын-гол и Баян-гол, вода, по словам монголов, пресная или лишь немного солоноватая, годная для питья. Рыбы в описываемых озерах, по собранным сведениям, нет вовсе.
На Тосо-норе мы встретили довольно много пролетных уток, турпанов и лебедей (Cygnus bewickii?); последние, по сообщению монголов, здесь, гнездятся. Во всяком случае Тосо-нор единственное в Цайдаме место, где замечено было довольно много пролетных водяных птиц.
Окружность Курлык-нора занимает около 36 верст, Тосо-нор версты на три больше. На западной стороне первого озера, за береговыми солончаками, раскидывается обширная глинистая равнина, где и лежат вышеописанные пашни местных монголов; на восточной стороне того же озера, близ устья Баян-гола, обильны, как нам говорили, ключевые болота с хорошим кормом для скота. Берега Тосо-нора большей частью солончаковые; окрестности его крайне бесплодны.
Климат августа. Между тем наступил уже конец августа, первая треть которого проведена была нами в горах Нань-шаня, а остальные две трети в северном Цайдаме. Сообразно различию физико-географических условий этих местностей различались и климатические их явления в течение описываемого месяца.
С первых его чисел в горах Нань-шаня, в поясе вверх от 10 000 футов абсолютной высоты, уже начинала чувствоваться осень: погода днем стояла прохладная, в особенности при ветре; в ясные ночи выпадали морозы, доходившие до –7,3°Ц; наконец 6-го числа целый день падала перемежками снежная крупа.
В северном Цайдаме, в двух последних третях августа, было гораздо теплее, несмотря на то, что местности, по которым мы проходили, все-таки были подняты от 9 1 /2 до 11 тысяч футов над морским уровнем. Но здесь, т. е. в северном Цайдаме, сравнительно высокая температура обусловливалась влиянием обширных, оголенных глинистых и галечных пространств, сильно нагревшихся солнцем, а также отчасти защитою с севера высокою стеною Нань-шаня.
Впрочем, сильных жаров в августе не было, и термометр в тени при наблюдениях в 1 час пополудни не показывал выше +25,5°Ц. Однако несмотря на то, что дневная температура в тени стояла не слишком высоко, само солнце грело очень сильно, просто жгло в тихую и ясную погоду. Обусловливалось подобное обстоятельство большим разрежением на такой высоте воздуха и весьма малым количеством содержавшихся в нем паров; другими словами — прозрачностью и сухостью атмосферы.
По ночам охлаждение через лучеиспускание происходило быстро, и температура нередко падала ниже точки замерзания (до –3,3°). В общем погода стояла большей частью ясная; облачных дней в течение всего августа считалось 9, а полуоблачных 4. По ночам ясность еще более преобладала.
Атмосферных осадков почти вовсе не падало; в течение всего месяца дождь трижды только крапал. Случалось, что дождь, посылаемый тучами (обыкновенно небольшими), не долетал до земли и испарялся вновь в страшно сухой атмосфере. Подобное явление и прежде замечено было мною в южном Ала-шане. Вообще в северном Цайдаме, как и в соседнем ему Нань-шане, летние дожди редки, и местность эта лежит вне влияния обильных влагою муссонов — китайского и тибетского. По той же, вероятно, причине редки в описываемом районе и грозы, которых в течение августа мы не наблюдали ни одной.
Ветры в августе, в особенности в северном Цайдаме, являлись часто и нередко (10 раз) достигали значительной силы, хотя собственно бурь было только три. Преобладающее, даже почти исключительное направление августовские ветры имели, как и в июле, северо-западное. Начинались они обыкновенно с полудня и стихали к вечеру, иногда же только к полночи. Сильный ветер всегда наполнял атмосферу пылью, более или менее густою. Но иногда пыль являлась в воздухе и при слабом сравнительно ветре, вероятно, в том случае, когда этот ветер, наиболее сильными своими порывами, проходил по глинистым или солончаковым местностям.
Днем, почти всегда с полудня, на равнинах северного Цайдама бегали частые вихри, достигавшие весьма большой высоты и различных форм. Подобные вихри, только обыкновенно меньших размеров, свойственны в летний период всем вообще пустыням Центральной Азии; но, как исключение, наблюдались нами иногда и зимою в Северном Тибете.
Крайне бесплодная местность. Запасшись скверною соленою водою из ключа на южной оконечности Тосо-нора[262], мы прошли двойным переходом 42 версты и остановились ночевать неподалеку от р. Булунгира. Вся пройденная местность состояла из совершенно голых лёссовых и галечных площадей; местами залегали солончаки, на которых росли кой-где редкие корявые кусты саксаула. Всюду было мертво — ни птицы, ни зверя, ни даже ящериц, точь-в-точь [261] в худших местах Хамийской пустыни[263].
Несмотря на 1 сентября, жара в тени доходила до +26,8° Ц, т. е. до такой температуры, какой мы ни разу не наблюдали в течение августа. Но тем не менее в следующую же ночь при сильной буре от юго-запада, перемежками с дождем, падал снег, принесенный сюда из недалеких уже заоблачных нагорий собственно Тибета. Утром 2 сентября буря свирепствовала с такой силой, что мы, несмотря на крайне неудобную стоянку, принуждены были обождать выступлением с бивуака почти до полудня. Затем ветер сразу стих, и наш караван двинулся в путь.
Тотчас же перед нами раскинулась обширная глинисто-солончаковая площадь без малейшего даже признака растительности. Мы прошли 18 верст поперек этой площади, которая к востоку тянется до болота Иргицык и к западу продолжается также довольно далеко. Почва здесь состоит из влажной лёссовой глины, на поверхности твердой и гладкой, как пол. Только местами, ближе к южной окраине, глина эта, вероятно, от действия развивающихся внутри газов, взрыхлена, словно недавно вспаханное поле. По северной окраине описываемой площади, находящейся во владении князя Куку-бэйле, проходит р. Булунгир (т. е. мутная), которая вытекает из болота Иргицык и впадает в Баян-гол. Там, где мы переходили, Булунгир имеет сажени 3–4 ширины и глубину около фута; по берегам его растительности нет вовсе.
