Норбер Кастере - Полвека под землей
Этот симпатичный представитель семейства воробьиных, так же, как и горный зяблик, является постоянным обитателем больших высот. Его можно встретить на самых крутых и труднодоступных горных вершинах. Жители пиренейских долин незнакомы с ним, в горах он попадается тоже не часто и, подобно всем животным и птицам, редко видящим человека, совсем небоязлив. Любопытство делает его доверчивым.
Тем временем моя жена, ухватившись за ручку протянутого мной ледоруба, тоже выбралась из колодца. Мы уселись рядом на скалистом выступе и стали осматриваться, стараясь догадаться, где мы находимся.
Войдя в недра земли на западном склоне безымянного пика высотой 2675 метров, согласно карте, мы вышли на свет на восточном его склоне, среди неописуемого хаоса и нагромождения камней, которое геологи называют карром.[7] Название это много говорит тому, кто хоть раз ходил по такой местности.
Ломоть хлеба с его бесчисленными дырочками и пустотами дает лишь слабое представление о геологическом рельефе, носящем название карра. Провалы и туннели, воронки и ложбинки, разделенные каменными гребнями и перегородками с острыми, словно лезвие ножа, краями, зубцами и ребрами, — таков ландшафт местности, именуемой карром. Путнику, рискнувшему передвигаться по этой пересеченной местности, приходится непрерывно предаваться самой рискованной и беспорядочной гимнастике. Ему иной раз трудно даже выбрать место, куда поставить ногу.
Подземный ледник, который мы только что обследовали, обязан своим происхождением этому пористому, словно изъеденному рельефу. Стихии природы в течение тысячелетий разрушают известняки, которыми в основном сложены Пиренейские горы, вода по трещинам и пустотам просачивается в недра земли и промывает там обширные и разветвленные пещеры.
Карр, на котором мы находились, оказался примечательным тем, что на глубине 5—10 метров от поверхности все углубления и воронки, усеивающие его, сообщались между собой целым лабиринтом узких туннелей, лазов и небольших залов, слабо освещенных дневным светом, проникающим сюда сквозь многочисленные отверстия в сводах.
Таким образом, под карровым рельефом находится как бы нижний, подземный этаж его, где за долгие снежные зимы скапливаются целые горы снега, попадающего туда через отверстия в сводах. Летом снег этот понемногу тает, но как только талая вода просочится на несколько метров вглубь, где на нее уже не воздействуют горячие лучи солнца, теплые ветры и дожди, она снова замерзает, образуя редкое явление, называемое подземным ледником.
Спустившись в один из таких карстовых колодцев, исследователь с изумлением обнаруживает, что может свободно циркулировать по залам нижнего этажа, заваленным коническими сугробами снега, сыплющегося сюда зимой сквозь устья колодцев. Под слоем снега и льда предательски скрыты колдобины и лужи чистейшей талой воды, абсолютно неразличимой на белом фоне.
Толщина снежного покрова здесь такова, что пробраться из одной залы в другую иной раз можно только ползком.
Мы обследовали всю площадь карра, занимающего примерно гектаров сорок. Затем, изрядно уставшие, отыскали пирамиду камней, воздвигнутую нами у входа в ледяную пещеру, и растянулись на земле возле нее. Через несколько минут я обнаружил, что жена моя спит крепчайшим сном.
Мы провели прошлую ночь под открытым небом, на высоте около трех тысяч метров, без спальных мешков, и от холода так и не смогли уснуть до самого утра. С рассвета мы были уже на ногах и, добравшись до ледяной пещеры, прошли ее насквозь, преодолевая препятствия, попадавшиеся на пути. Исследование площади карра вконец измотало нас; мы едва держались на ногах.
Поэтому, справедливо считая, что сон альпиниста так же священен, как сон солдата, я предоставил моей спутнице спать в свое удовольствие, сам же, возбужденный только что законченным увлекательным исследованием и предполагая, что в этой карстовой местности непременно должны быть другие неизвестные пещеры, не мог усидеть на месте. Вырвав листок из блокнота, я написал на нем несколько слов и приколол записку к фетровой шляпе, лежавшей на земле рядом со спящей. Записка гласила: «Хочу обследовать карр в северном направлении. Вернусь к пятнадцати часам».
И вот я снова шагаю среди хаотического нагромождения камней, перепрыгивая через воронки и трещины, обходя колодцы и промоины, перелезая через скалистые гребни и толстые пласты снега, покрывающие уступы и террасы испанского склона цирка Гаварни, расположенные между Каск и Тур дю Марборе.
