И. Родионов - Наше преступление
Когда Катерина вышла отъ слѣдоватоля, все небо уже было закрыто тучей. Вѣтеръ дулъ бабѣ въ спину, гналъ впередъ, заворачивалъ вокругъ ногь юбки и иногда при особенно сильныхъ порывахъ чуть нѳ ва-лилъ съ ногъ.
Мрачная тѣнь покрыла поля и дорогу; низко по воздуху неслись одинокіе желтые листья; на деревьяхъ полуоголенныя вѣтви бились одна о другую и, каза-лось, сами стволы стонали...
Мелкій, частый, косой дождь засталъ Катерину ' уже далеко за кузницами. Его принесъ сильный по-рывъ вѣтра. Онъ съ шумомъ пронесся и быстро пе-ресталъ. Пепельно-сѣрая, пыльная дорога сразу ока-залась мелко, на подобіе рѣшета, истыканной. Не успѣ-ла Катерина достичь Хлябинской горы, какъ замѣтила, что вѣтеръ ослабѣлъ и съ совершенно темно-свинцо-ваго неба съ шумомъ полился ровный, частый дождь.
Съ утра у Катерины побаливала голова, теперь раз-рывалась отъ боли, но баба, подходя -къ тому мѣсту, гдѣ убили ёя мужа, ни о какой боли ѵже не помнила.
Съ вершины Хлябинской горы она увидѣла это мѣсто. Никогда она не могла равнодушно прохо-длть здѣсь, всегда останавливалась хоть на минуту и плакала.
И теперь между двумя разошедшимися колеями дороги, на сѣрой, мокрой и ровной, какъ разостлан-ное солдатскоѳ сукно, придорожной травкѣ, ясно вы-дѣлялось неболыное темно-оранжевое пятно.-Три не-дѣли назадъ здѣсь билась раадоаженааголааИакі.ри
его кровью была окрашена трава, и эту кровь не смылй окоичательно дожди, не выѣла роса, не выжгло солнце.
Чѣмъ далынешлаКатерина, тѣмъболынеи больше учащались ея шаги; накипавшія въ груди слезы клуб-комъ подступали къ горлу, поднимались выше и съ рыданіями хлынули изъ глазъ. Не помня себя, она побѣжала... Маленькое буроватое пятно все росло, ши-рилось и наконецъ мелькнуло передъ самыми ея гла-зами ввидѣ правйльнаго круга, величиною съ дно по-рядочнаго Ьоченка...
Сознаніе непоправимаго горя особенно остро, бо-лѣзненно почувствовалось Катериной. У нея закру-жилась голова и подкосились ноги.
Она вскрикнула и, сознавая, что ноги подкашива-ются, и сщіясь удержаться на нихъ, тихо повалилась на землю... Очнулась она черезъ полчаса отъ ощуще-нія пронизывающаго холода. Небо было попрежнему обложено сплошной тучей и попрежнему лйлся хо-лодный дождь. У Катерины раскалывалась отъ боли голова; ее тошнило. Ей пришлось просидѣть нѣсколько минугь до того, чтобы собраться съ силами и потомъ только она встала на дрожащія, ослабѣвшія ноги и, съ трудомъ передвигая ими, шатаясь, какъ пьяная, по-брѣла домой.
Разъ десять Катерина останавливалась и отдыха-ла, пока не добрѣла до хлябинскаго моста. Дождь не оставилъ на ней ни одной сухой нитки. Она дрожала отъ холода и лихорадки. На мосту Катерина оперларь на перила; никакихъ силъ уже не осталось у нея. Сколько времени ей пришлось простоять, она не от-давала себѣ отчета; глаза ея слезились и все кру-жилось передъ ней, все звенѣло и журчало, окутанное мокрымъ туманомъ/Тутъ нагнала ее какая-то старуш-ка, ѣхавшая въ телѣгѣ, укрытая съ головой порояшимъ мѣшкомъ. Минуя Катерину, старушка пристально йзъ-подъ мѣшка оематрива:^Ш^^ме1ап■-ка^акМ»I
213
вивъ еѳ позади, она все-таки новернула въ ея сторону голову, наконецъ не вытерпѣла.
