Стентон Пил - Любовь и зависимость
Общим убеждением в их маленьком колледже было то, что женщины не могут заботиться о себе. Их существование жестко контролировалось: танцы под присмотром, правила, запрещающие мужчинам находиться в комнатах общежития, и, с академической стороны, отчеты о посещаемости, лекции и предписанное чтение. Недоверие Энн по отношению к самоконтролю — или возможно, только ее незнакомство с его использованием — было еще усилено. Она была, как предполагалось, зрелым человеком, но понятия не имела, как контролировать свое время, интересы или чувства. Она вообще имела очень небогатый опыт. Ее страстью были безумные увлечения издалека. Родители, правила и расстояния держали мужчин вдалеке от нее. Она никогда не проводила время в одиночестве, выражая себя. В доме ее родителей была хорошая библиотека, но она считалась папиной. Она никогда не выбирала там книг о предмете, о котором хотела бы знать больше, исключая то время, когда (еще девочкой) она пробовала выяснить что-нибудь о сексе. Она была изолирована от всего. Ничто не контактировало с ней напрямую, без вмешательства и опеки других.
Поскольку два года подходили к концу, Энн, по совету родителей, подала документы в несколько престижных восточных женских колледжей. Втайне, тем не менее, она была рада, когда не смогла получить допуска ни в один из них. Вместо этого, она поступила в Калифорнийский Университет в Лос-Анджелесе. Она чувствовала, что хочет уехать далеко, очень далеко.
Начав учиться в Лос-Анджелесе, Энн растерялась. Живя в общежитии, она не занималась ничем, кроме посещения занятий утром, хождения в бассейн днем и выполнения заданий вечером. Девушки, которые оставались в общежитии на выходные, хотели, чтобы Энн ходила с ними в кино, но они не были особенно привлекательными, и симпатичная Энн не чувствовала себя одной из них. Большинство интересных девушек из ее группы состояло в женских обществах, но она не просила принять ее туда. В ее представлениях не присутствовало других концепций социальной жизни, кроме той, что представлена женскими обществами и организованными ими рутинными встречами и вечеринками.
В Университете, как и в школе, Энн никогда не стремилась к интеграции учебного опыта. Казалось, не было никакой связи между тем, что она слышала в классе или читала в книгах, и тем, как она проживала свою жизнь; так же, как книги ее отца не имели никакого значения для нее в детстве. В обоих колледжах, где училась Энн, доминировала социальная атмосфера, клеймящая любую женщину, слишком интересующуюся учебой; так что она никогда не читала ничего серьезного — только то, что была обязана прочитать. Беседы с подругами
в свободное время никогда не содержали обсуждения изучаемых предметов — эти беседы были посвящены другим темам, чаще всего мужчинам. Когда же она взаимодействовала с мужчинами, в отношениях не было места для интеллекта или самоисследования. Фактически, Энн очень редко пробовала понять что-нибудь в своем окружении путем обдумывания и обсуждения. Родители не поощряли ее к этому, и с тех пор ничто так и не научило ее поступать по-другому.
В колледже Энн была настроена обращаться к личным отношениям за утешением и спасением. В Университете она, наконец, нашла эффективные средства для демонстрации себя мужчинам — студенческие вечеринки. Она обнаружила, что после нескольких рюмок может действовать без стеснения и участвовать в происходящем. Она приобщилась к умеренному социальному питью еще в колледже. Теперь, однако, от нее ждали, что она забудется сильнее.
На одной из таких вечеринок, спустя месяц после приезда в Лос-Анджелес, она и поимела свой первый сексуальный опыт. Один молодой человек, казалось, особенно заинтересовался ею. Потанцевав с ней какое-то время, он пригласил ее к себе в комнату. Они сели на кровать и стали целоваться, затем он уложил ее и раздел. В этот момент возражения казались неуместными, и Энн уступила так легко, что мужчина выразил удивление тем, что она оказалась девственницей. Он пригласил ее провести вместе уикэнд. Она радостно помчалась в свое общежитие, чтобы отметиться в книге ухода, провела три дня и три ночи с молодым человеком, а после этого никогда не получала от него известий.
