Уильям Лоуренс - Люди и атомы
«Какой дьявольский путь стать полковником!» — подумал я, трогая кольцо парашюта и представляя себе, как, приземлившись, потрясаю этим документом и заявляю врагу: «А вот и полковник Лоуренс!».
Когда черные круги стали приближаться к нам, я сказал себе: «Каждую минуту ты можешь стать полковником!».
Как только нам удалось выйти из радиуса действия зениток, из туч появилась эскадрилья японских истребителей. Приближение истребителей и зенитный огонь из Кокуры, наконец, заставили пилота флагманского самолета изменить курс. Судьба избрала Нагасаки.
Тщательная проверка состояния горючего показала, что на номере 77, который вылетел с нехваткой горючего в 2600 литров (никто не знал, как это получилось), горючего хватит лишь на полет до цели и что в случае, если бомба не будет сброшена и, таким образом, вес самолета не будет облегчен, у него не хватит горючего, чтобы добраться до запасной посадочной площадки в Окинаве.
Мы полетели к югу вдоль пролива, в 11.33 пересекли береговую линию и направились прямо к Нагасаки, который находился в 100 километрах к западу. Чем ближе мы приближались к цели, тем больше падали духом: Нагасаки также оказался скрытым завесой облаков.
Как мы будем бросать бомбу? С помощью радара, если не удастся найти разрыв в облаках, т. е. рискуя промахнуться, или же будем искать просвет, пока останется горючего лишь для того, чтобы добраться до нашего спасательного судна в японских водах? А может быть, пойдем и на большее — будем продолжать искать просвет в облаках, пока не сбросим бомбу, а затем выбросимся на вражескую территорию? Что значат несчастья или гибель горстки людей в двух бомбардировщиках, когда речь идет об окончании войны?
Это должны были решить пилот и бомбардир, и им следовало быстро принимать решение. В самолете, который летел впереди нас, решалась и наша судьба, и их собственная.
Приближаемся к цели. Через несколько минут все будет ясно. Облака внизу по-прежнему непроницаемы.
И вдруг в последнюю минуту появился просвет. На несколько мгновений Нагасаки показался в дневном свете.
Наши часы показывали полдень. Шли последние секунды. Одна, две, три... Десять, двадцать, тридцать, сорок... Пятьдесят... Пятьдесят семь, пятьдесят восемь, пятьдесят девять...
12.01. Мы над Нагасаки.
Услышав условный сигнал по радио, мы надели защитные очки и стали внимательно наблюдать за маневрами флагмана, находившегося в 800 метрах от нас.
«Пошла!» — воскликнул кто-то.
От нижней части номера 77 отделился черный предмет и полетел вниз.
Наш «Б-29» резко повернул в сторону, чтобы выйти из радиуса действия бомбы, но, несмотря на то, что мы повернули в противоположном направлении и что в самолете было светло, через защитные стекла мы увидели мощную вспышку, и самолет залило нестерпимо ярким светом.
После первой вспышки мы сняли очки, но свет продолжал сиять, голубовато-зеленый свет, который озарял все небо вокруг. Взрывная волна необычайной силы ударила по нашему кораблю, и он задребезжал от носа до хвоста. Затем друг за другом последовало еще четыре взрыва, при этом каждый раз казалось, что по самолету со всех сторон стреляют из пушек.
Наблюдатели, сидящие в хвосте самолета, увидели гигантский шар огня, который, казалось, поднимался из недр Земли, изрыгая огромные белые кольца дыма. Затем мы увидели гигантский столб фиолетового огня в три тысячи метров высотой, который мчался вверх с огромной скоростью.
Когда наш самолет повернул в направлении атомного взрыва, столб фиолетового огня уже поднялся на нашу высоту. Прошло всего сорок пять секунд.
Пораженные, мы смотрели, как он несется вверх подобно метеору, только летящему не из Космоса, а от Земли. По мере того, как он мчался к небу сквозь белые облака, он становился все более живым. Это уже не был дым, пыль или даже облако огня — это было живое существо, новый организм, рожденный на наших глазах.
На первой стадии его эволюции, в течение которой миллионы лет проходили за секунды, масса приобрела вид гигантской пирамиды с диаметром основания пять километров и полтора километра у вершины. Основание ее было коричневым, центр — янтарным, вершина — белой.
Потом, когда уже казалось, что эта колонна застыла, на ее вершине вырос гигантский гриб, который увеличил ее высоту до 13,5 тысяч метров.
