Владимир Владко - Аэроторпеды возвращаются назад
Генерал Ренуар слегка волновался. Он впервые следил за операцией из своего кабинета. Генерал внимательно смотрел на стрелку часов, которая медленно приближалась к одиннадцати. До одиннадцати часов вечера оставалось еще три минуты… две… одна…
— Внимание, Гагарин, внимание!
Хоть и ждавшие этого момента, генерал и лейтенант вздрогнули от мелодичного звука маленького звонка: сигнал старта торпед! Световое пятно на карте мигнуло и едва заметно шевельнулось. Оно немного растянулось, приобрело форму правильного овала.
— Есть, господин генерал, — доложил громкоговоритель на столе голосом его любимого механика Миети.
Морис Ренуар не отводил взгляда от светового пятна, лихорадочно ожидая его движения. Часы медленно отсчитывали секунды: раз-два, раз-два…
— Господин генерал, движется! — не выдержал Гагарин.
Да, пятно медленно двигалось на восток. Бешеная скорость отряда аэроторпед, делавших в час по крайней мере триста километров, казалась в масштабе карты — поступью черепахи. Световое пятно двигалось на восток, к СССР, строго держась направления, указанного красной линией.
Необыкновенно остроумные и сложные сигнальные приборы передавали информацию о любом движении каждой аэроторпеды сюда, на эту прозрачную рельефную карту. Торпеды неслись где-то в воздухе. Они ежеминутно удалялись от базы, от аэродрома, откуда только что стартовали. Но на карте сохранялся их след в виде мельчайших световых точек, которые сливались для наблюдателя в одно сплошное световое пятно, все время едва заметно продвигавшееся на восток, обозначая движение аэроторпед в воздухе по направлению к Москве.
Это было последнее изобретение профессора Ренуара, проработанное в деталях его любимым помощником Гагариным. Благодаря этому изобретению можно было все время следить за движением торпед, не выходя из кабинета, и даже более того: остановка любой торпеды немедленно отмечалась на карте. Если торпеда падала на землю, ее световая точка превращалась в большую и красную, отделившись от всех других точек, продолжавших свое движение.
Шло время, но Ренуар и Гагарин ничего не замечали, склонившись над картой и следя за полетом аэроторпед. Отряд приближался к границе: самое опасное место! Хотя вряд ли в шуме артиллерийских выстрелов, в бешеном грохоте линии фронта кто-то различит негромкий гул моторов аэроторпед, что пролетают над фронтом на высоте более двух тысяч метров. Но тем не менее…
И снова первым нарушил напряженную тишину Гагарин:
— Прошли! Прошли!
Действительно, световое пятно продвинулось восточнее линии фронта, ни одна точка не остановилась, не окрасилась в красный цвет; значит, ни единая торпеда не вышла из строя. Это было уже похоже на настоящий успех, какого даже не ожидал генерал Ренуар, готовый потерять на этом участке пути по крайней мере половину торпед…
Время потекло дальше. Все так же склонялись головы над картой. Только сигаретный дым все плотнее застилал комнату: генерал Ренуар курил сигарету за сигаретой, жадно втягивая грудью ароматный дым.
В районе Смоленска шесть точек отделились от общего пятна и остановились, окрасившись в красный цвет. Чуть дальше отделилось еще с десяток точек. Лейтенант Гагарин, вооруженный увеличительным стеклом, внимательно подсчитывал выбывшие из строя торпеды. По какой причине выбывали они — этого никто сказать не мог. Уничтожали ли их загадочные радиоволны, останавливавшие моторы, разрушали ли голубые лучи электропрожекторов или же в них просто попали снаряды зенитных пушек?.. Ответа не было. Однако генерал Ренуар аккуратно отмечал на карте места, где вспыхивали тревожные красные точки: то были центры инфекции, центры, откуда через несколько дней во все стороны начнет распространяться зараза, болезнь…
Торпеды летели дальше. Темная июльская ночь укрывала их тьмой, они летели над Советским Союзом, невидимые, как таинственные ночные птицы. Еще в двух местах, уже совсем близко от Москвы, отделились от общего пятна два десятка красных точек. Снова генерал Ренуар отметил места центров заражения. И, в конце концов…
Приблизившись к Москве, световое пятно закрыло ее черный круг. Полминуты, минута… И вдруг все пятно остановилось. Центр его окрасился в красный цвет, потом покраснели края… Все! Красное угрожающее пятно из мельчайших точек осталось на карте, а сквозь него снизу просвечивал условный круг, обозначавший советскую столицу.
