Мирей Матье - Моя судьба. История Любви
В 1972 году госпожа Солей предсказала, что я встречу красивого иностранца. Их было предостаточно. В том году в городе Бразилия все мои музыканты были наряжены как футболисты. Это было сделано в честь Пеле, который стал потом одним из моих добрых друзей. Мы не раз фотографировались вместе с ним, даже в Париже! Разве это не доказательство?!
А Франсис Лей, с которым мы неразлучны с тех пор, как он написал песню «История любви», — не обо мне ли в ней говорится? А позднее он сочинил другую песню, «Все ныне изменилось под солнцем». И это неспроста! Кстати, отчего это я в этом году зачастила в Италию? В Италии полным-полно красивых молодых людей, и почти все они брюнеты, как и южане из моего окружения, как мексиканцы, как Пеле. Видать, брюнеты в моем вкусе!.
Слыша такие разговоры, я иногда смеялась, но порой выходила из себя.
Джонни и тетя Ирен успокаивали меня.
— Зачем ты обращаешь на это внимание? Пусть себе болтают, — говорили они.
— Почему они не обсуждают любовные похождения какой-нибудь другой певицы?
— Потому что она, «какая-нибудь другая», ни для кого не представляет интереса. Обо всех известных актрисах сплетничают. Ты ведь была в Голливуде. Подпиши ты контракт с Пастернаком, и тебе на следующий же день приписали бы роман с каким-либо красавцем из его «команды»; ты мигом стала бы невестой, потом замужней дамой или даже, чего доброго, брошенной женой. От молвы не уйдешь… Пусть себе болтают.
— Вам легко говорить. Людей-то потом не разубедишь. Кому какое дело, страдаю я по кому-нибудь или не страдаю?
— Людям нравится думать о тебе так, как им хочется, — говорила тетушка.
— Знаю, у всех у них комплексы. А я человек простой.
— И все же, болеть из-за этих пересудов не стоит.
Увы, я не замечала, что больна-то была она сама.
Еще несколько претендентов…
Когда я вернулась в Париж, мне позвонил Ив Мурузи.
Я знала Ива, как его знают все (я имею в виду — в кругу артистов): он никогда не расставался со своим микрофоном и слыл одним из самых блестящих журналистов французского радио. Он принес на радио новый стиль, раскованный, веселый, богатый информацией. До нашей первой встречи я страшилась одной мысли о предстоящем интервью, но прошло оно как нельзя лучше. В отличие от других журналистов он сразу расположил меня к себе. Я чувствовала, что мне не грозит ни ловушка, ни каверзный вопрос. Очевидно, ему нравился мой голос, он этого не скрывал и не старался объяснить «феномен Матье» бог весть какими ухищрениями, а утверждал, что этот феномен просто существует. ведь бывает же на свете хорошая погода или ненастье. Мы виделись с ним несколько раз. Он пригласил меня участвовать в его репортаже, который теперь передавался по телевидению.
Джонни Старк и Франсис Лей разучивают песню с Мирей
Франсис Лей, с которым мы неразлучны с тех пор, написал песню «История любви», — не обо мне ли в ней говорится?
У него абсолютный музыкальный слух (в студенческие годы он даже дирижировал симфоническим оркестром!). Ив — страстный театрал, и даже сам может поставить спектакль, потому что у его удивительное чувство сцены. Его собственная жизнь — цепь неожиданностей. В раннем детстве он, остался круглым сиротой: его родители погибли в автомобильной катастрофе. И журналистом он стал в результате… землетрясения! Он проводил отпуск в Пиренеях, и вдруг земля стала уходить у него из-под ног; не мешкая, он бросился к телефону, чтобы сообщить французскому радио о катастрофе. и был приглашен туда на работу.
Ежеминутно я узнаю от него что-либо новое для себя. Он наделен редкостной памятью, настоящим хранилищем событий и лиц, изречений и курьезных историй. Я всегда восхищалась тем, как легко и непринужденно он беседует и с государственным деятелем, и с подметальщиком улиц. Его старались уколоть еще чаще, чем меня, и я нередко говорила себе: хорошо бы и мне быть столь же неуязвимой, как он.
— На всякий чих не наздравствуешься! — любит он повторять. — Твоя жизнь принадлежит только тебе и никому другому. Живи, как считаешь нужным.
Мне, конечно, не хватало его уверенности в себе. Но постоянно находясь в его обществе, я мало-помалу обретала силы бороться с терзавшей меня тоской. Потрясение после смерти тетушки привело к тому, что косноязычие мое усилилось… в обществе Ива я запиналась гораздо меньше. Быть может, потому, что мало говорила, а больше слушала.