Грибообразная вершина еще более казалась живой, кипя и пенясь белой яростью, то мчась вверх, то спускаясь вниз; это было подобно тысячам гейзеров, слитых воедино.
Гриб бился в первозданной ярости, как зверь, рвущий путы. Через несколько секунд он освободился от гигантской опоры и с колоссальной скоростью устремился вверх, в стратосферу, на высоту около восемнадцати тысяч метров. Но в тот же миг на столбе стал образовываться новый гриб, меньше, чем первый. Казалось, что у чудовища вырастает новая голова. Оторвавшийся же гриб изменил свою форму, превратился в цветок с повернутыми к земле гигантскими лепестками, бело-кремовыми с внешней стороны и розовыми — изнутри. Он все еще сохранял такую форму, когда мы последний раз взглянули на него с расстояния в триста километров.
Отсюда можно было видеть кипящий многоцветный столб. Это была гигантская гора из разноцветных радуг. Много живой материи ушло на ее расцветку.
Трясущаяся вершина столба поднялась на большую высоту, пройдя сквозь белые облака. Она походила на доисторическое чудовище с длинной шерстью на шее, клочья которой разметались во все стороны.
Когда в полдень с почти пустыми баками мы приземлились в Окинаве, то там, к нашей радости, мы увидели самолет номер 77. Уже при посадке на взлетно-посадочной дорожке два его мотора заглохли из-за нехватки горючего. Когда номер 77 приближался к Окинаве, пилот, не совершая круга над аэродромом, просигнализировал, что идет на вынужденную посадку. Он подал надлежащий световой сигнал, но тот не сработал. Тогда команда стала посылать все световые сигналы, какие имелись в коде «Б-29», включая и сигнал «На борту раненые». Когда самолет приземлился, около него собрались санитарные и ремонтные машины, врачи, сестры из Красного креста и священники.
Пока мы заправлялись, нам сообщили, что Советский Союз объявил войну Японии.
В высших военных кругах долго не верили, что две маленькие бомбы разрушили Хиросиму и Нагасаки. Вскоре после налета на Нагасаки я был в сборочном цехе, когда его показывали генерал-лейтенанту Спаатсу, который тогда командовал стратегической авиацией Тихого океана, и нескольким другим высшим офицерам авиации. Экскурсоводом был молодой доктор Чарльз П. Бейкер из Корнельского университета. Им показали среди прочего контейнер, в котором прибыла взрывчатка для нагасакской бомбы. Небольшие размеры контейнера удивили генерала Спаатса.
—Вы хотите сказать,— спросил он,—что в этом контейнере был взрыватель, который начал цепную реакцию в атмосфере?
—О, нет, генерал,— запротестовал очень удивленный доктор Бейкер,— именно так, как я сказал. Весь взрыв произошел от вещества, содержавшегося в этом контейнере.
— Молодой человек,— сказал генерал Спаатс тоном человека, слишком умудренного опытом, чтобы попасть впросак,— вы можете в это верить, но я нет!
Одно из самых необычных в истории писем написали трое физиков Калифорнийского университета, члены научной группы на острове Тиниан, которые собирали атомную бомбу. Авторами этого первого и единственного письма, отправленного с атомной бомбой, были доктор Альварец, доктор Роберт Сербер (работающий сейчас в Колумбийском университете) и доктор Филипп Моррисон (работающий сейчас в Корнельском университете).
Письмо было адресовано доктору Риокичи Сагане, профессору физики имперского университета в Токио, который учился вместе с ними в Калифорнийском университете в 1935 г.
Альварец сделал три экземпляра этого письма. Их прикрепили к радиозондам, которые были сброшены над Нагасаки вместе с бомбой.
Текст письма был следующий:
«Главный штаб атомного командования.
9 августа 1945 г.
профессору Р. Сагане
От трех его бывших научных коллег.
Мы шлем вам это личное послание с просьбой использовать все ваше влияние как ядерного физика, пользующегося авторитетом, чтобы предупредить Генеральный штаб Японии об ужасных последствиях продолжения войны для вашего народа.
В течение нескольких лет вы знали, что атомную бомбу можно создать, если какая-либо страна согласится нести огромные расходы, связанные с подготовкой необходимых материалов. Сейчас, как вы могли убедиться, мы создали заводы по производству таких веществ, и поэтому вы не можете сомневаться, что вся продукция этих заводов, работающих по 24 часа в день, будет взорвана на вашей родине.
За последние три недели мы провели экспериментальный взрыв одной бомбы в американской пустыне, вторую взорвали в Хиросиме и третью — этим утром.
