В. Ловчев - Знаки и символы в сфере потребления алкоголя: конструирование, развертывание, противодействие
Под стать Антонию была и последняя правительница Египта. На личной печати Клеопатры было изображение богини опьянения Мете40. Ее воспевали поэты:
«Я – Опьянение – Мете, которую умные руки
на аметист нанесли, что опьянению чужд,
но обладает кольцом сама Клеопатра; и даже
трезвость на этой руке стать Опьяненьем должна!»41
Позиция алкогольного бизнеса крепли по мере приближения конца классической античности. Об этом свидетельствует в Галлии большой рельеф II – III вв. н.э. из района Апт на реке Дюранж: «Плита длиной 1,49 м. Разделена по горизонтали на две неравные части, в верхней части изображены большие винные амфоры и сосуды, оплетенные тростником. Внизу представлен хозяин этого богатства – виноторговец, в ладье перевозящий бочки вина. Судно тянут бечевой два бурлака. Впереди бородатый, сзади – молодой. Хозяин в лодке управляет рулевым веслом. Фигуры ярко характерны, особенно старый бурлак, в движении которого большое напряжение, на лице скорбная гримаса. Его короткая фигура с большой головой и взлохмаченной шевелюрой имеет некоторое сходство с Сильваном из Панонии. Не меньшее, если не большее внимание уделил скульптор натюрморту. Скрупулезно переданы плетенка на сосудах, обручи на бочках и пр. Представив бочки в ракурсе, художник добился впечатления глубины пространства».42
Широко известен также рельефный памятник корпорация виноторговцев конца II – III вв. н.э. из города Невиомагум (Неймаген, близ Трира): «На барже, плывущей по реке и везущей огромные бочки вина, сидят солидные бородатые торговцы, переправляющие свой товар на север, на низы Рейна. Фигуры непропорционально велики по отношению к ладье, но главным для художника здесь было раскрыть в подробностях сюжет и дать портрет корпорантов»43.
Развитие проалкогольной символики в античности закономерно вызвало ответ: противоборство символам винопития. Вершиной антиалкогольных размышлений Эзопа является басня о трех гроздьях Диониса, которую, как пишет патриарх Фотий, Эзоп «придумал, чтобы показать вредоносную природу вина» (№ 424а). Уточним, басня направлена не против издержек, не против крайностей винопотребления, а против вина как такового! Характерна финальная часть басни: «Да, поистине, было бы лучше и полезней, если бы вовсе не являлся на свет Дионис!». (№ 424а). На сегодняшний день, это самая изящная и точная формулировка антиалкогольной мысли античности, известная автору данной монографии и выражена она через символы – гроздья Диониса.
Заметные перемены в символике произошли в результате победы христианства над язычеством: виноградная лоза, бывшая некогда символом второразрядного бога (даже «полусмертного», согласно одной из версий Лукиана), ныне стала обозначать самого Спасителя (Иисуса Христа!). Покровителем винопития стала важнейшая фигура христианского пантеона.44
Жесткие антиалкогольные образы в искусстве появятся на полтора тысячелетия позже, символизируя обострившиеся проблемы связанных с потреблением спиртного. В творчестве крупнейших мастеров литературы и живописи рубежа XV и XVI веков популярен станет «Корабль дураков».
«Корабль дураков» Иеронима Босха (ок.1450-1516) насыщен различными отрицательными образами, но пьянство в нем присутствует на всех возможных уровнях. Пьянствуют два пловца, поднимает кувшин женщина на палубе, приложился к бокалу человек, взобравшийся на мачту-дерево. Даже в небе парит мечта дураков – кувшин, из которого на корабль льется струя вина. А один из персонажей уже перебрал настолько, что вынужден свеситься за борт и извергать из себя выпитое. Сам корабль просто перенасыщен вином. Утлое суденышко не только еле вмещает бочку. К борту приторочен кувшин, который, судя по огромному горлышку, превышает по размеру человека. Исключительно удачен выбор авторов «Наркологического энциклопедического словаря»45 данной картины в качестве украшения первой страницы обложки, хотя само название шедевра И.Босха казалось бы более соответствовало словарю психиатрическому.
