Кэтрин Прайс - Витамания. История нашей одержимости витаминами
Тот факт, что, по всей видимости, причиной большей части случаев синдрома эозинофилии-миалгии была посторонняя примесь, все же не означает, что сам по себе L-триптофан абсолютно безвреден.
«Не только примеси делают эти препараты опасными для некоторых людей», — заявил Ричард Уортман, дипломированный специалист в области медицины, профессор неврологии в Гарвардской медицинской школе и Массачусетском технологическом институте, в 1991 году на слушаниях в Конгрессе, посвященных этой трагедии. Уортман, чья лаборатория опубликовала около четырехсот исследований о триптофане и аминокислотах, объяснил аудитории, что чистый L-триптофан может привести к опасному взаимодействию с препаратами, используемыми для лечения психических и сердечно-сосудистых заболеваний. «Триптофан, — сказал он, — во всех смыслах стал катастрофой, которая должна была произойти»[366].
Причина, как объяснил Уортман, кроется в том, что для наших организмов изолированные аминокислоты — не пища, а препарат. Тот факт, что триптофан естественным образом содержится в таких продуктах, как индейка, вовсе не означает, что он будет безопасен в виде пищевой добавки.
«Триптофан в составе пищевого белка — важное питательное вещество, — сказал Уортман. — Когда он содержится в белке, его сопровождает двадцать одна другая аминокислота, и для выработки собственного белка вам необходим весь комплекс. Когда вы принимаете чистый триптофан в таблетках или микстуре, он не является натуральным. Никогда за всю историю эволюции человек не принимал индивидуальную аминокислоту такого рода… Организм перерабатывает его не так, как триптофан в составе белка… Так что триптофан, несмотря на то что называется пищевой добавкой, не имеет вообще ничего общего с пищей. Триптофан — это препарат… Его прием в форме таблеток действительно меняет химический состав мозга»[367].
На слушаниях в Конгрессе Дороти Уилсон прочла вслух этикетку на упаковке с L-триптофаном, где не упоминалось ни о каких потенциальных проблемах, от которых она теперь страдала. «Почему FDA не настояло на предупреждении о возможных побочных эффектах? — спрашивала она. — Я парализована до конца дней. Мучительная боль, спазмы, ощущения как при ударе током, боль и чувство горения в мышцах стали только сильнее. Я не могу работать, я ограничена домом с тринадцатью ступенями. Я страдаю от истощения, слабости и мышечного утомления, часто не могу раздеться, пересесть из инвалидного кресла на кровать или даже самостоятельно перемещаться на инвалидной коляске. Мне необходима помощь, чтобы принять душ и делать самые обычные вещи, которые большинство людей делают на автомате. И это, очевидно, еще не конец истории»[368].
Этой катастрофы с L-триптофаном могло бы не случиться, если бы у FDA были полномочия требовать проведения предпродажных клинических испытаний L-триптофана или проверить документы по безопасности продукта и технологию его производства до того, как он попадет на рынок. Это не только бы спасло Дороти Уилсон, но имело бы и другой положительный эффект, о котором часто забывают: сохранилась бы возможность дальнейшей разработки L-триптофана и его превращения в полезный препарат. В конечном счете многие препараты, принимаемые нами сегодня, были получены из химических веществ, встречающихся в природе, включая аспирин (действующий компонент которого содержится в ивовой коре), дигоксин (один из видов сердечных препаратов, получаемый из наперстянки), морфин и антибиотики. На слушаниях Уортман выразил сожаление по поводу потери потенциально безопасного и эффективного средства.
«Никто не спорит о том, работает триптофан или нет. Это действенный комплекс, который не вызывает амнезию или связанные с ней побочные эффекты, — сказал он. — Мои коллеги и я предположили, что однажды триптофан станет препаратом законного происхождения, который можно использовать при наличии проблем со сном, как обезболивающее, для контроля настроения и аппетита и так далее. Я предполагал, что фармацевтические компании могли бы воспользоваться этим открытием и инвестировать десять или двадцать миллионов долларов, чтобы провести надлежащие исследования безопасности и эффективности, — продолжал он. — Но, как стало очевидно к этому моменту, этого не произойдет»[369].
Вместо этого L-триптофан заключили в упаковку и продавали как БАД без каких-либо предварительных исследований безопасности, дозировки и эффективности и без высокой культуры производства, которая необходима для лекарственного препарата. Последовала трагедия, L-триптофан стал восприниматься как бранное слово, и в результате были потеряны все шансы превратить его в безопасный и полезный препарат, который мог бы помочь тысячам людей{48}.
Эта трагедия из-за L-триптофана, которую в принципе можно было предотвратить, послужила пусковым механизмом для Конгресса, чтобы принять закон, предписывающий FDA ужесточить требования, как это случилось после катастрофы с эликсиром сульфаниламида в 1930-е годы и талидомидом, препаратом от токсикоза, прием которого приводил к рождению детей с ужасающими пороками развития в 1960-е годы. В случае с L-триптофаном главным объектом нападок стали необоснованные утверждения производителей о полезности БАДа, сделанные с единственной целью — реализовать свой продукт. Ведь подобные заявления привели к более широкому потреблению этой добавки и, следовательно, увеличили число пострадавших.
В то время когда произошел инцидент с L-триптофаном, реклама о пользе для здоровья была одной из немногих сфер рынка БАДов, над которой FDA имело значительный контроль. Вслед за принятием поправки Проксмайра в 1979 году FDA отказалось от целого ряда норм регулирования витаминных и минеральных добавок, над которыми работало два последних десятилетия, фактически избавившись от идеи контроля рынка БАДов в целом вместо регулирования в индивидуальном порядке[370]. Этот отказ означал, что, хотя производители БАДов имели право (как и сегодня) продавать витаминные, минеральные и другие добавки в любой дозировке и комбинации (это была одна из причин, по которой продажа L-триптофана стала возможна в принципе){49}, они не могли безосновательно заявлять о пользе их продукции для здоровья. Если компания утверждала, что ее БАДы (или пищевые продукты) могли предотвратить, облегчить или излечить какую-либо болезнь, то эта продукция должна была классифицироваться — и контролироваться — как медицинские препараты. Никакого компромисса здесь не предполагалось.
Но судя по продажам L-триптофана, оказалось, что для компромисса существовал огромный простор. И свою роль здесь сыграли, казалось бы, вполне безобидные готовые сухие завтраки. В 1984 году, основываясь на решении национальных институтов здравоохранения, компания-производитель начала продажу отрубных завтраков с этикетками на упаковках, которые гласили, что богатые клетчаткой завтраки могут снижать риск рака. FDA это не нравилось, но тактика производителей доказала свою эффективность: анализ, проведенный FDA, показал, что доля этих завтраков на рынке только за первые шесть месяцев увеличилась на 47 %[371].
Конкуренты потребовали от FDA ответа, и организация пообещала продовольственным компаниям дать «осторожный зеленый свет»[372] на подобные заявления о пользе для здоровья, пока она разрабатывает официальные нормы. Последовало несколько лет переговоров, в течение которых продовольственные компании участвовали в общей драке за рекламные утверждения о пользе для здоровья. По одной из оценок, этикетки более чем 40 % новых пищевых продуктов, выпущенных в первой половине 1989 года, содержали утверждения об общей и конкретной пользе для здоровья[373]. Прибыль от этих продуктов не осталась незамеченной для индустрии пищевых продуктов и БАДов. Совет по здоровому питанию (Council for Responsible Nutrition, CRN), одна из ведущих торговых ассоциаций отрасли пищевых добавок, обвинил надзорный орган в «курсе, направленном против пищевых добавок»[374], и производители БАДов тоже начали делать заявления о полезности своей продукции (включая L-триптофан), пока FDA разрабатывало инструкции.
Но процесс разработки норм идет медленно, а инцидент с L-триптофаном потребовал срочности, к тому же сказалось и общественное давление. В результате в дело вступил Конгресс, приняв Закон о маркировке продуктов питания и просвещении (Nutrition Lable and Educational Act, NLEA) в 1990 году, до того как FDA закончило разработку собственных правил для данной сферы. Закон в основном касался создания стандартизированных этикеток пищевых продуктов и привел к составлению таблиц показателей пищевой ценности, которые сейчас украшают большинство упаковок с продуктами питания. И в целях предотвратить будущие инциденты, такие как с L-триптофаном, Конгресс использовал закон для начала полемики по поводу утверждений о пользе продукта. Он потребовал, чтобы подобные заявления были разрешены FDA, а также чтобы каждое заявление было подтверждено квалифицированными экспертами[375], — этот высокий, но почти недостижимый стандарт все еще действует для пищевых продуктов на сегодняшний день.
