Юрген Торвальд - Сто лет криминалистики
Например, вопрос о возрасте утонувшей. Хирурги из Тисадада определили возраст по «общему впечатлению», основываясь на поверхностной оценке зубов и окостенении шва лобной кости черепа. Гофманн, так же как и Лакассань, мало был осведомлен о возрастных изменениях скелета. Это дело будущего развития судебной медицины. Но опыт, которым он обладал, был по тем временам наивысшим достижением. Если врачи констатировали, что окостенение шва лобной кости умершей является доказательством ее более зрелого возраста, то это свидетельствовало лишь об их необразованности. Было уже тысячу раз доказано, что шов лобной кости человека срастается ко второму году жизни. При повторном обследовании состояния зубов профессорами из Будапешта было констатировано, что зубы были все за исключением зубов мудрости. Коренные зубы, которые появляются к двенадцати-тринадцати годам, были полностью развиты. Значит, погибшая была старше этих лет. Но так как зубы мудрости обычно развиваются к шестнадцати-семнадцати годам, а в данном случае они отсутствовали, то можно предположить, что она еще не достигла этого возраста, то есть ей было от двенадцати до семнадцати лет. Гофманн, однако, не ограничился при определении возраста пострадавшей только состоянием зубов. Он использовал также подробное описание всего скелета, сделанное профессором Белки. Врачам из Тисадада вообще не пришло в голову заняться скелетом. Согласно имеющимся данным, в детских хрящевидных лопатках только к четырнадцати годам появляются окостенения. Их не было в трупе из Тисы. Три тазовые кости также срастаются лишь к шестнадцати-восемнадцати годам. У погибшей этого не наблюдалось. Много других мелких признаков развития скелета доказывали, что пострадавшая была скорее тринадцати, чем восемнадцати лет. Гофманн пришел к выводу, что труп, выловленный в Тисе, принадлежит молодой девушке в возрасте Эстер Шоймоши.
По утверждению врачей из Тисадада, тело находилось в воде не больше десяти дней. Гофманну не раз приходилось иметь дело с трупами, пробывшими в воде по нескольку недель и месяцев и сохранившими поразительную свежесть. Это имело место не с теми трупами, которые вскоре всплывали, а с теми, что из-за каких-то препятствий долгое время находились под водой. В то время как трупы, плавающие на поверхности, подвергаются разлагающему влиянию воздуха, с трупами, находящимися под водой, особенно если это холодная, проточная вода, такого явления не наблюдается. Вода предохраняет внутренние органы трупа от разложения. Она отбеливает кожу, верхний слой которой отделяется от нижнего. Через несколько недель верхний слой кожи на руках и ногах слезает вместе с ногтями. Из оголенного нижнего слоя кожи сочится кровь, и тело становится обескровленным.
Все эти естественные процессы сбили с толку врачей из Тисадада. Из «свежести» трупа они сделали вывод, что смерть наступила несколько дней назад. Отсутствие крови в теле погибшей дало им повод утверждать, что смерть наступила от малокровия. Самым примечательным было их утверждение, что погибшая никогда не занималась физическим трудом, не ходила босиком, что такая кожа на руках и ногах, а также холеные ногти могли принадлежать только даме из общества. Ногтевое ложе, на котором уже не было ногтей, они приняли за холеные ногти. Профессора из Будапешта не обнаружили ногтей ни на ногах, ни на руках трупа. В конце своего заключения Гофманн написал: «Судебная медицина имеет свои тайны. Их приходится исследовать и распознавать. События в Тисадада кажутся мне ярким примером того, какими непоправимыми ошибками грозит широко распространенное пренебрежение к необходимости специальных знаний…»
Когда в июле 1883 года Гофманн передал Карлу фон Ётвёшу окончательное заключение экспертизы, он не решился утверждать, что труп, выловленный из Тисы, это Эстер Шоймоши. Он только констатировал, что здесь речь идет о девушке в возрасте Эстер, и что труп несколько месяцев пробыл в Тисе. К этому времени суд по делу Тисаэслар уже начался.
Судебный зал в Ньекладхазе превратился в место борьбы между разумом и ненавистью, за объективный приговор, против невежества. Были разоблачены методы расследования Бари. Секретарь Пицели оказался бывшим убийцей и каторжником. Уже никто не сомневался, что Морица Шарфа принудили дать ложные показания. Ни предубеждение и беспринципность президента суда Корниса, ни рев возмущенных зрителей, ни беспрецедентные выпады депутата Оноди против прокурора Сцайферта не смогли помешать установлению того, что дело сфабриковано с помощью слухов, лжи и шантажа. Они не смогли помешать также тому, чтобы профессора из Будапешта, заключение которых не вошло в материалы дела, выступили на суде в качестве свидетелей, а Ётвёш имел на руках еще и выводы Гофманна по их судебно-медицинской экспертизе. Выводы Гофманна были заключительным аккордом в семичасовой защитной речи Карла фон Етвёша, содержащей неопровержимые доказательства невиновности подсудимых. 3 августа 1883 года суд освободил всех обвиняемых.
