Александра Матвеева - Геополитическая концепция истории России П. Н. Савицкого
Данное суждение отражает представления Савицкого об организации социалистической экономики, сообразно с которыми в коммунистическом обществе «каждый будет получать по потребности, ибо всего всем будет хватать, а труд станет привычкой людей»[771]. При этом, им признавалось, что ценой «ставки на сильных» будет ухудшение положения деревенской бедноты, «нетрудолюбивых».
В подобных начинаниях советской власти Савицкий прозревал связь с аграрной политикой дореволюционной столыпинской России, «ведь переход к оплате по труду ставит в привилегированное положение именно те элементы, которые раньше выделялись в кулачество»[772]. Разница заключалась в том, что «лучшие работники» теперь не мелкие производители, а члены «обобществленных предприятий»; не собственники орудий производства, а «прикрепленные к ним». Таким образом, «постоянное отношение между людьми и вещами, отмененное в одной форме (институт частной собственности), восстановлено в другой (институт прикрепления)»[773]. В результате, по мнению Савицкого, вновь, правда, в иной форме, восторжествовала историческая евразийская система «хозяинодержавия», когда И. В. Сталин, стал придерживаться в 1934 году курса «политики нормализации», как единственно отвечающей потребностям страны[774].
Петр Николаевич полагал, что правильность этого курса была осознана коммунистами только в 1935 году, когда советская власть «убедилась, что для колхозника не может быть достаточных стимулов для повышения производительности труда в рамках общего колхозного хозяйства» и что колхозы не в состоянии полностью занять рабочую силу трудящихся[775]. Это «понимание», по мнению Савицкого, нашло отражение в принятии устава сельскохозяйственной артели в начале 1935 года, делавшим ставку на передовиков-ударников. Но в отношении земельного вопроса последствия II Съезда колхозников-ударников были губительны для «нормализации». Речь шла о втором пункте «Примерного устава», согласно которому, каждой артели выдавался государственный акт на бессрочное пользование землей, размеры которой, во избежание чересполосицы, могли быть увеличены, в том числе, и за счет земель, занимаемых единоличниками.
Негодуя по этому поводу, Савицкий писал: «Сторонники земельной реформы в России, осуществляемой на основах частной собственности, мечтали в свое время разделить помещичью землю между крестьянами и каждому из них дать на нее «синюю бумажку» (крепостной акт на землю). Генерал Врангель и попытался делать это в Крыму в 1920 г. Теперь дело дошло до выдачи другого рода «крепостных актов» на землю – и при этом не только бывшую помещичью…»[776].
Критикуя проект устава за наступление на права единоличников, за отсутствие учета количества душ при определении размеров усадебных участков, «истинный евразиец»[777], будучи уверенный в силе «фактов-пророчеств» своей экономической теории, в 1935 году был убежден, что в колхозах рано или поздно «начнется процесс частно-хозяйственного перерождения и сквозь образ «трудового товарищества» прорастут черты своеобразного «акционерного общества»[778].
2.2. Эволюция политической системы Советского Союза
Подвижки в сторону национального «евразийского» перерождения СССР, евразиец наблюдал и в политической сфере, что было обусловлено не только изменениями в экономической системе. Процесс демократизации советской системы на период 1932–1935 г., по его мнению, был сопряжен с отталкиванием евразийской исторической кривой от европейской «конъюнктуры». Это было связано также с установлением диктаторских режимов в Европе, ужесточением экономической политики[779].
Особенно наглядно обратная сопряженность «исторических ритмов», по мнению Савицкого, проявлялось в сравнении СССР и нацистской Германии, выражавшей к тому времени наиболее активно «океаническую» сущность своей двойственной геополитической природы. При этом евразийский лидер подчеркивал, что коммунисты «сознательно отталкиваются от примера «национал-социалистической Германии»[780]. Например, если в Германии происходили гонения на писателей, аутодафе, то в Советской России коммунисты стали «бережно относиться к книгам некоммунистического содержания», произвели амнистию «неблагонадежным писателям». Если в Германии начались бессудные расстрелы, то в СССР постановлением ЦИК от 10 июля 1934 г. судебную коллегию ОГПУ упразднили, и был образован НКВД, создавалась единая судебная система[781].
С переходом к прогнозируемой «депрессии» увязывался и политический кризис, который должен был вылиться или «эволюционировать», согласно теории Савицкого, во «вторую фазу революции», «где решающая роль принадлежит образованию к действию преследующих определенные цели групп, комплектующихся из лиц, выделившихся в процессе революции в качестве руководителей политического и технического аппарата»[782]. В этой стадии происходит смена правящего слоя (см: главу I).