Разумеется, наша тесная дружба не осталась незамеченной: ведь мы появлялись вместе на различных приемах, на театральных премьерах, на просмотрах кинофильмов. словом, на людях. И у меня появился еще один «жених». Разговоры на этот счет нас забавляли и к тому же ограждали от назойливых претендентов на мою руку.
Нас всюду встречали вдвоем. Тьерри Ле Люрон даже написал по этому поводу скетч. Сочинители песенок последовали его примеру (а возможно, и опередили, уж не знаю точно). И мы сами стали подыгрывать им, изображая семейную чету.
— Какое платье ты наденешь вечером, когда пойдем в театр на премьеру?.
— Почему ты спрашиваешь?
— Черт побери, должен же я знать, какой выбрать галстук!
Подобные сценки были рассчитаны на публику. Но я твердо знала, что, если мной овладеет хандра, я могу позвонить Иву в любой час. И он подбадривал меня:
— Голос у тебя не пропал? Вот и отлично! А то ты меня напугала! На все остальное — наплевать!
Однажды он мне сказал:
— У меня есть для тебя хорошая новость. Будешь петь в Большом театре.
Я уже привыкла к его шуточкам и пропустила эти слова мимо ушей.
И напрасно: Ив сказал правду. Когда имеешь дело с ним, не следует ничему удивляться.
По его инициативе французское телевидение решило провести Франко-советскую неделю. В ее программу входило интервью с Брежневым, предусматривалось посещение городка космонавтов, кабинета Гагарина (там находятся часы, остановленные в минуту его гибели), куда непременно приходят те, кто отправляется в космический полет. Была намечена и встреча со спортсменами, которые готовились принять участие в Олимпийских играх. А закончиться должна была эта неделя, по замыслу Ива, концертом в Большом театре с участием балетной школы, известных певцов и танцоров, а также Ансамбля песни и пляски Советской Армии. И впервые на этой величественной сцене выступит артистка французской эстрады (двойная премьера!). Я спросила у Мурузи, не хватил ли он через край.
— Отнюдь! Разве ты хуже оперной хористки?!
Мы приехали накануне концерта, и меня в тот же день записали на советском телевидении для трех передач. Во время моего выступления в нашем оркестре недоставало двух музыкантов: присланный за ними небольшой автобус оказался слишком тесным для 14 человек с музыкальными инструментами, и эти двое предпочли отправиться пешком, надеясь самостоятельно найти дорогу в Большой театр. Между тем пошел снег, и они заблудились! В это время Ив, сидевший на 20-м этаже гостиницы «Интурист» в своем двухкомнатном номере, предназначенном для связи, выходил из себя: связь быта потеряна (вышел из строя радиолокатор).
Как всегда, выступление в новой обстановке таит в себе нечто чудесное. Однажды я призналась, что с удовольствием спела бы на сцене Большого театра. И теперь, очутившись там, испытала подлинное потрясение: громадный зал, огромные хрустальные люстры, отзывчивая публика, хор из 200 человек, занятый в сцене коронования из оперы «Борис Годунов», оркестровая яма, с трудом вмещающая множество музыкантов. от всего этого у меня дух захватило.
В моем репертуаре были две песни, уже знакомые советским слушателям: «Жизнь в розовом свете» и «Марсельеза».
— Не волнуйся! Если ты даже запнешься, зрители тебе подскажут слова! — пошутил Ив.
Этого не потребовалось, но зато они сделали мне замечательный подарок: вместо цветов на сцену принесли большого плюшевого медвежонка, ростом почти с меня. Это было весьма кстати. Уткнувшись лицом в его мех, я незаметно вытерла потекший по щекам грим (сказалось волнение).
Думаю, я одной из первых узнала, что Ив влюбился. Увидев Веронику, я сразу поняла, что она воплощает его идеал женщины: она, как и он, занималась спортом — ездила верхом, на мотоцикле, водила машину; как и он, любила скорость (в отличие от меня!), внимательно следила за модой, интересовалась всем и не боялась ничего на свете. Полная мне противоположность. Вероятно, потому я ее так люблю. Я тут же заявила, что буду крестной матерью их первого ребенка. В положенный срок на свет появилась малышка Софи. Об их свадьбе писали в газетах, но обряд крещения проходил в узком кругу. Церковь святого Роха охраняли, не было сделано ни одной фотографии. Впервые Ив и я не фигурировали на одном снимке! Остановившись с восковой свечой в руках возле моей крестницы — эта на диво прелестная крошка таращила глазенки с таким видом, будто понимала смысл происходящей церемонии, — я спела для группы собравшихся близких друзей без музыкального сопровождения «Ave Maria». Думаю, я еще никогда не исполняла эту молитву с таким вдохновением.