Босх принадлежал к духовному сообществу – Братству Святого Свободного Духа. Согласно Паоле Волковой, «…Общество Святого Духа … определило … положения апокалипсиса, или начала движения к финалу, начала движения к концу. Это, прежде всего, то, что мы называем галлюцинаторностью сознания, то есть у них выключен разум. Алкоголизм, пьянство лишает человека точного ориентира, для Босха выпивка – это признак галлюцинаций, реальности люди-человеки не понимают, они не ориентируются в реалиях. В «Корабле дураков» корабль встал, почему? А куда ему идти с такой галлюцинаторностью? «А, сидим на корабле – хорошо, выпиваем – хорошо, хорошо сидим, закусываем, поем, и, что самое замечательное, поем хором». … Корабль врос, потому что поют хором и дуют водку…»46
Есть точка зрения, что «Корабль дураков» был частью триптиха вместе с «Аллегорией чревоугодия и любострастия» (1500) из Художественной галерее Йельского университета.47 На этой небольшой картине (35,8×32 см) воплощена тема связи алкоголепотребления и секса: группа людей плывет, толкая перед собой бочку, к шатру на берегу. В шатре мужчина и женщина, завершают прелюдию к сексу, выпивая вино из бокала. Первая идея очевидна, связь алкоголя и любострастия. О двух следующих можно спорить, возможно, они навеяны автору этих строк участием в общественных делах. Однако вторая представляется вполне вероятной: на бочке везут толстого довольного мужчину, в котором можно увидеть предпринимателя, наживающегося на винопитии. Третья идею можно прочитать в одеянии людей, толкающих бочку по озеру (морю?). Один плывет одетым, у другого осталась лишь шапка, третий – совсем голый. Про четвертого, загороженного бочкой и другими фигурами, можно только сказать, что он простоволосый. Соблазнительно увидеть в этой четверке «кабацкую теребень», едва не утонувших в море спиртного, пропивших всю или почти всю одежду. За такое предположение говорят фигуры полностью одетого мужчины и мужчины в шапке. Такое одеяние не свойственно обычным купальщикам, следовательно, за всей группой следует увидеть какой-то символ. Слабым местом такого предположения являются полностью обнаженные фигуры. Голых людей разного пола и различного цвета кожи на других картинах Босха огромное количество и всех увязать с алкогольными проблемами нельзя.
Поэтому на своей гипотезе (о третьей мысли, отраженной в картине Босха) автор этих строк не настаивает.
В композиции «Семь смертных грехов» обличается, в том числе, грех чревоугодия.48 Все четыре персонажа так или иначе связаны с винопитием. Один из гуляк стоя пьет взахлеб из горлышка кувшина, и вино уже льется ему на одежду, обувь и на пол. За столом сидит толстяк, уплетающий за обе щеки, правой рукой он начинает поднимать кувшин вина. У служанки, несущей поднос с дичью, к поясу привязана фляга. Четвертый персонаж – отвратительный ребенок или карлик – тянется двумя руками к кувшину сидящего гуляки.
На его левой створке его самой известной картины – триптиха «Тысячелетняя империя»49, символизирующей Ад, сразу бросается в глаза фигура, чье тело похоже на сгнившее изнутри гигантское дерево, увенчанное большим человеческим лицом. Все в этой фигуре выдвигает ее в центр восприятия: и размеры, превосходящие все остальные, и наибольшая контрастность (на черном фоне это самый светлый предмет), и манера изображения лица, выглядывающего из-за дерева (во всем триптихе это единственное лицо, имеющее портретные черты, в котором соблазнительно увидеть автопортрет художника), и место, оптимальное для восприятия50.
Внутренняя часть этого дерева представляет собой кабак, рядом с которым женщина (монахиня?) из большой бочки наливает в кувшин красное вино.
Посетителей кабака и его хозяйку (работницу кабака?) Босх поместил в логическом центре своего ада!
Потрясающей силы антиалкогольные образы Босха технологичны с точки зрения их тиражирования. Из музея Прадо автор данной монографии привез закладку и магнитик с Босховским адом, неизменный интерес у студентов вызывает компьютерный коврик «Семь смертных грехов». Размеры репродукций картин Босха в сувенирном отделе музея Прадо варьируются от маленькой открытки до большого листа. Однако образы Босха за пять веков существования не переросли в узнаваемые антиалкогольные символы. Видимо, дело заключается в усложненном художественном языке гениального нидерландского мастера. Ценимые эстетами головоломки Босха не могут дать для широкой публики объединяющие, мобилизующие, понятные знаки. Однако в кругу профессионалов антинаркотической сферы антиалкогольные аспекты творчества Босха, несомненно, заслуживают популяризации.