Гофманн радостно приветствовал решение суда, но для него важным был тот факт, что события в Тисаэслар доказали общественности правильность цели его борьбы и утверждения, что врачу, делающему судебно-медицинские заключения, необходимы специальные знания. Гофманн, без устали работавший всю свою жизнь, умер летом 1897 года в возрасте шестидесяти лет. Смерть пришла слишком рано. Гофманн так и не добился отделения судебной медицины от общей медицины и патологии. Ученик Гофманна Альбин Хаберда казался руководству Венского университета слишком молодым, чтобы занять его пост. На его место назначили патолога Колиско и тем самым свели на нет все, чего с таким трудом сумел добиться Гофманн. Это положение продолжалось до 1916 года, когда венскую школу судебной медицины возглавил Альбин Хаберда. Гофманн же остался в истории как выдающаяся личность, как отец венской судебной медицины, как символ борьбы за выделение судебной медицины в самостоятельную науку.
7. Кровь человека или животного?
«Особый интерес представляет то, что мне удалось диагностировать человеческую кровь среди разведенной в физиологическом растворе сухой четырехнедельной давности крови человека, лошади и коровы при помощи моей сыворотки. Факт, который, должно быть, особенно важен для судебной медицины…» Так сообщалось в научной работе, опубликованной в 1901 году журналом «Немецкий медицинский еженедельник», о новом методе определения наличия человеческой крови. Работа называлась «Метод определения различных видов крови и дифференциально-диагностическое доказательство наличия человеческой крови». Имя автора — Пауль Уленгут, ассистент Гигиенического института при университете в Грейфсвальде.
Пауль Уленгут
Работа была короткой. Но какой бы скромной она ни казалась по сравнению с газетной шумихой по делу Гуфе или Тисаэслар, в ней говорилось о величайшем открытии, имевшем место в истории судебной медицины на рубеже XIX и XX столетий.
Пионеры судебной медицины уже давно искали способ определения, являются ли кровью пятна и прочие следы, которые обнаруживались на месте преступления или на принадлежащих подозреваемому вещах. Они заметили, что высохшая или старая кровь быстро теряет свой цвет. Из красной кровь превращается в коричневую, затем становится желто-зеленой и по виду совсем не напоминает кровь. Кровь, которая могла бы стать косвенной уликой в делах об убийствах, в покушении на убийство, в нанесении телесных повреждений, в насилии, грабеже или краже скота!
Еще в ранние годы судебной медицины предпринимались многочисленные попытки найти способ, который бы помог доказать, что совершенно неразличимые пятна являются следами крови. Но в связи с этой проблемой тотчас возникла другая. Тысячи раз в истории криминальной полиции и юстиции отмечались случаи, когда у подозреваемых и обвиняемых находили свежие, несомненно кровяные пятна, но их не могли уличить в преступлении. Каждый раз подозреваемые утверждали, что следы крови, которые, по мнению обвинения, являются кровью убитого или раненого, имеют совсем другое происхождение: это кровь животных. Как можно опровергнуть подобное утверждение? Часто такие отговорки ставили перед судебной медициной тех лет непреодолимую преграду. Она оставалась непреодолимой до тех пор, пока нельзя было отличить кровь человека от крови животного.
В тот день, 7 февраля 1901 года, когда судебные медики Германии и Австрии недоверчиво и в то же время с надеждой читали работу Уленгута в «Немецком медицинском еженедельнике», они уже умели определять наличие крови.
В 1853 году анатом Людвиг Тейхманн-Ставларский, работавший в польском городе Кракове, который в те времена принадлежал Австро-Венгрии, обратил внимание на то, что достаточно растворить засохшую кровь капелькой соленой воды с уксусом и довести до кипения, как под микроскопом можно будет обнаружить своеобразные кристаллы. Они получили название гем-кристаллов, потому что представляют собой вещество гем, которое является составной частью гемоглобина, придающего крови красный цвет. К сожалению, образование кристаллов не происходит, если речь идет о кровяных пятнах на ржавом металле или на материалах, подвергавшихся горячей обработке при температуре 140 градусов и больше. Таким образом, если кристаллы и не образовались, все же нельзя утверждать, что это не кровь. Но зато если они образовались, то можно быть уверенным, что найдена кровь. Под именем тейхманновской гемпробы открытие из Кракова уже давно было взято на вооружение всеми судебными медиками.
