Уильям Лоуренс - Люди и атомы
Мы умоляем вас убедить в правдивости этих фактов ваших руководителей и сделать все возможное, чтобы прекратить разрушение и уничтожение жизней, что может привести лишь к полному уничтожению всех ваших городов. Применение этого прекрасного открытия в военных целях вызывает у пас, ученых, сожаление, но мы можем вас заверить, что если Япония немедленно не капитулирует, этот ливень атомных бомб усилится многократно».
Один из трех экземпляров этого письма попал в руки японского военно-морского офицера, и его передали Сагане, который подтвердил подлинность авторства письма. В начале 1946 г. Сагане передал письмо доктору Уилсону Комптону, одному из знаменитых братьев Комптонов, который находился тогда в Японии, с просьбой разыскать его авторов. Наконец, письмо попало к Альварецу, который написал на нем «Моему другу Сагане с приветом», подписал и послал обратно.
Вскоре Альварец получил письмо от Сагане.
«Дорогой Луис,— писал он,— мне было очень приятно получить письмо, которое стало свидетелем окончания войны...»
ГЛАВА 20
В 9.15 над Хиросимой
Утро 6 августа 1945 г. в Хиросиме было ясным и солнечным. В семь часов по хиросимскому времени прозвучал сигнал воздушной тревоги — высоко в небе появился американский самолет. Это был самолет метеослужбы, который летел перед «Энолой Гэй», чтобы проверить условия видимости. Никто не обратил на него внимания, и в восемь часов (по тинианскому времени в самолете «Энола Гэй» было девять) прозвучал отбой. Все население Хиросимы, стар и млад, занялось своими делами. До Страшного Суда осталось пятнадцать минут.
До этого понедельника лишь несколько случайных бомб упали на Хиросиму, не причинив ей особого ущерба. В то время как многие близлежащие города были один за другим разрушены, Хиросима ни разу не подверглась серьезной бомбардировке. Над городом почти ежедневно появлялись разведывательные самолеты, но, к общему удивлению, ни один из них не сбрасывал бомб, которые нанесли бы большой ущерб. У многих эта «привилегия» вызывала тревогу, в городе ходили фантастические слухи, что противник приготовил для них что-то особенное. Однако никто не принимал эти слухи всерьез.
Фактически же разведывательные самолеты выполняли двойную задачу. Во-первых, они должны были оказывать чисто психологическое воздействие на жителей этого города и трех других городов, избранных объектами атомной бомбардировки — Кокуру, Нагасаки и Ниигату,— приучая их к тому, что соединение из трех самолетов, летящее на большой высоте—примерно в девять тысяч метров, не сбрасывает мощные бомбы. Во- вторых, в этих полетах группа самых опытных бомбардиров обучалась исключительной точности бомбометания. Бомбы, которые сбрасывали «разведывательные» самолеты, были точными копиями атомных бомб: их размеры, форма, вес полностью соответствовали атомной бомбе, только вместо атомного заряда в них находилось небольшое количество обычной взрывчатки. Модели атомных бомб сбрасывали с той же высоты, с которой нужно было сбросить настоящую бомбу, т. е. гораздо больше той, к которой привыкли наши бомбометатели, поэтому и требовалась дополнительная тренировка.
Этот план выполнялся настолько хорошо, что полеты наших самолетов стали предметом насмешек в регулярных передачах' Токийской Розы для Соединенных Штатов. «У вас остались лишь небольшие группы по три самолета,— издевалась она,— и бомбы, которые они сбрасывают,— просто пустышки».
В то утро преподобный Джон А. Симес, тридцатидевятилетний немец, сидел в своей комнате в здании школы иезуитов в Нагатсуке и смотрел в окно. Шесть месяцев назад философская и теологическая секции иезуитской миссии в Японии были эвакуированы сюда из разрушенного Токио, где отец Симес являлся профессором философии в Католическом университете. Миссия расположилась в полутора километрах от Хиросимы, на склоне холма; внизу, в долине, находился город. Из окна отцу Симесу открывалась целая панорама города.
Неожиданно — это было в 8.14 по хиросимскому времени— вся долина осветилась желто-зеленым светом, похожим на грандиозную магниевую вспышку, и отец Симес почувствовал волну теплого воздуха. Он подбежал к окну, чтобы посмотреть, в чем дело, но ничего не увидел, кроме яркого зелено-желтого света. Когда он направился к двери, ему даже в голову не пришло, что этот свет может быть связан со взрывом бомбы.
Отходя от окна, он услышал не очень громкий взрыв, который, казалось, доносился издалека, и в тот же миг в доме с дребезгом вылетели окна. Это произошло через десять секунд после вспышки света. Его осыпало осколками стекла. Всю оконную раму вдавило внутрь комнаты. Тогда отец Симес понял, что это была бомба, и ему показалось, что она взорвалась прямо над домом или где-то поблизости.
