Алексей Окладников - Открытие Сибири
В том же XVIII веке благодаря трудам путешественников Д. Мессершмидта и его спутника Ф. Табберта-Страленберга ученый мир Запада узнал об удивительных и загадочных памятниках древности на Енисее. В том числе о стелах с какими-то странными изображениями и надписями на неизвестном языке, о высоких курганах, огражденных вертикальными каменными плитами. И тогда же французский ученый, аббат Бальи пришел к неожиданному выводу о стране мудрых атлантов и самой Атлантиде. По мысли Бальи, именно атланты Платона, а вовсе не предки сибирских племен оставили после себя и эти курганы — целую страну курганов, и стелы с надписями…
Всего ярче такие взгляды на рубеже XVIII и XIX веков выразил крупный историк с европейским именем А. Шлёцер, автор «Нестора» — монументального исследования русских летописей и «Всеобщей северной истории». Шлёцер, как и другие его современники, не допускал мысли, что у северных народов может быть собственная история. Он писал: «Каков был етот север до его открытия? Ето никому не известно, да и никто знато етого не может. Как населявшие его люди жили подобно диким, без всякого сношения с иноплеменными, не имея средства, ежели бы и делали что-нибудь достопамятное, сохранить в чистоте память онаго хотя через один ряд человеческого века, то как же предполагать возможность, чтобы об них существовала история, хотя такая история наполняла бы азбуку в наших исторических системах?»
«Все эти, частично древнейшие, многочисленные и далеко распространенные нации (исключая одних мадьяр), однако, никогда, — развивает он свою мысль, — на арене народов не играли никакой роли. Они не принадлежат к империозис популис. Они не произвели ни одного завоевателя. Но, наоборот, были добычей своих соседей. К тому же не имели они и никаких собственных летописей, но вся, целиком, их история заключена в истории их победителей».
Следует, кстати, отметить, что влияние традиционного европоцентризма сказывалось даже на взглядах тех историков и этнографов, которые в своей практической деятельности стояли на прогрессивных, демократических позициях, стремились защищать малые народы Сибири от хищнической эксплуатации купцами и царизмом. Примером могут служить высказывания П. Словцова. Некогда воодушевленный радищевскими идеями, такой же убежденный «рабства враг и друг свободы», Словцов в своей сибирской истории писал, что в прошлом русской Сибири не было ничего «подлинного», ничего «самобытного».
Второе, столь же реакционное, враждебное исторической правде, шовинистическое направление выдающийся наш востоковед академик Н. Конрад назвал «азиацентризмом». Сторонники этого направления стремятся преувеличить историческую роль какого-то одного азиатского народа за счет принижения роли других. С их точки зрения, все эти народы являются народами «второго сорта», неполноценными, неспособными создавать собственные культурные ценности, народами «неисторическими». В сущности говоря, сегодня это направление следует называть маоистским, поскольку оно связано с китаецентристской, агрессивно-гегемонистской идеологией и политикой нынешних правителей Китая.
В историческом же аспекте оба эти направления имеют глубокие корни в прошлом. Европоцентризм в своих истоках уходит в политику и идеологию рабовладельцев Древнего Рима. Исторические корни второго обнаруживаются еще глубже, в рабовладельческом Китае эпохи Чжоу, три тысячелетия тому назад.
Разумеется, существовало и противоположное, демократическое направление; По отношению к народам Сибири оно начинается трудами С. Крашенникова, пронизанными гуманистическим подходом к этим народам, симпатией к ним и уважением к их культуре. Ученый отдавал должное не только стойкости в борьбе с природой, но художественным способностям северных племен. Он с удивлением наблюдал у них, у этих «детей природы», проявления своего рода философской мысли, вплоть до стремления «изведать самую мысль птиц и рыб». С той же убежденностью в творческой силе народов Сибири изучали их историю и культуру и другие прогрессивные русские и зарубежные ученые и писатели.
Яркую и сильную речь в защиту кочевников Азии произнес, например, 6 марта 1891 года на заседании Русского антропологического общества выдающийся общественный деятель и ученый Сибири, демократ по убеждениям Н. Ядринцев.
«Задавшись целью коснуться кочевого быта и его значения в истории человеческой культуры, — говорил он, — мы должны сказать несколько слов о тех предубеждениях и ходячих взглядах, какие по рутине установились на жизнь кочевников. Эти воззрения составляют характерную черту оседлого человека, смотрящего на всякую другую форму быта как на крайнее заблуждение и дурную привычку. Кочевник обыкновенно выставляется противоположностью культурного оседлого человека, его антиподом и антагонистом. Все свойства кочевника выдаются как враждебные культуре и цивилизации. Кочевник считается варваром, угрожающим оседлому быту. Некоторые его называют „врагом Природы“ и приписывают кочевому быту опустошение лесов и превращение плодородных мест в степи и пастбища.
…К сожалению, враждебный взгляд на кочевников, — продолжал Ядринцев, — усвоили не одни ретивые культуртрегеры, но иногда проникались им и неосмотрительные ученые. Ясно, что ученые заражались здесь теми же предрассудками культуртрегеров и не хотели вникнуть в экономическую сторону быта кочевников, как равно упускали из виду точку зрения, которая побуждает смотреть на различные формы быта в их последовательном историческом и культурном развитии, от форм менее совершенных к более высшим».
Ядринцев брал под защиту от культуртрегеров, тогдашних идеологов колониализма, не только скотоводов-кочевников, но и звероловов-охотников тайги и тундры. Он совершенно справедливо писал, что охотникам и кочевникам принадлежит заслуга создания собственной материальной и духовной культуры. Еще будучи охотником, человек создал «массу усовершенствованных орудий, доказывающих продолжительный опыт и упражнение в занятиях».
Перейдя на ступень скотоводства, от присваивающего хозяйства к производящему, кочевник поднялся на новую ступень экономического развития. «В кочевом быте появилась экономия человеческой силы, замена ее животным — он применяет ее везде. Жилище он везет, добычу охоты также (прежде он ее таскал на спине, на лыжах, на санках). Он придумал работу для лошади: валянье кошмы, войлока; впоследствии, при введении земледелия, он молотит конскими копытами хлеб.
Весьма слабый обмен в звероловную эпоху, в скотоводческую получает форму организованной торговли. Благодаря финикийским кораблям мир развил цивилизацию. Мы отдаем этим финикиянам дань исторической благодарности и уважения. Но нельзя забыть в истории и тех, кто соединил пустыни и переносился от конца мира в другой, когда морские пути еще не были открыты. Как велика была эта торговля, какие отдаленные страны при помощи ее входили в сношение, это мы видим, например, на индийской каурии (раковине. — Л. О.), являвшейся из Индии в Силезию и на север Сибири, это можно видеть на тканях, которыми одевалась Греция, на мехах, на драгоценных металлах и драгоценных камнях.
Начало торговли и обмена было уже началом цивилизации. Следовательно, и здесь кочевники подготовили почву ей».
Замечательно и то, что теорию Ядринцев связывает с живой действительностью своего времени: протестует против административного произвола царских чиновников, пытавшихся сломать сложившиеся бытовые уклады «инородцев», против алчности кулачества, стремившегося лишить их лучших земельных угодий.
С такой же силой убежденности в том, что охотники и скотоводы по своим человеческим качествам не ниже земледельцев, последовательно отстаивает Ядринцев принципиально важное положение об их самобытности и оригинальном вкладе в мировую культуру: «Роль высоких плоскогорий и степей Центральной Азии далеко еще не изучена по отношению влияния их на жизнь человечества. Между тем несомненно, что в этих местах должна была развиться своеобразная культура».
Эта мысль, самые слова «своеобразная культура», сказанные почти сто лет назад, звучат удивительно современно, бьют всей своей силой не только по старому европоцентризму, но и по еще более древнему азиацентризму.
Итак, история Сибири издавна, с самого начала, была полем идеологических битв: борьбы сил прогресса против реакции.
Прогрессивное направление в истории народов Севера, Сибири, народов Центральной Азии получило в наши дни мощную поддержку и теоретическую основу в ленинской концепции мировой истории, в ленинской национальной политике.
Первостепенное, в полном смысле слова основополагающее значение имеет мысль В. Ленина, изложенная в выступлении на II конгрессе Коминтерна, где вождь мирового пролетариата говорил о сотнях миллионов человечества, «которое до сих пор стояло вне истории, рассматривалось только как ее объект».