— Чтой-то съ тобой, молодка? — спросила она. останавливая мокрую лошадку. — Нѳможѳтся, сѳр-дечная, што ли?
— Головушка разбуянилась, бабушка... и руки-ноги отваливаются... — отвѣтила Катерина.
— То-то гляжу, лица на тебѣ нѣтути, дай, думаю, поспрошаю. Изъ какихъ будешь-то?
— А изъ Шапталова...
— А изъ чьихъ?
— Акулины Кирильевой... невѣстка ейная...
— О-охъ, сердечпая моя, садись, што-ль, подвезу. Мы-то съ тобой — сусѣди. Я сама изъ Кузова буду! Куда-жъ тебѣ иттить, нѳдужной?! Не дойдешь такъ-то. Да еще никакъ на сносяхъ... Ахъ ты, голубка моя сизая, садись, садись...
И сердобольная старушка заторопилась опрасты-вать для Катерины мѣсто, сама подвигаясь къ пе-редку.
— А свекровушку-то твою малость знаю... сказы-вали тутотка, сына ейнаго злые люди забили на смерть...
Катерина съ трудомъ взобралась въ телѣгу.
Старушка тронула лошадь и копыта и колеса, хля-бая по грязной жижѣ, глухо застучали и загремѣли по досчатому настилу моста.
— Ты куда же такая недужная ходила, голубка моя? — стараясь перекричать своимъ слабымъ голосомъ гулъ спрашивала старушка, обернувшись къ Кате-ринѣ. — Небось нужда горькая загнала. Сама-то, по своей волѣ такая недужная да тяжелая не пойдешь.
— Къ слѣдователю вызывали въ городъ. Хозяина у меня убили...
— Хозяина? Такъ это твово хозяина тутотка въ Хлябинѣ и убили. Ммм... — и старушка горестно пока-чала головой.-О-охъ^^^^іеіаП-ка&к.ъ
ты сказала-то,- што Акулины шапталовской нсвѣстка будешь.
И старушка всплакнула.
— Нонѣ сколько лихихъ людей расплодилось, сколько... Ъдешь по дорогѣ-то, сердечная, попадется кто на встрѣчу и думаешь: не лихой ли человѣкъ, нѳ прирѣжетъ ли? Вѣрно по грѣхамъ нашимъ Господь наслалъ такое попущеніе...
Катерина не слышала и не понимала словъ ста-рушки, сперва крѣпилась, потомъ покачнулась, упала головой на плечо своей попутчицы и уже не могла подвять ее. Старуха должна была остановить лошадь, кое-какъ уложила въ телѣгу больную, прикрыла ей лицо своимъ мѣшкомъ, а сама примостилась бокомъ въ передкѣ.
Дождь, мѳлкій, частый, ровный, не пѳреставалъ ни на одно мгновеніе... Въ воздухѣ значительно потеп-лѣло. По дорогЬ образовалась глинистая грязь, па-липавшая на колеса. Старуха погоняла лошадку, но какъ она ни спѣшила и ни заботилась о томъ, чтобы возможно лучше укрыть Катерину, онѣ пріѣхали къ Акулинѣ обѣ промокшія до костей.
Катерину домашніе ввели въ избу, раздѣли и уло-жили въ постель.
Старушка обсушилась, поплакала вмѣстѣ съ Аку-линой, попила чайку и къ вечеру, когда дождь не-много унялся*и надъ головой прояснѣло небо, уѣхала домой.
XII.
