Николай Волковский - 111 баек для журналистов
Диапазон применения байки. При обсуждении проблем истории и теории воздействия СМИ.
№ 92. Байка «Когда фотография не факт, а мнение»
Всем известен снимок Макса Альперта «Комбат», на котором запечатлено наступление пехотинцев в годы Великой Отечественной войны. Позднее выяснилось, что это не момент атаки, удачно схваченный фотокорреспондентом на поле боя, но и не инсценировка. Просто съемка во время учебной отработки действий красноармейцев перед наступлением. При этом снимок, опубликованный без подписи и пояснений, стал символом подвига советских воинов, инструментом пропаганды.
Мораль. Известный американский фотограф Ричард Аведон, утверждал, что «…фотография не факт, а мнение. Все снимки документальны, ни один из них не правдив». Речь идет не о вмешательстве в готовый снимок, чтобы сделать его лучше, а о том, что в большинстве случаев только автору известно, когда и где произошло событие. Почему был выбран тот или иной ракурс и затвор нажат в этот момент, а не другой? Выражение «не правдив» нельзя трактовать как синоним ложности. Ведь фотограф оперирует реальными физическими объектами, и если снимок не подвергался дальнейшей обработке с целью добавить то, чего в момент съемки не было в поле зрения камеры, «не правдивость» становится приблизительной интерпретацией правды, а не истиной. Так считает исследователь фотографии Д. Захаркин.
Комментарий. Еще в большей степени цитата американского фотографа относится к журналистской фотографии на страницах печатных СМИ. Поставленный на полосе снимок, по мнению Д. Захаркина, – уже мнение не фотографа, а редакции. И такая фотография точно не может быть правдивой. Это подтверждает знаменитый снимок Макса Альперта «Комбат». Вообще чем отличается документальность от правдивости? Документальная журналистская фотография – это полученное с помощью фотоаппарата изображение реальных героев и событий, не организованных фотожурналистом (автором снимка), сохраненное в архиве или опубликованное без каких-либо фактических изменений после съемки (с применением современных компьютерных технологий) компоновки кадра и композиции, фальсифицирующих или искажающих ход, смысл и содержание события и роль каждого его участника, оказавшегося в кадре. А достоверность, скорее, характеризует качество документального снимка – это комплекс изобразительных средств и приемов, с помощью которого достигается наиболее полное исключение всеми доступными средствами даже случайной возможности неверно истолковать содержание запечатленного на снимке события или ситуации.
Хотя эти два понятия сильно различаются, люди до сих пор воспринимают фотографию на страницах газет и журналов как неопровержимый факт. Здесь есть несколько важных моментов. Во-первых, определенное отношение к фотографии зародилось в начале XX века, когда фотофакт был неоспоримым свидетельством. До сих пор многие воспринимают изображение как нечто самое честное, где невозможно солгать или что-то исказить. При таком подходе не учитываются не только вышеупомянутые доводы, но и современные технологии, которые позволяют неограниченно корректировать изображение вплоть до полной потери смысла. Во-вторых, фотография по причине ее «естественности» не может расцениваться как фальсификация даже в случае искажения. Иными словами, если читатель будет осведомлен о недостоверности снимка, он все равно будет верить его образу, соотносить его с изображенным. Такие стереотипы очень актуальны сегодня. Они являются главным рычагом воздействия на читателей. При этом в обоих случаях возникает вопрос об этике издания.
Диапазон применения байки. При обсуждении роли фотографии в воздействии СМИ.
№ 93. Байка «Все началось с призыва за “благопристойное” празднование…»
Вечером 4 июля 1899 года редактор газеты «Tribune» Джеймс Кили сидел у постели своей тяжелобольной дочки. Грохот тысяч фейерверков не давал ей заснуть. Кили позвонил в редакцию, чтобы узнать, сколько несчастных случаев произошло в тот день в тридцати крупнейших городах Америки. Цифры говорили о том, что празднование Дня независимости унесло больше жизней, чем недавняя война США с Испанией.
На следующий год в канун Дня независимости газета «Tribune» привела эту статистику, требуя «благопристойного» празднования. Позже другие периодические издания последовали ее примеру. И так до тех пор, пока число погибших и изувеченных 4 июля не снизилось более чем на 90 %.
Мораль. Инициатива проведения газетной кампании за «благопристойное» празднование Дня независимости приписывается редактору газету Джеймсу Кили.
Комментарий. После успешной кампании за «благопристойное» празднование Дня независимости в конце 1930-х годов многие печатные издания стали энергично выступать за усиление мер безопасности на дорогах. В итоге резко сократилось число автотранспортных происшествий. Многочисленные следующие информационные кампании, причем успешные, свидетельствуют о способности СМИ к убеждению и внушению.
Диапазон применения байки. Для иллюстрации возможностей воздействия СМИ.
№ 94. Байка «Старая журналистика»
Запомнилась публикация Э. Полянского «Последний поклон» в «Известиях» на рубеже 1990-х – 2000-х годов. В одном фрагменте этого очерка рассказывается о журналисте Киме Костенко, бывшем лейтенанте-артиллеристе, тяжело раненном при освобождении Чехословакии и удостоенном пяти орденов, в том числе полководческого ордена «Александра Невского» (за всю войну его получили одиннадцать или двенадцать лейтенантов).
«…В 1950-х годах Ким Костенко работал собкором “Комсомольской правды” в Донецком и Ворошиловградском регионах.
Хрущевская оттепель заканчивалась и пробивались заморозки, когда он вошел в кабинет Ворошиловградского КГБ и попросил высокого начальника дать ему возможность ознакомиться с делом молодогвардейцев.
– Нельзя, – ответил начальник. – Требуется разрешение прокуратуры Союза.
Ким позвонил в редакцию, в Москву. Снова пришел в КГБ и протянул разрешение.
– Нельзя, – повторил начальник. – Необходимо разрешение прокуратуры Украины.
Ким снова позвонил в газету и принес в КГБ новое разрешение.
Начальник сидел за огромным столом, заваленном горами папок с надписью “Молодая гвардия” и штампами “Совершенно секретно” и “Хранить вечно”.
– Какие строки, какой страницы и какого тома вам прочесть?
– Откуда я знаю, – ответил журналист.
– И я не знаю.
Потом я понял, – рассказывал Ким, – они почему-то боялись, что я буду интересоваться Олегом Кошевым, но я сказал, что мне нужен Виктор Третьякевич (по роману Стахович – предатель, сгубивший всех молодогвардейцев).
Начальник облегченно вздохнул, нажал кнопку и вызвал офицера.
– Папки будут в его руках, и он выборочно прочтет вам…
Костенко впервые сорвался, но вошедший офицер дал ему знак.
Офицер оказался порядочным малым – он выходил из комнаты, оставляя журналиста один на один с документами. И журналист нашел то, что искал: не Олег Кошевой был комиссаром “Молодой гвардии“, а “самолюбивый предатель” (по Фадееву) Виктор Третьякевич.
Семью Третьякевичей к этому времени все глубоко ненавидели и презирали. Брат Виктора, капитан Владимир Третьякевич, прошел всю войну и мечтал о военной карьере, но его отовсюду гнали со словами “брат предателя”. Другого брата, Михаила, комиссара партизанского отряда, прочили в секретари обкома партии по идеологии, а в итоге отправили работать на мельницу. С первого памятника-пирамиды над братской могилой молодогвардейцев фамилия “Третьякевич” была сорвана, и мать, стыдясь людей, пробиралась на могилу к сыну в темноте и украдкой.
Фадеев писал роман “на скорую руку”, потому что торопил ЦК партии. Консультировал его майор-особист.
– Я был в Краснодоне, – рассказывал Ким. – Родственники молодогвардейцев рассказывали, что Фадеев жил у матери Кошевого, и из других домов заходил лишь в те, что указывала она. Все были обижены на Кошевых…
Пострадал не один Третьякевич. У Фадеева еще есть Лядская и Вырикова – дешевые подружки немецких солдат, согласившиеся за 23 марки в месяц работать осведомителями в Гестапо.
“Подружки” даже не знали друг друга; каждая считала, что вторая фамилия в романе вымышленная. Впервые они встретились и познакомились только в 1990 году – две старушки, прошедшие тюрьмы, лагеря и пережившие издевательства. Перед этим Ольге Александровне Лядской вручили бумагу о реабилитации “за отсутствием состава преступления”. Зинаида Алексеевна Вырикова тоже ждала реабилитацию, хотя “все равно и молодость, и вся жизнь загублены: инфаркт, два инсульта…”.