Энн не знала, как на это реагировать, но предположила, что она в какой-то степени несовершенна и была отвергнута по этой причине. Решив вести себя более компетентно, она уже целенаправленно пошла на следующую вечеринку. Так начался новый ритуализованный период в ее жизни: она ходила на вечеринки с неопределенно-сексуальными намерениями и использовала опьянение в качестве средства сближения с любым подходящим мужчиной, выразившим к ней интерес. На этой стадии развития она открыла наслаждение и стала желать секса самого по себе. Но, кроме этого, она очень хотела найти принятие мужчины. Всякий раз, когда мужчина делал некоторое усилие, чтобы увидеть ее снова, она убеждалась, что нашла возлюбленного, с которым можно создать глубокую привязанность.
Она была вынуждена разочаровываться и испытывать боль множество раз, но не знала других альтернатив. Так что Энн безропотно выносила такую жизнь всю оставшуюся часть учебного года, находя в ней случайные мелкие удовольствия. После особенно пустого и отчужденного лета, проведенного дома, она возвратилась в Лос-Анджелес, ощущая, что должна попробовать что-нибудь еще. Теперь она согласилась жить в квартире с двумя другими женщинами. С ними она начала курить марихуану — не только в качестве основного элемента своей социальной жизни, но и используя ее как способ оживить вечера, когда она бывала в квартире одна. У нее стало больше свободного времени, поскольку она бросила плавание. Хотя Энн все еще отвечала учебным требованиям, она становилась все более рассеянной и в этом, так что ощущение напряжения часто заставляло ее желать избежать занятий.
В это время Энн начала регулярно встречаться с молодым человеком, бывшим студентом, оставившим учебу и теперь живущим на деньги от случайных приработков и кредитов. Столь же эгоистичный и нечувствительный к Энн, как и все ее бывшие возлюбленные, он, по крайней мере, искал у нее какого-то вида
постоянного наслаждения. Но все же отсутствовало что-то важное, чего она хотела, но не могла получить. Тогда она последовала примеру своего друга и начала принимать амфетамины. Пока Энн не разрушилась полностью, что быстро случается со многими наркоманами, она регулярно нюхала наркотик и постоянно была под кайфом. Она нюхала утром, когда вставала, затем пробовала посетить занятия, но принятая доза мешала ей сконцентрироваться. Хотя она все еще официально была студенткой, но должна была, по всем признакам, скоро вылететь. Она нюхала наркотик также и вечером, прогуляв по городу весь день, так что у нее выработалась привычка употреблять снадобье два раза в сутки. К лету она решила, что не может поехать домой. Она сопротивлялась просьбам своих родителей, а затем и их требованиям, пока, наконец, они не прекратили посылать ей деньги. В середине лета она все же возвратилась на Восток с запасом наркотика. Как только она добралась домой, родители увидели в ней радикальные перемены. Когда вскоре пришла расшифровка из Университета, с плохими результатами и уведомлением о незавершенной учебе,
Энн призналась в своей привычке к наркотикам.
После первоначального потрясения и недоверия, семья решила снова вернуть дочь на правильный путь. Они надеялись, что теперь, когда Энн вдалеке от той компании и того мужчины, все может снова быть, как прежде. По рекомендации друга семьи, они послали своего своенравного ребенка к психиатру, который контролировал ее воздержание от наркотиков в течение краткого пребывания в местном доме отдыха. Довольно скоро все стало выглядеть надлежащим образом, но Энн вовсе не чувствовала себя хорошо. Она была скучной и угнетенной. Правда, она теперь воздерживалась от наркотиков, но это было главным образом последствием ограничений данной ситуации. Через некоторое время она решила, что ей нехорошо от такой обстановки, и однажды утром уехала на автобусе, дождавшись, пока родители уйдут из дома.
Возвращение в Лос-Анджелес не обеспечило того подъема, который она хотела испытать. Ее возлюбленный не сумел понять ее повышенной потребности в эмоциональной поддержке. Она чувствовала себя заброшенной и одинокой, семьи больше не было за ее спиной, и ничего не было впереди. Столкнувшись с отказом отца финансировать еще одну попытку обучения в следующем году, она вынуждена была материально рассчитывать только на себя — впервые в своей жизни. Энн попросилась на работу в свой Университет и пошла работать машинисткой в Отделение Изящных Искусств. Ее работа помогла ей сохранить некоторый минимальный контакт с действительностью, но не обеспечила ничем позитивным. Также, как и в школе, ее проблема состояла не в том, что она не могла следовать правилам; все, что она могла делать — это следовать правилам.