Данная «закономерность» рассматривалась как влияние традиции месторазвития на политическое руководство Советского Союза. Причем, те, кто воспринимал ее, оказывались победителями во внутрипартийной борьбе. В этом был залог успеха В. И. Ленина, которого Савицкий, несмотря на явную неприязнь, считал патриотом: «патриотизм Ленина был связан с сознанием отсталости России – в экономическом и политическом отношениях»[783]. Кроме того, справедливо отмечалось, что Ленин часто прибегал к аргументам национального характера во время борьбы с интервентами[784]. В этом же – причины побед «интегрального коммуниста», и одновременно «евразийского националиста», но главное, настоящего патриота, по мнению Савицкого, И. В. Сталина[785]. Отметим, что под патриотизмом Петр Николаевич подразумевал также и стремление к утверждению мощи государства[786].
По убеждению евразийского лидера, Сталин осознавал евразийскую задачу построения особого мира России-Евразии, что «выступало» в его высказываниях о социалистическом строительстве, но «играя, на «национальной струне», он шел по другому, специфически коммунистическому пути»[787].
Савицкий подмечал, что именно Сталин первый стал культивировать «особый патриотизм» того Российского мира: «ни одна большая его речь не обходится без ярких образов из области русской литературы», чаще, чем другие он говорил о «русских большевиках», «русских посольствах» и т. д.[788] С 1936 г., по замечанию Савицкого, Сталин пытался насаждать «историчность» мышления, уважение к национальной истории в окружающей его среде[789]. Савицкий утверждал, что во многом благодаря Сталину «интернационализм официальной идеологии «преисполнен до краев национальными мотивами», что советская жизнь полна «пафоса Родины и пространства»[790]. Здесь он ссылался на «геополитические мотивы» поэзии и прозы в СССР («Много в ней лесов, полей, и рек…»).
Первую попытку перегруппировки сил Савицкий связывал с «зиновьевской» оппозицией 1925 г.[791] В борьбе с ней и с интернационалистом Л. Д. Троцким, Петр Николаевич поддерживал И. В. Сталина, стоявшего в центре вихря «национал-коммунизма». Савицкий отмечал: «Логика развития политики коммунистической системы несомненно на стороне оппозиционеров. Государственный разум русского и евразийского (т. е. всех народов Союза) государства – в данном случае – на стороне Сталина»[792] (курсив мой – А. М., подчеркивание – Савицкого П. Н.). Ведь внутрипартийная борьба при этом, рассматривалась Савицким не только и не столько, как борьба за власть, сколько как борьба за пути развития России. В этой связи он придавал большое значение своевременному разгрому Сталиным Ленинградской организации. Поскольку это была война двух проектов будущего страны – Московского (сталинского), направленного на налаживание дружественных связей с буржуазными государствами для обеспечения внешнеполитической поддержки в условиях фашизации Европы, «в отречении от идеи немедленного «раздувания» «мировой революции»»; и Ленинградского – интернационалистского[793].
С другой стороны, «выстрел в Кирова являлся репликой на «нео-нэп» начавшегося в 1932 г., когда Сталин, по мнению Савицкого, углубил «евразийскую» направленность своей политики, выдвинув лозунг в 1933 г. «о необходимости сделать всех колхозников зажиточными», что рассматривалось евразийцами как путь к «нормализации»[794].
Неприятие левой оппозиции компенсировалось сочувственным отношением Савицкого к представителям правого уклона, как к «государственникам» и «ревнителям интересов особого мира Евразии внутри ВКП (б)» – той части партийного аппарата, на которую евразийцы хотели делать ставку в «национальном деле» преобразования Коммунистической партии в Евразийскую[795]. Отстаивая их позиции, евразийский лидер заявлял: «Правые хотели того же, что и Сталин, только путем меньших жертв и меньших осложнений»[796]. Он считал, что концепция Бухарина на 1930 г. в большей степени отвечает «демотичности», чем линия Сталина[797]. А в 1937 г. негодовал по поводу обвинений в адрес «почвенников» Бухарина и Рыкова в равнодушии к Отечеству[798]. Полностью разделял позиции «компетентного специалиста» Сырцова и Ломинадзе, «стоявших за трезвость в оценке положения и за некоторую осмотрительность в темпах»[799].
