Мартин Гилберт - Первая мировая война
Не все в только что объединенной Германии были удовлетворены результатами победы. Амбиции немцев возрастали с ростом промышленной мощи страны. Стремление к колониальной экспансии, не меньшему, чем у Великобритании, морскому могуществу, влиянию на азиатских мусульман, доминирующей роли в Европе постоянно подпитывало чувство неполноценности немцев. Очевидно, Германия, объединившаяся лишь в 1871 г., слишком поздно для империи вступила в борьбу за власть, влияние и уважение на международной арене. Необходимость дальнейшей войны и необходимость накопить достаточное военное могущество для безоговорочной победы – таковы были главные выводы книги «Германия и будущая война» (Deutschland und der nächste Krieg), опубликованной в 1912 г. кавалерийским офицером в отставке Фридрихом фон Бернгарди. В 1871 г. Бернгарди побывал в Париже в числе победителей, и в своей книге он подчеркивал, что Германии необходимо начать войну, чтобы не проиграть битву за мировое господство. «Единственный закон природы, перед которым ничего не значат все остальные ее законы, – пишет он, – это борьба за существование». Война была «биологической необходимостью». Немецким солдатам на сорок лет моложе его вскоре предстояло испытать эту уверенную теорию на поле боя и умереть, проверяя ее на практике.
Франко-прусская война 1870–1871 гг. стала последней войной между европейскими державами в XIX в. В битве при Седане с каждой стороны погибло три тысячи солдат, а во время гражданских волнений в Париже было казнено более 25 000 коммунаров. Этот жестокий пример показал, как дорого обходятся большие войны и насколько непредсказуемыми по своему разрушительному эффекту могут быть их последствия. После 1871 г. Германская, Французская, Бельгийская и Британская империи продолжали расширять свои заокеанские владения, празднуя блестящие победы и испытывая горечь редких, но ощутимых поражений. Среди нескольких сотен британских солдат, в 1879 г. погибших от рук зулусов у Исландваны, был и сын Наполеона III. В 1894 г. полковник-лейтенант Жоффр вел свою колонну по пескам Сахары на штурм Тимбукту. На стыке веков германский полковник Эрих фон Фалькенхайн в составе командования иностранного экспедиционного корпуса создал себе репутацию безжалостным подавлением восстания боксеров в Китае. Именно тогда кайзер Вильгельм II сравнил германских солдат с гуннами, не подозревая, что случайно оброненная фраза спустя короткое время приобретет прямо противоположное значение. «Как тысячу лет назад гунны под предводительством Аттилы завоевали славу, запечатлевшую память о них в мировой истории, – сказал он, – Германия должна запомниться Китаю, чтобы ни один китаец не смел даже косо посмотреть на немца» [1].
Эти, как правило, далекие, но всегда кровавые войны послужили предостережением тем, кто был способен услышать. В 1896 г. британский классик A. Э. Хаусман писал о жестокости войны в поэтическом сборнике «Парень из Шропшира» (A Shropshire Lad):
В волнах летнего дурмана
Был ручьем я усыплен.
Слышу: грохот барабана
Пробивается сквозь сон.
То звучнее он, то тише
Раздается там и тут.
Для мортир готова пища —
Юноши на смерть идут.
На полях былых сражений
Кости белые лежат.
Все они – добыча тленья,
Нет для них пути назад.
В горн трубит трубач отважный,
Флейта звонкая поет.
Все готовы к бою. Каждый
В Воскресенье оживет [2].
Пятью годами позже тревожным рифмам Хаусмана вторил голос 26-летнего члена палаты общин, консерватора Уинстона Черчилля. Участвовавший в боевых действиях в Индии, Судане и в Англо-бурской войне Черчилль услышал предложения некоторых политиков о создании армии, способной воевать на равных с европейским противником. «В последнее время я часто удивляюсь, слыша бойкие и хладнокровные высказывания членов парламента и даже министров о европейской войне», – заявил он 13 мая 1901 г., через три месяца после вступления в парламент. Далее он развил свою точку зрения, рассуждая о том, что прошлые войны велись «малыми регулярными армиями, состоящими из профессиональных солдат», в будущем же, когда «друг на друга пойдут целые народы», война в Европе закончится лишь «полным истреблением побежденных с едва ли менее фатальным истощением и экономическим коллапсом победителей».
Демократия, предупреждал Черчилль, будет гораздо «более мстительна», чем королевская власть и правительства старых формаций: «Войны народов окажутся куда ужаснее, чем войны королей». Десятью годами позже, 9 августа 1911 г., когда охваченная военной лихорадкой Германия пошла на открытый конфликт с Британией и Францией, захватив на Атлантическом побережье порт Марокко, лидер немецких социал-демократов Август Бебель высказал рейхстагу предостережение: война может привести к революции. Его осмеяли, назвали паникером, один из парламентариев ответил ему, что «после войны положение вещей всегда улучшается!».
Соперничество, порождающее войны, не способна смягчить логика антивоенных настроений. Первое десятилетие ХХ в. ознаменовалось множеством проявлений такого соперничества и различными обидами между народами, чьи истинные потребности, стремления и возможности должны были бы заключаться в мире, торговле, промышленности и росте национального благосостояния. Целых четыре десятилетия во Франции копилось раздражение против Германии из-за потери территорий, аннексированных в 1871 г. Совет французского патриота Леона Гамбетта «Никогда не говорите об этом, но всегда помните» постоянно звучал в ушах французов. Статуя Страсбурга на площади Конкорд, затянутая черной тканью, служила им вечным напоминанием о потере двух восточных провинций. В путеводителе по Парижу Карла Бедекера, вышедшем в 1900 г. в Лейпциге, о задрапированной статуе говорится: «В память об утраченном Эльзасе «Страсбург» затянут крепом и покрыт траурными венками». Со своей стороны, Германия лелеяла неуемные территориальные амбиции, особенно за пределами восточной границы. Немцы надеялись присоединить западные польские губернии Российской империи, а также расширить немецкое влияние в Центральной Польше, Литве и вдоль Балтийского побережья. Империя Вильгельма II стремилась восстановить баланс сил, впервые нарушенный двести лет назад Петром I, а через сорок лет после его смерти – Екатериной Великой.
Амбициозные планы Николая II распространялись прежде всего на Балканы, где Россия выступала в роли защитника славян и союзника славянской Сербии, неустанно боровшейся за увеличение своей территории и выход к морю. Российская империя также считала себя поборником прав славянских народов под австрийским правлением. У самой русской границы на территории Австро-Венгрии жили три славянских меньшинства, которым покровительствовала Россия: украинцы, русины и поляки.
Австро-Венгрия, которой с 1848 г. правил Франц Иосиф, пыталась сохранить собственную громоздкую имперскую структуру, балансируя между многочисленными национальными меньшинствами. В 1867 г., желая найти компромисс между требованиями немцев и венгров, Франц Иосиф принял титул императора Австрии и короля Венгрии. Австрийцы разработали сложную парламентскую систему, целью которой было предоставить место в законодательном органе каждому из народов [3]. Но само нежелание Габсбургов что-либо менять столкнулось со стремлением обуздать возмутителя спокойствия, угрожавшего австрийскому господству на юге, – постоянно растущее (по крайней мере, по мнению Австрии) Сербское государство.
В Великобритании писатели и журналисты, равно как и адмиралы с парламентариями, били тревогу, твердя о растущей военно-морской мощи Германии. В начале лета 1914 г. эти опасения подогрело известие о грядущем расширении Кильского канала, что позволило бы безопасно и стремительно перебрасывать немецкие корабли из Балтийского моря в Северное. Антинемецкий пафос господствовал на страницах популярных изданий, настоятельно рекомендовавших правительству ввести всеобщую воинскую повинность, чтобы в случае войны не зависеть от маленькой профессиональной армии. Либеральный кабинет жестко отклонял все подобные предложения.
Схема европейских альянсов отражала стратегические опасения всех государств. Две Центральные державы, Германия и Австро-Венгрия, были связаны как формальными, так и теплыми дружественными отношениями. С 1892 г. все больше сближались Франция и Россия, с обеими Британия достигла соглашения с целью сократить вероятность конфликта. Англия и Франция, не заключая формального союза, в 1904 г. подписали Entente cordiale (фр. «Сердечное согласие»), урегулировавшее их взаимные претензии в Египте и Марокко, а с 1906 г. начали совместные совещания по военным вопросам. Благодаря этим соглашениям и переговорам и возникла Антанта, союз Англии, Франции и России, создавший для Центральных держав угрозу вражеского окружения. Особенно этого опасался кайзер Вильгельм II. Он мечтал о Германии, которую бы уважали, боялись и одновременно восхищались. Внук королевы Виктории, он возмущался тем, что в мире господствуют ее сын Эдуард VII и внук Георг V, короли, чья империя включала Индию с ее сотней миллионов подданных.