Вдали, на севере, карр как будто бы заканчивается, наконец, обширным фирновым полем, за которым темнеет каменная стена горного склона. Добираюсь до конца карра, шагаю по снежному полю и внимательно рассматриваю возвышающуюся впереди скалистую стену. У подножия ее чернеет пятно, которое тотчас же привлекает мое внимание. Что это: вход в пещеру, углубление в стене или просто тень?
Я никогда не колеблюсь в таких случаях, и в этом, вероятно, секрет всех моих успехов и большинства открытий. Конечно, риск всегда велик, а потеря времени и сил значительна, но в нашем ремесле не приходится жалеть ни того, ни другого.
Короче говоря, против всякого вероятия и, по-видимому, против очевидности, я начинаю — правда без особого восторга! — рубить ступеньки в твердом фирне, поднимаясь по крутому склону к подножию скалистой стены. Наконец, изрядно запыхавшись и совершенно обессилев, добираюсь до цели, бросаю скептический взгляд на проблематическую расселину, ради которой я предпринял этот каторжный труд и которая, по всей видимости, не принесет мне ничего, кроме разочарования (как, впрочем, многие другие!). Конечно же, гораздо умнее было бы остаться у сложенного нами каменного тура и сладко вздремнуть, восстанавливая силы, как делает это в настоящее время моя разумная жена.
Посмотрим все же, что представляет собой эта загадочная расселина! Делаю еще несколько десятков шагов, отделяющих меня от подножия скалы, подхожу ближе — и вот уже притягательная сила неведомого, демон приключений овладевает мной, толкает стремительно вперед: углубление в каменной стене оказалось действительно входом в пещеру. Биение моего сердца, уже изрядно натруженного долгим подъемом по вырубленным в фирне ступенькам, становится еще сильнее и чаще, но теперь оно стучит уже от предвкушения нового открытия. Лихорадочно выхватываю из кармана свечу, зажигаю ее и ныряю под низкий свод.
Пройдя на четвереньках входную арку, я сразу же поднимаюсь на ноги и, защитив ладонью колеблющееся пламя свечи, начинаю осматриваться.
Сначала мрак кажется абсолютно непроницаемым для моих глаз, ослепленных сиянием снега под лучами полуденного солнца. Но мало-помалу они начинают привыкать к окружающей темноте, и я различаю под ногами удаляющуюся перспективу подземного ледника, довольно круто уходящего вниз, и спускаюсь по нему маленькими шажками, опираясь на ледоруб. На глубине примерно десяти метров ледяная дорожка выводит меня в обширный подземный зал, загроможденный глыбами льда и камня. Слабый свет свечи не позволяет определить хотя бы приблизительно размеры этого зала, но я ясно вижу, что ледяная дорога продолжается вправо, снова круто уходя вниз. Спускаюсь по ней еще метров на десять — и оказываюсь в новом зале, пол которого опять-таки устлан толстым слоем льда. Свет моей свечи неожиданно получает поддержку: целый сноп лучей дневного света проникает в подземный зал через круглое отверстие в высоком своде. Этот льющийся сверху свет скользит по закованным в ледяной панцирь стенам пещеры, зажигая в них голубовато-зеленые отсветы, придающие пещере совершенно фантастический вид.
Пересекаю зал и углубляюсь в просторную галерею, где меня снова обступает кромешный мрак. Медленно продвигаюсь вперед по гладкому, будто отполированному льду, ощупывая ледорубом дорогу словно слепец. Вдруг я замечаю, что ледяной пол впереди стал еще более темным…
Заинтригованный этим непонятным явлением, я останавливаюсь — и вовремя! Нагнувшись и осветив пол коридора светом свечи, вижу, что темное пятно на нем — не что иное, как провал, пустота! Ледяная дорожка внезапно обрывается в эту черную пустоту, где я с моим несовершенным светильником ничего не могу разглядеть.
Галерея в этом месте довольно широка. Перехожу от одной стены к другой в поисках хотя бы узенького карниза, по которому можно было бы обогнуть провал, но «линия отреза» простирается во всю ширину коридора, от одной стенки до другой. Всюду передо мной лишь мрак и угрожающая пустота. Приближаюсь, насколько это возможно, к краю провала, учитывая зеркальную гладкость льда и то, что мои ботинки подбиты простыми гвоздями, без шипов. Ледяная дорожка, устилающая пол, исчезает в провале, чуть закругляясь на его краю, словно река, перекатывающаяся через преграду.