Срѳди ночи Акулинѣ, спавшей на полу съ дѣтьми, пригрезился страшный сопъ. Незадолго передъ этимъ она просыпалась и прислушивалась, не попроситъ ли чего-нибудь Катерина? Нотаспала, громко, часто сопя, и иногда стонала во снѣ. И .только что Акулина стала опять забываться, какъ ей почудилось, что въ избѣ
- тотоот.еіап-кагак.ги215
жужжитъ большая муха. «Не откуда теперича быть бы мухамъ, не лѣто», подумала она во снѣ, но тутъ же воочію ей представилось, что это не только воз-можпо, но что въ открытое окно со двора уже дѣй-ствительно влетѣла болыпая-преболыпая муха и даже не простая муха, а косматый, величиною съ воробья, шмель и сердито бьется объ оконное стекло и, не умолкая ни на минуту, жужжигь... «гу-гу-гу», гудитъ на всю избу такъ, что даже стѣпы дрожатъ. И Аку-линѣ становится страшно. Она боится этого шмеля и ожидаетъ чего-то таинственнаго и ужаснаго. Вдругъ вмѣсто шмеля появляется Сашка Степановъ и начи-паетъ шнырять по всѣмъ угламъ избы. И Сашка не такой, какъ обыкновеішо, а косматый, похожій на шмеля или, вѣрнѣѳ, голова Сашки оказалась иа туло-вшцѣ шмеля. Сашка гудитъ: «Всѣхъ перебыо, всѣхъ перерѣжу. Ваньку убиЛъ, теперь чередъ за Аѳонькой». И мечется и быстро летаетъ по избѣ, ища Аеоньку, а-Аѳонька отъ страха забился подъ загнетісу... У Аку-лины замеръ духъ и захолонуло сердце. Сашка поме-тался-пометался, увидѣлъ его и, поймавъ за голову, сталъ вертѣть ее, чтобы оторвать, но голова Аѳоньки оказалась вмѣстѣ съ тѣмъ и оголовкомъ шкворня или, вѣрнѣе, раздвоенной шляпкой болыпого випта и она, несмотря на яростныя усилія Сашки, не отрывалась, а отвинчивалась и вмѣсто шѳи изъ туловища Аѳонь-ки вылѣзалъ длинный, толстый желѣеный стержень съ блестящими винтообразными парѣзами.
Акулина порывалась броситься на помощь сыну, но вся была какъ связанная и не могла пошевелить ни однимъ членомъ, хотѣла крикнуть «караулъ», но вмѣсто этого, съ величайшимъ усиліемъ едва рас-клеивъ сцѣпившіяся челюсти, только замычала да и то какъ-то странно, однимъ горломъ.
Тутъ Акулина проснулась и, еще слыша свое мы-чаніе, съ усиліемъ приподняла голову. Отъ горячаго
'Ѵ
жили припарку изъ крутого кипятка, съ шумомъ отли-вала*кровь; сердце болѣзненно, часто, неровно и тре-вожно колотилось и все тѣло дрожало, какъ въ лихо-радісѣ. Въ избѣ было необычайно свѣтло. Дождь давно пересталъ и въ окно заглядывала рогатая луна, по-висшая брюхомъ внизъ въ широкомъ прорывѣ между черными тучами. Ея ясный, холодный свѣтъ ложился на полъ свѣтлыми, косыми пятнами, прорѣзанными черными, узкими, тѣневыми полосами, отбрасываемыми переплетами оконныхъ рамъ. Въ царящемъ полумракѣ предметы въ избѣ принимали таинственно-фантастиче-скія очертанія.
Акулина, какъ только проснулась, сёйчасъ же услышала, что Катерина говоритъ что-то. Она сидѣла на постели, и Акулина въ свѣтѣ луны разсмотрѣла, что мертвенно-блѣдное, немного приподнятое вверхъ, съ закрытыми глазами лицо невѣстки было совершенно неподвижно и только шевелились однѣ губы.
Голосъ Катерины, вообще низкій, контральтовый, звучалъ, какъ струна віолончели подъ медленнымъ смычкомъ. Слова выговаривались ею настолько не-ясно, что Акулина не могла разобрать ихъ и снова поддалась вліянію того таинственнаго страха, какой только что пережила во снѣ. Холодныя, крупныя му-рашки, какъ живыя, поползли у нея по хребту къ за-тылку. Она собралась съ духомъ и оклйкнула Кате-рину.