Порезы от оконного стекла на руках и голове кровоточили. Когда отец Симес попытался открыть дверь, то обнаружил, что ее выдавило наружу взрывной волной и она не открывается. С большим трудом ему удалось немного приоткрыть ее и выбраться в коридор, куда выходили двери других комнат. Там царил хаос. Все окна были разбиты и двери вышиблены наружу. Книжные полки в коридоре обвалились. Большинство его коллег были ранены осколками стекла. У некоторых порезы кровоточили, но никто не был серьезно ранен. В его комнате стена напротив окна, у которого он сидел, была поцарапана большим осколком стекла.
Они подошли к фасаду дома, чтобы посмотреть, куда упала бомба. Юго-восточная часть дома оказалась сильно поврежденной, но воронки нигде не было видно. Здесь не уцелело ни одной двери, ни одного окна. Воздушная волна проникла в дом с юго-востока, однако дом устоял, хотя и был построен по-японски, на деревянном каркасе. Лишь у фасада часовни, примыкавшей к дому, сломались три опоры.
Там, в долине, в восьмистах метрах от них по направлению к городу несколько крестьянских домов были охвачены огнем, а на противоположном склоне горел лес. Несколько монахов пошли помогать тушить пожар. Пока они пытались навести порядок, началась гроза и пошел дождь. Над городом поднимались клубы дыма, и они услышали несколько небольших взрывов. Отец Симес пришел к выводу, что в долине разорвалась необычайно мощная зажигательная бомба. Кто-то из миссионеров заметил, как над городом на большой высоте в момент взрыва пролетели три самолета, но сам отец Симес ничего не видел.
Примерно через полчаса после взрыва из города непрерывным потоком хлынули люди. Их становилось все больше и больше. Некоторые направились в послушничество. Иезуиты оказывали пострадавшим первую помощь, относили их в часовню, мыли и укладывали на соломенные цыновки, которые обычно лежат на полу в японских домах. У некоторых были ужасные раны на спине и конечностях. Небольшое количество мази, которое имелось в миссии, было потрачено на лечение ожогов. Отец Ректор, до посвящения изучавший медицину, лечил раненых, но бинты и лекарства скоро кончились, и ему пришлось ограничиться лишь промыванием ран.
А раненые все прибывали и прибывали. Легкораненые тащили на себе тяжелораненых. Здесь были и раненые солдаты, и матери, которые на руках несли обожженных детей. Крестьяне из соседних домов уже' не могли разместить у себя всех нуждавшихся в помощи. «Наши дома полны раненых и умирающих. Не можете ли вы помочь нам и забрать самых тяжелораненых?» — просили они. Раненые стекались из всех районов города. Все, кто в момент взрыва был на улице, получили ожоги, особенно те, кто был легко одет или же у кого часть тела оставалась неприкрытой. По всему городу вспыхнули пожары. Иезуиты пришли к выводу, что эпицентр взрыва находился на окраине города, около вокзала Иокагава, в трех километрах от Чиколы. Они стали беспокоиться об отце Коппе, который в это утро пошел туда, чтобы отслужить мессу в детском доме при женском монастыре.
К полудню вся большая часовня и библиотека миссии были заполнены тяжелоранеными. Поток беженцев из города продолжался. Наконец, примерно в час дня вернулся отец Копп с монахинями. Женский монастырь и все дома вокруг были сожжены дотла. У Коппа были кровоточащие раны на голове и шее, а на правой ладони большой ожог. Он уже выходил из женского монастыря, когда внезапно увидел вспышку света и его обдало волной нагретого воздуха — на руке образовался большой волдырь. Окна были выбиты взрывом. Ему показалось, что бомба взорвалась где-то неподалеку. Монастырь, также построенный на деревянном каркасе, устоял, но вскоре стало ясно, что и он сгорит, так как со всех сторон к нему подступало пламя, а воды для тушения не хватало. Монахини едва успели вынести некоторые вещи из дома и зарыть их на открытой площадке. Огонь охватил дом, и они с трудом добрались до миссии, идя вдоль берега реки и по горящим улицам.
Вскоре стало известно, что весь город разрушен взрывом и горит. Что стало с настоятелем миссии и тремя другими миссионерами, которые находились в центре города в главном помещении миссии? До этого времени иезуиты не вспоминали о них, так как не думали, что взрыв бомбы разрушил весь город. К тому же они считали, что без особой необходимости идти в город не следует, так как боялись, что население очень возбуждено и может выместить свои чувства на любом белом иностранце.