Генерал Ренуар встал, с грохотом оттолкнув стул. В ту же секунду репродуктор доложил:
— Операция завершена, господин генерал.
Глаза генерала блестели. Он гордо выпрямился. Гагарину хотелось петь; он забыл, что еле держался на ногах от усталости. Генерал Ренуар шагнул к нему:
— Гагарин, — произнес он, — вы первый, кроме меня и Миети, узнали о сегодняшней победе. Поздравляю вас, мой помощник! Сегодня мы положили на весы решающую гирю. И вот, я вижу: чаша весов склоняется, она приносит нам большую, такую нужную нам победу… Гагарин, поздравляю вас!
И генерал Ренуар крепко пожал руку своего помощника.
Я ЖДУ ТЕБЯ, ДЖОННИ!.
«Эпидемии в СССР! Центр Советского Союза охвачен эпидемией гриппа! Из-за массового заболевания рабочих в Москве останавливаются заводы! Перебои в работе советского железнодорожного транспорта! Эпидемия распространяется, охватывая весь центральный район страны! Эпидемии в СССР, покупайте газеты, покупайте газеты!»
Не было ни одного человека, который немедленно не купил бы газеты, пораженный криками уличных продавцов. Новости действительно ошеломляли: эпидемии в СССР?.. Центр страны большевиков охвачен инфекционными болезнями?..
А по улицам уже бежали новые газетчики, с новыми выпусками, экстренными изданиями газет:
«Эпидемия в СССР распространяется! Возникают все новые центры инфекции! Гриппом охвачен, кроме Москвы, еще и Смоленск! Покупайте вечерние экстренные выпуски газеты, покупайте!..»
Человек подозрительной наружности, в желтой шляпе, с длинными усами, которые производили впечатление приклеенных, собрал вокруг себя толпу и произносил пылкую речь, напоминавшую выступление дешевого адвоката, только что получившего за нее авансом определенное вознаграждение:
— Сам господь бог карает большевиков. Теперь им ничто не поможет. Граждане, помолимся господу, да пошлет он благословение нашей храброй армии, которая истребит варваров-большевиков под самый корень. Святое провидение наслало на коммунистов болезнь, чтобы помочь нам уничтожить большевистскую заразу. Граждане, мы должны всеми силами помочь нашей армии! Граждане!..
Дик Гордон, проходивший по улице, на ходу прислушался к этой речи и еще быстрее зашагал дальше. Это было мерзко. Само упоминание о средствах бактериологической войны вызвало у него неприятное чувство. Стоило ему закрыть глаза и подумать об этом, сразу вспоминалась отвратительная фигура человека в белом халате, который, усмехаясь, вливал яд в рот связанной, опутанной веревками женщины. Почему у Гордона возникала в уме именно эта картина — он и сам не знал. Однако она преследовала его, как навязчивый кошмар.
Купив газету и торопливо просмотрев ее, Гордон поднялся в свою квартиру. Здесь он снял фуражку и сел в кресло, устало вытянув ноги. С минуты на минуту должен был прийти Джонни Уолтерс. Он позвонил Дику по телефону и предупредил его:
— У меня чрезвычайная информация от Тома Даунли.
— Какая? — спросил Гордон.
— Не могу сказать. Ты идешь домой? Ладно, я зайду к тебе. Жди.
А пока что Дик Гордон еще раз лениво просматривал вечернюю газету. Она целиком, от первой до последней страницы, кричала о грядущей победе над Советским Союзом. Ушлые репортеры высчитывали, сколько дней нужно, чтобы эпидемия охватила всю центральную часть СССР и остановила все производство. По их утверждениям получалось, что стоит только подождать четыре-пять дней и советские позиции можно будет захватить голыми руками.
Газеты ни словом не упоминали о причине возникновения эпидемии гриппа в СССР. Оно и понятно: зачем писать о бактериологической войне? Разве не красивее, не благодарнее приписывать случившееся провидению или длани самого господа бога?..
Дик Гордон раздраженно швырнул газету на пол. И тотчас же у него мелькнула мысль: что это с ним творится? Почему, собственно, он не радуется? Ведь эпидемия в СССР действительно открывает большие возможности для военных операций.
Дик поднял глаза к потолку и задумался. Что-то с ним творилось. В его сознании медленно происходил какой-то перелом. Какой именно — этого он не понимал. На сей раз Дик Гордон не мог спокойно и хладнокровно анализировать свое поведение и настроение, как делал всегда.
Его размышления прервал Джонни Уолтерс, неожиданно вбежавший в комнату. Он был очень взволнован:
