Мирей Матье - Моя судьба. История Любви
— Вы… вы не умеете себя вести! Вот когда я женюсь на Мирей, вы не то запоете!
По его письмам можно было понять, что он не в своем уме.
В потоке получаемой нами почты встречались душераздирающие послания. Одно из них так потрясло всех, что решили показать его мне: какая-то женщина писала, что у ее ребеночка обнаружили опухоль мозга и ему предстоит операция; до этого она хотела бы совершить паломничество в Лурд, но у нее нет для этого средств. Джонни согласился, что следует помочь этой несчастной женщине: дать ей денег на поездку, а если понадобится, то и на жизнь. Однако он все же решил предварительно навести справки. Оказалось, что никакой опухоли не было, да и ребенка не было. Особа эта сидела без работы, изредка перебиваясь поденщиной, и решила таким способом поправить свои дела.
К счастью, приходили письма и от истинных почитателей моего таланта. Некоторые из них стали впоследствии моими друзьями. Однажды компания «Эр Франс» пригласила меня поехать в Бразилию для участия в конкурсе, который она проводила в память о Мольере; там я познакомилась с одним из служащих этой компании, который покупал все мои пластинки и знал наизусть многие песни из моего репертуара. По роду службы он часто бывал в разъездах и нередко встречал меня на Рождество или под Новый год в разных концах света. Он даже прилетал в Китай, чтобы повидать меня.
Моя молоденькая почитательница из Германии, по имени Карин, стала моим секретарем и теперь, в Париже, ведает моей корреспонденцией на немецком языке. Другая немка — Гизела (кстати, она удочерила маленькую кореянку) — старается не пропускать мои сольные концерты во Франции. Еще одна немка — Вини, приезжая в Париж, останавливается у меня. Она прекрасно владеет тремя языками; мне хочется, чтобы она жила у меня подольше, потому что, беседуя с ней, я делаю успехи в английском и немецком языках. Можно было бы упомянуть еще Сильветгу, Эдди, Жан-Мишеля… Свои отпуска они проводят, сопровождая меня во время летних гастролей. Их дружеская привязанность трогает. Кроме того, они хорошие судьи, и я часто исполняю им свои новые песни, прежде чем вынести их на суд публики.
Не могу не сказать о молодом моряке с корабля «Жанна дАрк». Проводя свой отпуск в Париже, он обычно приходил в нашу контору, чтобы получить мой автограф на пластинках. Мама радушно приняла его в Авиньоне, когда он приехал туда, воспользовавшись увольнительной. Он очень любит свой корабль и сожалеет, что я на нем ни разу не побывала. В самом деле, я выступала на кораблях «Клемансо» и «Фош» (с дебютантом Мишелем Сарду), но посетить «Жанну дАрк» мне так и не довелось.
Все эти почитатели моего таланта, а также те, о которых я не упоминаю только за отсутствием места, — люди очень славные; их теплое отношение помогает мне забывать о помешанных, которых я боюсь.
Существует также длинный (мне он кажется нескончаемым) список тех, кого молва называет претендентами на мою руку.
Список этот был начат сразу же после моего первого успеха в Париже. Один молодой авиньонец объявил себя моим «суженым», его примеру последовал второй, затем третий… Между тем, многочасовой труд на фабрике и строгость, в которой отец воспитывал своих дочерей (особенно меня, старшую), исключали даже помыслы о каких-либо интрижках, которые меня, надо сказать, никогда не занимали и не привлекали. Потом пошли разговоры о том, что во время гастролей Мирей обнималась с каким-то танцором или музыкантом. В оправдание журналистов можно заметить, что нас, артистов, нередко фотографируют, когда мы впадаем в эйфорию. Так бывает перед началом или во время концерта, когда мы верим в успех. Бывает это и после выступления, когда все вместе переживаем свою победу или поражение и в наших взглядах отражается связующая нас духовная близость.
Мы, артисты, отличаемся от других людей. Мы не похожи на тех, кто у себя на службе проявляет известную сдержанность. Мы каждый раз переживаем все, что с нами происходит, с непонятной для постороннего наблюдателя фамильярностью, хотя порой не встречаемся друг с другом по нескольку лет. Мы будто созданы для мимолетных встреч, разлук и новых встреч. Вот почему мы и обнимаемся так пылко. но это отнюдь не всегда ведет к постели: только ad libitum![33]
Что до меня, то я вступила в мир песни, как вступают в монастырь. Правда, светский и позолоченный, но все же монастырь. И владела мной истовая вера. И отчаянная надежда провинциальной девочки на манящий успех. А повзрослев (разумеется, относительно), я осознала, что долгожданное чудо свершилось, и я должна делать все, чтобы оно не исчезло.
Дело не в том только, что я была бедна, а стала богатой.
Жизнь всей семьи Матье должна была измениться. Я всегда считала и до сих пор считаю, что сама судьба предначертала мой путь, и иного пути у меня быть не может. Разве скаковая лошадь, стремясь к далекому финишу, смотрит по сторонам?!
Чем дальше я продвигалась вперед, тем глубже постигала жизнь. Тем яснее мне становилось, сколь хрупка моя карьера: любой ложный шаг мог стать роковым. Мне помогли это понять — что совсем не просто, когда тебя провожают возгласами «браво», преподносят букеты цветов, хвалят и обнимают после концерта, — те, кто меня окружал и всегда живет в моем сердце: Старк, Кокатрикс, Шевалье, Тино Росси. Они ведь и сами прошли через такое испытание.
Между тем, журналистки — от начинающей до самой маститой (ко мне присылают главным образом женщин, полагая, что им скорее удастся «извлечь меня из раковины») — постоянно задают один и тот же вопрос: «А как насчет любви»?
Да, как поется в песне: «Жить невозможно без любви». Я, однако, обхожусь без любви.
Самой занятной в этом плане была моя встреча с Мени Грегуар, которая слывет знатоком по части сердечных дел. Женщины, которые слушают или читают ее высказывания, поверяют ей такие секреты, говоря о которых обычно краснеют. Вот как было дело со мной.
Она явилась ко мне летом 1969 года, когда я уже больше трех лет вела жизнь певицы. и по распространенному мнению уже должна была познать любовь. Итак, о любви. Мени начала разговор, как заправский специалист по психоанализу:
— Закройте глаза, я буду медленно произносить слова: Любовь. Свобода. Бегство. Успех. Нежность. Усталость. Одиночество. Ребенок. Отец. Достоинство. Семья. Мужество. Какие из этих слов вы запомнили?
— Отец. Любовь. Нежность. Мужество.
— А знакома ли вам любовь?
— Нет. Легкий флирт бывал, но настоящей любви не было. Ведь моя взрослая жизнь только начинается.
— А ведь вы поете о сильной страсти, которая сметает все преграды.
— Но это как в кинофильме. Актер играет убийцу, а в жизни он никого не убивал.
По-моему, яснее не скажешь. Однако она продолжает «допрос», добиваясь, почему я не назвала слово «одиночество».
— На сцене я себя чувствую в безопасности. Когда со мной публика, я не одинока.
— Представьте себе, что я прилетела с Марса. И спрашиваю: «Кто такая Мирей Матье?»
— Та, что поет… Как пекарь выпекает хлеб. Да, пекарь выпекает хлеб, но у него не спрашивают, спит ли он с кем-нибудь и с кем именно. Артиста же — тем самым выставляя его на всеобщее обозрение — спрашивают. А если он отказывается отвечать, подвергают допросу с пристрастием, без труда находят лжесвидетелей, как на неправом суде, предъявляют улики. фотографии! Фотоаппарат превращается в недреманное око! В ход идут даже снимки с незнакомыми людьми, потому что возле нас, артисток, вечно крутятся «очаровательные» незнакомцы. «Вы позволите (или попросту: „Ты позволишь?“), Мирей? На память!» А некто в это время щелкает фотоаппаратом. И потом я с изумлением обнаруживаю, что в Германии я слыву замужней дамой, а в Бразилии — матерью семейства.
Иногда всплывают уже не анонимные «претенденты».
Приехав в 1968 году в Лондон, я узнаю, что, оказывается, какой-то певец оставил свою профессию и стал учить меня английскому языку. А в Париже, когда я лежала в больнице после автомобильной аварии, со мной будто бы познакомился молодой американец и с тех пор мы с ним неразлучны.
Особенно «урожайным» на подобные выдумки стал 1969 год! Помимо принца Чарлза (о нем я уже упоминала) фигурировал некий господин: он каждый вечер присылал мне в гостиницу «Савой» охапку красных роз (розы мне действительно присылали!).
В 1970 или 1971 году я с интересом узнала, что веду двойную жизнь, крутя любовь с молодым врачом из очень хорошей семьи. Живет он в Лилле, и я коротаю с ним «часы досуга». Последнее выражение заставило меня расхохотаться. Примерно в это же время я принимала участие в торжественном открытии телевизионного центра в Мехико, и потому, как и следовало ожидать, появились слухи о моих любовных похождениях в этой стране. Фигурировали несколько персонажей — от безвестного студента до важного лица. Я никогда не скрывала своего возраста, и однажды некий доброхот посетовал, что я становлюсь старой девой. Мирей Матье — старая дева? Не может быть! Она, верно, уже давно пустилась во все тяжкие! Видимо, дело не обошлось без Майка Бранта. Недаром же он участвовал в моей передаче «Аист.» — красноречивый намек! Это произошло на празднестве в городе Кольмаре. И вдобавок.
